Братья-рыцари и камни Гроба Господня (СИ) - Никмар Алекс. Страница 32

За всех ответил Бернар де Торнье:

— Нет, монсеньор, мы бы тоже добровольно предстали перед королевским судом, ибо подвластны едино лишь Суду Божьему.

— Я и не ждал от вас другого ответа. Теперь отвечу на вопрос о камнях: сейчас они нам никак не помогут, поскольку чтобы овладеть их силой и научиться контролировать их мощь, нужны длительные тренировки. Прочитав свитки, вы начнёте их сегодня же и будете неустанно продолжать их весь ваш путь, чтобы в случае необходимости, вы смогли использовать камни для защиты вас, каравана и тех, кто будет в этой защите крайне нуждаться.

Жак де Моле вопросительно и, в то же время — требовательно взглянул на рыцарей: те, в знак того, что они поняли поставленную им задачу, и принимают свою судьбу, покорно закивали. Удовлетворённый этим, Великий магистр закончил:

— Что ж, хорошо. Ну а на последний твой вопрос, брат Бернар, ответ и так очевиден: орден Бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова был создан для защиты христиан, и он ни при каких обстоятельствах не должен стать причиной раздора меж ними, в том числе — и ради благой цели защиты своего доброго имени!..

Рыцари в почтении склонили головы и ещё раз преклонили колено для последнего благословения. В словах Жака де Моле, была пусть и горькая, но единственно важная для них правда. В них был их жизненный и духовный ориентир, их святое предназначение, безропотно и самоотверженно выполнять которое, они когда-то давали торжественный обет. Их Великий магистр был как всегда прав: пойти против этого обета, было для них неприемлемо и немыслимо ни при каких обстоятельствах, в том числе — и перед лицом собственной смерти.

Осеняя преклонивших колено и склонивших голову рыцарей крестным знамением, Великий магистр Жак де Моле сказал им своё последнее напутствие:

— Храни вас Господь, рыцари-хранители, помните вашу миссию — в вас, в ваших потомках, я вижу грядущее в веках возрождение нашего славного ордена Бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова! Помните наш бессменный девиз, завещанный нам первым Великим магистром Гуго де Пейном и святым покровителем нашим Бернардом Клерво́ским. Следуйте ему на пути Христа, до тех пор, пока Господь не смилостивится над вами и не заберёт ваши чистые души к себе, в Царство Небесное! Идите!..

Ответом ему был девиз ордена Храма, с чувством произнесённый четырьмя склонившимися перед ним рыцарями:

— Non nobis, Domine, non nobis, sed Nomini Tuo da Gloriam! — Не нам, Господи, не нам, но Имени Твоему воздать Славу!..

Глава 8

Дунай, окрестности вольного имперского города Ульма, земли бывшего герцогства Швабия, Священная Римская империя, ноябрь 1307 года от Рождества Христова.

Три шнеккера, подгоняемые почти попутным ветром, течением и шестью парами вёсел каждый, опасно быстро шли по свинцово-серым водам холодного Дуная.

Берега реки были угрожающе близко. Корабли, толкаемые боковым ветром, всё время норовили выскользнуть из стремнины влево, и это было опасно. Выручали караван опытные, не раз ходившие по Дунаю кормчие, в помощь каждому из которых братом-сержантом Жаком Мотье было выделено по могучему сержанту и несколько умелых воинов. Все вместе, они делали всё, чтобы шнеккеры не ударились в сползающие к воде крутые склоны или не выскочили на почти невидимые, под серым осенним небом, отмели.

Управляющий движением каравана Халл Фарбьорн хорошо знал эти воды. Почти беспрерывно, он стоял возле рулевого весла со вчерашнего вечера, но, несмотря на усталость, сменить себя своему помощнику так и не позволил. Старый кормчий знал, что делал: даже днём ноябрьский Дунай мог показать свой суровый норов, к тому же — впереди лежал Ульм, и если рыцари решатся прорваться мимо его башен с боем, то для того, чтобы эта затея у них закончилась благополучно, командам шнеккеров понадобятся все его знания и опыт…

Волна монотонно била в борт и покачивала висевший под парусиновым пологом одинокий фонарь, тускло освещавший лица четырёх, находившихся здесь братьев-рыцарей. Прошло уже больше часа, как ни один из них не проронил ни единого слова: кругом были враги, враждебны были все — и монархи, и сеньоры, и простолюдины, ибо для всех них тамплиеры были вне закона.

