Хочу тебя любить (СИ) - Тодорова Елена. Страница 60
Я больше ничего сказать не в состоянии. Стараюсь тупо выровнять дыхание и проморгаться.
– Я не раз говорил, что ты неплохой парень. Однако должен признать, ты меня все же удивил. Для двадцати лет ты не просто молодец... Богатырь. А когда-нибудь, Кирилл Бойко, ты станешь легендой. Я уверен.
Равнодушно пожимаю плечами, и вся реакция. Потому что и правда пофиг, что там кто думает относительно меня.
Любомирова появляется точно в оговоренное время. Не успеваю я в последний момент намотать себе нервы, уже звонит в дверь.
В яркой шапке. С широкой улыбкой. С тортом.
– Привет! – выпаливает, едва успеваю оценить ее вид.
– Привет.
Не улыбаюсь в ответ только потому, что все внутри клинит, и дыхание сходу спирает.
– Варенька, вы прям человек-оркестр, – перетягивает на себя внимание подоспевший из кухни Курочкин.
Центурион смеется и так же радостно восклицает:
– Добрый день, Виктор Степанович!
– Добрый, добрый… Проходите скорей, не стойте в дверях, – зазывает старик, а я, наконец, отмираю.
Шагаю в сторону, чтобы ее пропустить.
Варя передает профессору торт, он сразу же несет его в комнату. А я, как ненормальный, стою без дела и тупо пялюсь, пока она снимает куртку и обувь. Не знаю, насколько хорошей идеей было позвать Любомирову, но я, блядь, без меры счастлив видеть ее. Всего лишь видеть.
Все, конечно, дико пристойно в этих стенах. Так мне кажется. Однако Варя в следующую секунду ведет себя странно. Освободившись от верхней одежды, с каким-то непонятным смущением поправляет свитер и, опустив взгляд, проскальзывает мимо меня в гостиную.
Нахожу ее, как только сам в помещение вхожу, а она снова взгляд отводит. Словно пару дней назад полночи не трахалась со мной в машине. Будто и вовсе не моя, блядь. Мать вашу, только же улыбалась.
– Что не так? – ловлю ее за руку, когда старик идет за чем-то на кухню.
Удивительно, что меня не послал. Обычно гоняет только так. Может, спецом… А Любомирова ломается.
– Что? – выдыхает едва слышно и краснеет.
– Почему глаза прячешь? И все это… – касаюсь ее горячей щеки пальцами, она вздрагивает.
– Потому что ты… Ты так смотришь, что мне перед Виктором Степановичем неловко, – быстро шепчет, косясь при этом на дверь. – Перестань! Не одни же…
– А если я не могу? – хрипом выдаю и, дернув ее на себя, жадно захватываю губами весь ее рот.
Тут же толчок в грудь получаю и отрываюсь, не успев захватить желанную сладость.
– Постарайся… Пожалуйста, Кир…
Тяжело перевожу дыхание и отпускаю. Едва откидываюсь на спинку стула, в гостиную вплывает Курочкин с каким-то блюдом.
– Ну-с, ребятушки…
– Плюшки стынут, – иронизирую я.
Хорошо, что ни Варя, ни старик не зацикливаются.
– Налетайте, – дает команду профессор.
Они с Любомировой удачно сходятся. У каждого в голове по крылатой ракете, оба любят поболтать. Я, как обычно, «вежливо» помалкиваю и, зафиксировав Варину просьбу, вполне аккуратно катаю по ней взглядом. Слушаю голос и делаю вид, что аппетит вызывает исключительно еда. Вот только под конец трапезы у меня температура и давление подскакивают. Абсолютный, блядь, максимум.
Потому и срываюсь ночью. Знаю, что сильно рискуем, и все равно тем же способом, что и в прошлый раз, выдергиваю Варю из общаги. Клянусь себе, что в следующий раз только через месяц приползу. Клянусь… и до рассвета ее целую.
Глава 53
Кто-то чертит и освещает мне путь.
© Кирилл Бойко
И я бы, конечно, сдержал свою клятву, но пару дней спустя Варя присылает мне сообщение, по которому я понимаю, что окончательно и бесповоротно размяк.
Варвара Любомирова: Хочу справлять Новый год с тобой. Это очень важно, чтобы быть вместе в следующем году! Придумай что-то, пожалуйста.
