В преддверии бури (СИ) - Рудкевич Ирэн. Страница 39

— Точно ли? — я посмотрела на трактирщика — едва сдерживая ухмылку, он с достоинством кивнул и выложил на стол горстку монет (когда только достать успел!).

— Ну тогда иди, что ли, почтенный, — я рывком поднялась, отвесила торговцу приободряющий пинок, чтоб шевелился быстрее. — Небось, и другие покупатели ждут, дел полно у тебя? И выручку свою честную не забудь!

Пыхтя от унижения, торговец неожиданно быстро для своей комплекции вскочил на ноги, лопатообразная ладонь ловко сгребла со стола злоты. Раскланиваясь наивежливейше и бормоча себе под нос проклятия — я расслышала что-то о дочери шлюхи и зле, что во всём мире происходит исключительно из-за баб, — он задом ткнулся в дверь, наощупь схватился за ручку, открывая её, и опрометью выскочил на улицу. Я ногой подкинула опрокинутый стул, ставя его на место, уселась сверху и испытующе посмотрела на хозяина.

Швель веселился. Нет, не так. Швель покатывался от хохота, размазывая по лицу слёзы и с трудом удерживаясь на стуле. Он икал, тыкал пальцем поочерёдно то в меня, то в стоящие неподалеку мешки, от которых тянуло сладко-пряным ароматом, то в дверь, закрывшуюся за торговцем, и вновь отваливался на спинку стула, держась за живот.

Из-за двери снова выглянул Кай, увидел хохочущего хозяина, скрылся обратно и тут же вернулся, неся кружку с водой. Швель, схватив её, попытался было отпить, но не смог — снова расхохотался. Кай с неодобрением посмотрел на меня, дескать, до чего хозяина довела, и остался стоять рядом.

Наконец, Швель начал успокаиваться.

— Ну ты… Ик… Даешь, — с трудом произнёс он и вновь захихикал. — Как ты его… Ик…Коленом-то… Ик… А потом… Ик… про калеку и резать… Ик…

Я не смогла удержаться от улыбки, глядя на веселящегося купца.

— А ты, значит, только прибыл — и сразу за дела?

— Да… Ик… На рассвете… Ик… Пустили… Ик… Дармоеды… Ик… И за дела… Ик… Сразу. А тут… Ик… Вона как, многоуважаемый Котлен-то… Ик… Помер. А наследников не… Ик…Не нажил. Вот дело его Мадяру… Ик… Громиле бесчестному…Ик… И досталось.

— А что же, Котлен этот единственный, кто драконьей специей торговал?

— Нее, не единственный… Ик… — Речь Швеля мало-помалу становилась внятной, — Цены у него… Ик… Хорошие бы… Ик… Были… И-ик… Для своих уж, сама понимаешь, старался… Ик…

— Думаю, теперь и у преемника цены хорошие станут, — усмехнулась я — Для своих.

— Вот спасибо тебе, выручила снова, — махнул рукой купец, успокаиваясь. — Не хватало только под зиму нового поставщика искать. Ну да теперь-то сдюжим, этого, — он кивком указал на мешки, — до весны хватит, а там уж, может, с Оксом на поставки договорюсь, он всяко почестнее Мадяра-то будет.

Кай, дождавшись, пока Швель договорит, хмуро поинтересовался:

— Завтрак подавать?

— Подавай, — кивнул Швель, и, глядя на недовольно покосившегося в мою сторону мальчишку, добавил на всякий случай. — На двоих. За счёт заведения.

Кай нахмурился сильнее, но перечить не стал. А я не стала отказываться — кошелек от сбережённых денег, как известно, не лопнет.

— Какими судьбами тебя в мою таверну занесло? — отдав распоряжение, Швель обернулся ко мне. — Вот уж не думал, не гадал, где встречу.

— Искала место потише и чтоб цены не драли, — я пожала плечами. — Вот и нашла. Только не знала, что твоя она.

Из-за двери снова появился Кай, споро расставил перед нами миски с кашей и кружки с давешним ароматным отваром. На некоторое время разговор затих, только слышался стук ложек, выгребающих со дна кашу. Наконец Швель, насытившись, вновь отвалился на спинку стула.

— А ты, значится, в Тамре осесть решила?

Я кивнула.

— А что работа, не ищешь ли? Не ходила ещё к ратуше?

— Вечерело уже. Пока таверну нашла, пока поужинала. Хотела поутру идти, спустилась, а тут ты с этим сидишь. Ну и решила задержаться, помочь по старой памяти.

