Хочу тебя любить (СИ) - Тодорова Елена. Страница 20
Пока я стаскиваю со всех извилин мысли, Чара тянется к бутылке и разливает водку по стопкам.
– Дай закусить, ну? – очередную ухмылку давит.
Метнувшись к холодильнику, бросаю перед ним упаковку нарезанного сырокопченого сыра и такую же упаковку салями. Чарушин выпивает и закидывается жрачкой. Я тоже не грею – опрокидываю свою стопку. Но не закусываю. Выдыхаю носом, слизистую будто огнем продирает.
А Чара дальше лыбится.
Счастливый, видимо. Сука.
– По поводу Вари, – вроде как между прочим. Будто не из-за нее сюда приперся. – Не знаю, что там у вас произошло, и зачем ты деньги ей давал, но, понимаешь, у нее случится истерика, если ты не примешь долг. А ей, сам знаешь, нервничать нельзя.
– Очередной шантаж?
– Очередной?
Молчу. Прижимая к губам кулак, зло смотрю из-подо лба.
Очевидно, Любомирова Чаре не поведала, зачем я давал ей деньги. Конечно, кому такое расскажешь?! Перед ним хорошенькой хочет быть. Выдать бы все махом, но какая-то хрень не дает открыть рот.
Зато Чара продолжает вещать.
– И насчет Ильдаровича, – говорит он, разливая по стопкам водку. – К нему вернулась только Валентина Николаевна. Варя в общаге сейчас живет.
Вот тут я выпадаю. Не то что челюсть роняю. Все внутри обрывается.
– Что значит, в общаге? Ты, блядь, серьезно? – выдыхаю хрипло. – Как до этого дошло?
– Варя не захотела с ними жить. А Валентина Николаевна решила надавить, турнув ее из квартиры. Думала, что быстрее прибежит к Ильдаровичу. Но Варька, блядь, упертая, – качает головой, впервые выказывая какие-то эмоции. – В общем, сам знаешь.
Не хочу реагировать, но… Представляю всю эту блажь и зверею.
– Лучше бы не знал, – выдаю невольно.
Благо Чара не заостряет. Толкает мне стопку. Выпиваем.
– И как… – пытаюсь себя тормознуть, но, сука, не могу. – Как она сейчас?
– Нормально, – все, что говорит болтливый дятел Чара.
И смотрит в упор. Ждет, что буду конкретно о чем-то расспрашивать. А мне, конечно, на хрен не надо.
– Разливай, – подгоняю.
После этой дозы меня уже конкретно штырит. Сознание толкает в ту самую душную яму и выдает, мать вашу, столько воспоминаний – захлебываюсь ими. Все чувствительные точки взрывает.
– Так что с деньгами? – лезет снова Чара.
– Уже сказал, – бросаю резко и поднимаюсь, чтобы схватить сигареты и закурить.
– Тогда я у себя оставлю пока. Не могу Варьке вернуть, ее это убьет.
– С чего бы? – выдыхаю вместе с никотином.
Правда, не понимаю. А этот козел, лучший друг который, молчит. Точнее, выдает какую-то муть.
– Когда ума наберетесь и поговорите, решите потом, что с ними делать. Подержу, как банковская, блядь, ячейка. Но без процентов. Учти.
Я сердито тяну новую порцию никотина.
– Потеряйся с этой темой. Реально похрен.
– Как скажешь, – и поднимается. – Погнал я тогда. Еще дела есть.
Знаю я его дела.
– К ней? – сам не понимаю, на хрена спрашиваю.
Чарушин ухмыляется и мотает головой.
– Если ты о Варе, то нет. Она в общаге. Семьсот сорок вторая комната, кстати. Второй корпус.
– И зачем мне?
Злюсь, потому как во вред эта информация. Запомню ведь. Сука, я до сих пор все о ней помню и каждой новой детали присваиваю чрезвычайный статус важности.
– Может, вытянешь ее куда, – предполагает Чара, а у меня моментально сердце катает максимум. – У меня не получается. Если бы не пары, сидела бы в комнате сутками. Прикрывается работой. Но вообще… Не очень все у нее.
Чарушин уходит, а я, как последний осел, верчу и верчу последнюю фразу в затянутом алкоголем сознании. Почему «не очень»? Что с ней опять не так?
Этот вопрос сидит во мне и на следующий день, и через неделю. Встречая Любомирову где-либо в коридоре, каждый раз подрывает сказать: «Смотри, я не страдаю». Это я всеми силами, со всей своей тупой болью и неутихающей яростью и демонстрировал. Обнимая Карину, целуя ее, провожая ее на тот самый седьмой этаж, оставаясь там на ночь, полночи жестко трахая ее, выдавая каждый день тонну безумных эмоций. Но ОНА не смотрела. Любомирова никогда на меня не смотрела. И это вызывало во мне тяжелые, зудящие, дерущие, удушающие чувства, которые я с трудом перерабатывал и, выдавая остаток в наглую ухмылку, шел дальше.