Как ей отказать? Как оттолкнуть? Если я, блядь, мечтаю о том же. Без привязки к празднику, конечно. На это как-то плевать, потому что в подобную чухню не верил никогда. Однако возможность провести вечер и всю ночь наедине с Варей манит и прочно забивает мозги. И все же, осознавая все риски, я готовлюсь к тому, чтобы расстроить ее. Перед долбаным праздником ночь не сплю. Думаю, чем крыть буду. Как ее успокою? Как ни кручу, придумать ничего не получается.
kb asf: Вырвусь только ночью. Как обычно, после полуночи. Заберу тебя на пару часов. По-другому никак пока.
С трудом сглатываю застрявший в горле ком. Он проваливается, как булыжник. Или это мое сердце? В жар бросает, и руки тремором разбивает.
Набиваю следом.
kb asf: Прости.
Потом еще какой-то смайл-сердце нахожу – выбираю побольше. Это, конечно, хреново сгладит. Но как есть.
Жду какой-никакой ответ от Вари, а прилетает от отца – биологического этого урода.
Ренат Ильдарович Бойко: Даже с наступающим отца не поздравишь? Заканчивай обиженного корчить. Не хочешь возвращаться в квартиру, будь добрым съехать от старика. Иначе я его вместе с тобой на улицу вышвырну. Орла из себя строишь, а гостей в моем доме принимаешь! Потому как, если ты забыл, кому принадлежат преподавательские ЖК, напоминаю – тоже мне. Здесь все мое.
В ушах моментально возникает звон. Разрывает башню, как ядерная установка. Не помня себя, вообще никак не контролируя, подрываюсь на ноги и направляюсь к выходу из квартиры.
Сунутый в карман джинсов телефон вибрирует. Вероятно, ответ от Вари приходит. Но я не в состоянии его сейчас прочесть.
Сдергиваю с вешалки куртку. На вопросы и суетливое мельтешение Курочкина не реагирую. Не способен. Гасит меня изнутри так, что дышать не могу. Все системы подрывает.
Выскакивая на улицу, благодаря морозу, ненадолго прихожу в себя. Отрезвляет и ощутимо сотрясает. Но через мгновение организм справляется, разгоняя быстрее кровь. Не просто терморегуляцию выравнивает. Снова топит на максимум так, что кожа горит, и тело устойчивость теряет. Меня порядком так шатает. Взгляд кровью заливает. Сознание непрерывно и оглушающе бурно мотает какие-то воспоминания, обрывки мыслей, новые, сырые, скоропалительные решения.
Ноги исполнительно несут в нужном направлении. Ни очередная непогода, ни километры не помеха, когда собственная кровь – та самая биологическая жидкость, полная ненавистных генов – обращается в яд. Он и гонит домой. По пути еще не осознаю, что собираюсь сотворить. Безусловно, не просто в дьявольскую рожу отца взглянуть. Знаю ведь, что ничего это не изменит. Никогда он не попустит свое долбанутое желание управлять моей жизнью. Прямо или косвенно будет уничтожать.
Дверь с грохотом влетает в стену. Угрожающе звенит зеркало. Тяжелые шаги гулко проносят меня по глянцевому полу.
Застаю отца с мачехой в гостиной у гребаной елки – искусственного дерева, которое знакомо мне с детства. В одиннадцать лет от удара отца я влетел в колючие ветки и, перебив треть уродских украшений, свалил всю громадную конструкцию на пол.
Сейчас мне хочется повторить что-то подобное намеренно. Только уже обратным храпом – швырануть в долбаное дерево отца. Ядовитая кровь упорно гонит по венам, впервые рождая опасение, что я такой же подонок, как и отец. Возможно, никогда не смогу быть нормальным. Потому что в это мгновение мне охота его убить. Самым жестоким способом.
– Какого ебаного черта тебе снова от меня надо? – выдаю ором. – Чё ты постоянно лезешь ко мне? Какие у тебя опять проблемы? Какое имеешь ко мне отношение сейчас? Старик не угодил? Я свалю, конечно, чтобы не подставлять, – киваю, больше самому себе. На ходу принимаю решение. – Что дальше? Что еще ты, блядь, придумаешь? Ведь ты никогда не уймешься!
– Наконец, ты это понял, – высекает человек, которого я когда-то называл отцом.
– Ренат… – блеет испуганно мачеха.
– Ушла! – резко рявкает этот урод.
Подкрепляя требование взглядом, демонстративно отставляет бокал с вином на стол. Валентину Николаевну, естественно, как ветром сдувает.