— За помощь благодарствую, — Швель отвалился от стола, довольно поглаживая живот пухлыми ладошками. — А прежде, чем к ратуше идти, ты вот что послушай.

Швель заговорщицки наклонился ко мне.

— От меня тут давеча помощник ушел. Хотел сегодня отправить Кая объявление писать, да вот думаю теперь, надо ли. Девка ты шустрая, бойкая, вполне для должности подойдёшь. Да и знакомы мы с тобой ужо, всяко надёжнее, чем нового кого нанимать. Как смотришь на то, чтоб на меня поработать?

— Мальчишка твой говорил, что ты мужика искать будешь. Чтоб и сильный был, и в делах торговых понимал, — заметила я. — А я в них, сам понимаешь…

Швель махнул рукой.

— Да и искал бы. Ночных выпивох да буянов успокаивать — тут и сила, и умение нужны. Но ты не хуже справишься, уж не впервой вижу. А то и лучше. А делу я тебя сам научу.

— Не навредит ли таверне, если дела твои девка вести станет? — на всякий случай уточнила я. — Нравы тут у вас… иные, чем в Вольницах, не привыкли вы, чтоб женщина заместо юбки штаны носила да кулаками махала.

— А и что нравы! — купец аж руками всплеснул. — Ну будет у меня за стойкой девка красивая стоять вместо мордоворота, так-то даже лучше для таверны. Все ж почему мужиков ищут? Чтоб, значится, не только дела вел, но и упившихся до буйства выставить мог. А с этим ты не хуже мужика справишься, уж не впервой вижу.

Я сделала вид, что раздумываю.

— Да ты не боись, не из вежливости тебя зову, — будто услышал мои сомнения Швель. — Давно хотел, чтоб за стойкой девка стояла. Так в дорогих тавернах делают, где хозяева могут себе позволить отдельно девке, а отдельно вышибале платить. А у меня таверна, видишь, не на площадях, стал быть, и прибыль меньше, экономить приходится. Но деньгами не обижу! И поселю бесплатно, и кормёжка тоже за счёт заведения, всё, как водится, по справедливости сделаю. Так как, согласишься? По нраву тебе такая работа?

— По нраву, — наконец сдалась я. — Уговорил, хозяин, пойду к тебе работать. Учи меня своему делу.

Интерлюдия 3

Тонкая высокая женщина в струящемся платье цвета запёкшейся крови, с уложенными в сложную причёску и изукрашенными драгоценными камнями и жемчугом чёрными, точно вороново крыло, волосами, стояла в центре открытой всем ветрам смотровой площадки. Её удивительные радужные глаза устало смотрели на предгрозовые переливы багряно-лилового неба, на танец тяжёлых малиновых туч, кружащих среди пронзивших небо шпилей белоснежных резных башен. Ухоженные пальцы задумчиво поглаживали край простой стеклянной чаши, установленной на треноге, и изумрудного цвета вода покрывалась рябью от каждого их движения — или от искр, срывавшихся в чашу со странного приспособления, надетого на руку женщины — воронёного браслета, от которого тянулись тонкие цепочки к кольцам на пальцах.

Ветер подул сильнее, и женщина поёжилась, но не двинулась с места — над туманами, плотным слоем покрывавшими презренную твердь Тайлена, всегда дуют холодные ветра. Это там, внизу, под пологом жемчужного марева, тепло, влажно и безветренно, но женщина скорее бы дала отрезать себе обе руки, чем согласилась хоть на миг спуститься ниже тумана — в безрадостную вотчину, выделенную презренным рабам.

При мысли о них ноздри тонкого, аристократичного носа презрительно раздулись, но женщина продолжала стоять, не шелохнувшись — недостойно высшей над высшими, рождённой управлять жизнями и судьбами, хоть на миг задумываться о низших, чей удел — бездумно служить, а не править.

— Так и знал, что найду тебя здесь, — послышался голос, и женщина медленно обернулась навстречу пришедшему.

— Таилий, — бесстрастно проронила она. — Рада видеть тебя, брат. Какие известия ты принёс?

Мужчина, названный Таилием, широким шагом приблизился, его багряный плащ взвился, подхваченный порывом ветра, открывая взору сверкающее серебро лёгкого парадного доспеха; он церемонно подхватил изящную кисть женщины и почтительно коснулся губами ледяной кожи.

— Позволь, сестра? Ветер перед грозой особенно холоден, — мужчина плавным, полным аристократизма движением сдёрнул плащ, набросил его на плечи женщине.