Однако правда состояла в том… Я только делал вид, что мне на нее похрен, а ей и действительно было.
Глава 19
Смотри, ты ведь хочешь меня, а не ее…
© Варвара Любомирова
Черная подводка вокруг глаз, синие волосы, малиновая помада, джинсы в облипку, кожаная косуха – я себе очень нравлюсь. Чувствую себя смелой и уверенной. Удивленные взгляды, которыми меня провожают в академии, не вызывают ровным счетом никаких эмоций.
Взрыв эмоций сейчас способен вызвать только ОН.
Каждый день я просыпаюсь с мыслью, что сегодня забью на все и сама подойду к Бойко. Но… Всякий раз, как он оказывается где-то рядом, я не решаюсь даже взглянуть в его сторону. Это что-то внутреннее – какой-то неизлечимый изъян, похуже искусственного клапана. Он тормозит прорыв боли, которую я в себе скопила и продолжаю дальше собирать. Я слишком сильно боюсь увидеть ИХ вместе. Увидеть и запомнить. Это ведь после не сотрешь. А пока… Пока я только слышу от других и замечаю косвенно. До икоты рыдаю ночами. Особенно сильно в те дни, когда знаю, что Бойко на нашем этаже. Спит с ней.
– Они так трахаются, у меня книги с полок падают, – хихикают девчонки в душевой.
– Эх, завидую я Каринке. У меня только от их «аудиопорно» трусы мокрые.
А я продолжаю умирать. Пятый месяц пошел с того дня, как я все разрушила. Мой хирург должен гордиться проделанной работой – после всего пережитого клапан до сих пор на месте и исправно пашет. Иногда мне хочется, чтобы на очередном обследовании сказали, что там что-то нарушилось, образовался зазор, отторжение, отслойка… Но потом я сама себе говорю, что не уйду из этого мира, пока не буду с ним.
Говорить говорю… Только как это провернуть? Если я ревную, болею, схожу с ума, а сделать ничего не могу! Даже если и предположить, что переломлю себя, не могу я вешаться на чужого парня. Он ведь ЧУЖОЙ!!! Не мой.
Но что-то ведь было раньше. Кир рисовал меня, ходил за мной, преследовал, добивался внимания… Просто я его сильно обидела. Разочаровала. Упала в его глазах. В своих – упала и разбилась.
Возможно, это даже тянет на предательство. Он ведь не знает правды! А если и узнает, сможет ли простить? Сейчас я понимаю, насколько больно сделала ему. Хоть у Кира и не было таких чувств, как у меня к нему, но все же… Он хотел быть со мной. Он мог быть моим.
Что же я наделала?! Как теперь все исправить?!
В октябре я получила очередную зарплату и, наконец, собрала оставшуюся сотню тысяч. Долго думала, чтобы поехать к Бойко на квартиру и вернуть деньги лично. Идеальный повод, чтобы встретиться. Но… Я так и не решилась. Снова передала через Чарушина.
– Что ты с собой сделала? – шипит мама, когда я захожу к ней в кабинет на одной из перемен. – Что с тобой происходит? Выглядишь, как скрещенный вариант эмо с готом!
– Ты ничего больше спросить не хочешь? – моментально взрываюсь я. – Как я себя чувствую? Когда последний раз нормально ела? Только учить меня умеешь!
– Ты сама сделала выбор в пользу общежития, – напоминает сдержанно.
– Да! Потому что ты предпочла своему ребенку мужика! – выпаливаю и в гневе вылетаю из кабинета.
Никакие окрики и нотки мольбы в голосе мамы не способны меня остановить. Знаю, что веду себя, как тот самый ребенок. Однако не могу проглотить обиду и какую-то нездоровую злость. Все началось с чертового долга! Я достала деньги, разрушила свою жизнь, а она после всего вернулась к отчиму! Разве это нормально?
Артем начал часто пропадать. Хоть я и та еще пиявка сейчас, не думаю, что умышленно меня игнорит. Потому что появляется Чарушин сам. Будто вынырнув из пучины хаоса, бросается обеспокоенно допытываться, все ли у меня нормально. Что-то происходит в его жизни. Я спрашиваю, не случилось ли чего плохого, он отшучивается и продолжает исчезать. Немного обидно, что не доверяет так же, как я ему. А с другой стороны… Честно говоря, я быстро об этом забываю. Ни на чем долго сфокусироваться не способна. Артем уходит, и я отключаюсь.