В головах у рыцарей не было страха, в них не было и мыслей о своём будущем: какое будущее, кроме как попасть в Царство Небесное, отдать себя Господу и принять часть Его в себя, могло быть у этих суровых мужчин, когда-то одевших на себя белые туники с красным крестом на левой груди и, тем самым, отрекшихся от всего земного…

В головах у них были лишь вопросы — страшные, своей жестокой реальностью, вопросы без ответов…

Как получилось так, что каждый из жителей христианской Европы, мгновенно забыл о том, что почти двести лет братья-рыцари ордена Бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова своим телом прикрывали христиан от мусульманского меча? Как же вышло так, что все они вдруг враз забыли о жертвах храмовников во имя Христа в Леванте? Как вышло так, что никто из них не хочет вспомнить об их самоотверженности при защите тысяч паломников от лихих людей, на глухих лесных дорогах самой Европы? Почему никто из тех, кому когда-то помог орден Храма, не рассказывает о многомесячных бесплатных выдачах хлеба голодающим в неурожайные годы, и — в конце концов — о всегда открытых дверях их командорств и монастырей для всех странствующих и страждущих: путников и просто голодных и нуждающихся — больных и ограбленных?..

Неужели никто не знал о строгом уставе ордена, запрещающем братьям-рыцарям иметь что-то личное, что не является строго необходимым ему в боевом походе?

Наверное — не знал, ибо забыв про собственную честь, сейчас считал себя в полном праве наложить свою руку на часть их «сказочных» богатств.

Насчёт «считал» — с этим можно было даже не спорить, вот «мог ли» — на это у четырёх братьев-рыцарей Храма было своё собственное мнение.

Тем не менее, опасность не выполнить последнее поручение Великого магистра — то, ради чего они четверо не остались в Тампле, и не приняли на себя испытание унижениями и пытками королевских палачей и полоумных инквизиторов — была очевидной. Раз очевидной — то и обсуждать её не имело никакого смысла — праздные разговоры у тамплиеров никогда не были в чести.

Ещё со времён основания ордена, в кругу рыцарей Храма справедливо считалось, что за них должны говорить лишь их дела и поступки, но никак не их языки. Они — языки — ничем не могли им помочь в исполнении обета всеми силами самим добиваться Царства Небесного и помогать в этом другим — паломникам и вообще — всем добрым христианам… скорее — они были оружием их братьев-капелланов — врачевателей и спасителей христианских душ. Слово же из уст брата-рыцаря, за исключением святой молитвы и церковной службы, по твёрдому убеждению и традициям храмовников, должно было звучать лишь для достижения конкретной, чётко обозначенной цели, когда достичь этой цели иным способом, ему не представлялось возможным…

Так, в молчании, под завывание бьющего рывками, в наполовину убранный парус, ветра, доверившись предначертанной им судьбе, четверо рыцарей-тамплиеров спокойно ожидали её нового поворота. В том, что он неминуемо будет, причём скоро — можно было не сомневаться. Впереди лежал вольный имперский город Ульм, и, как считал Гуго фон Вайнгартен, пройти мимо него незамеченными, им никак не удастся — русло Дуная там сильно сужалось, и не исключено было то, что через него горожанами будет натянута железная цепь, преодолеть которую их тяжело нагруженные шнеккеры сходу не смогут.

Несмотря на это, братья-рыцари молчали. Да и о чём можно было говорить, если их отряд был настолько мал, что пробиться через городские башни, между которыми могла быть натянута цепь, у них всё равно не было никакой возможности?.. Всё, что им оставалось — это настойчиво молиться и искренне верить в то, что уже проделанный ими трудный путь не был напрасным…

День был пасмурным. Затянутое низкими плотными тучами небо готово было разразиться дождём, за весь день оно не пустило на холодную землю и протекающую по ней реку, ни единого солнечного луча. Братья-рыцари любили солнечный свет, и не потому, что привыкли к нему в жарком Леванте — он ассоциировался у них с Благословением божьим, согревающим их одетые в простые одежды тела, на неприветливых дорогах прохладной Европы. В других условиях, такая пасмурная, неприветливая для людей погода, считалась бы плохим знаком, но только не сейчас, когда остаться незамеченными, было для братьев-рыцарей залогом успеха их трудной и полной опасностей миссии.