Время неба (СИ) - Ру Тори. Страница 19

Второе за сутки путешествие на электричке — приключение, не случавшееся со мной целую вечность.

Колеса устало и монотонно гремят по рельсам, на поля за окном опускается пасмурный вечер, глаза слипаются, серые картинки родных просторов затуманиваются и сменяются короткими снами. Рука Тимура лежит на моей талии, а моя голова — на его плече.

Ехать недалеко — сорок минут со всеми остановками, и вот мы уже взваливаем на себя рюкзаки и вытряхиваемся на пустой перрон.

Старый район начинается сразу за исписанным непристойностями бетонным забором, отгородившим «железку» от ветхого жилья — домиков дореволюционной постройки, кривых тополей и полнейшей разрухи. Когда-то именно отсюда начался город, но за сотню лет щупальца улиц отползли на многие километры на запад, жители потянулись к цивилизации, а исторический центр, подлежащий расселению, постепенно превращается в заброшку — у большинства зданий разбиты стекла, выломаны двери, стены разрисованы граффити.

— Так и происходит жизненный цикл любого явления. Начало, расцвет, упадок и смерть. В этом упадке я родился и вырос, наверное, поэтому такой загруженный… — Тимур ловит мою руку и переплетает наши пальцы. — Мой дом уже снесли. Скоро там будет парковка и торговый центр.

Поразительно, но в таких условиях еще живут люди — по растрескавшемуся асфальту ползут редкие машины, на веревках, растянутых во дворах, сушится белье.

— Кому же пришла идея устраивать здесь мероприятия? — искренне недоумеваю, и по коже проходит холодок. Сцепленные руки усугубляют ощущение нереальности.

— Увидишь! — загадочно отзывается Тимур, ныряет под трубы теплотрассы и тянет меня за собой.

За домами начинаются луга и лесополоса, вдоль нее из земли разноцветными пузырями вздымаются туристические палатки и скучают припаркованные авто. Народу собралось довольно много — играет музыка, дымятся мангалы, с визгом и смехом носятся дети. В центре поляны суетятся два десятка человек — кто-то поджигает сложенные нодьей бревна, кто-то расставляет на невысоком деревянном помосте колонки и разматывает провода. Идиллия культурного загородного отдыха во всей красе.

Радостно скалясь, к нам направляется взлохмаченный синеволосый чувак в черном анораке, и я опускаю голову.

— О, Тимыч! Доехал все-таки? — орет он, несколько деятельных типов как по команде оборачиваются и кивают нам.

С трудом высвобождаю руку, прячу в карман и шиплю:

— Тимур, давай договоримся. Я здесь в качестве твоей знакомой!..

— Да брось!.. Здор о во, Кир! — приветствует Тимур подошедшего — примерно моего ровесника — и, в ответ на заинтригованно-вопросительный взгляд, скользнувший по моему лицу, вдруг выдает: — А это Май. Моя будущая жена.

У меня отвисает челюсть. Рефлекторно натягиваю пониже козырек бейсболки и больше всего на свете хочу провалиться в ад. Он опять чертовски много рисуется, привлекает внимание к моей персоне, ставит в неловкое положение, и я снова чувствую себя лишней. Напрягаюсь всем телом, заранее выискиваю ответы на возможные вопросы, но их никто не задает — растрепанный чувак желает нам приятного отдыха и отваливает.

— Ты что несешь? Ты же обещал! — шиплю, и язык заплетается от возмущения, но Тимур смеется, обнимает меня за плечи и ведет к посадкам.

— Расслабься, тут все свои. Все хорошо!

Сообща разбиваем палатку, устилаем дно ковриками, прячем внутрь рюкзаки. Злость и растерянность постепенно отпускают — главным образом благодаря его шуткам и обезоруживающим улыбочкам. Но, когда Тимур отлучается за кипятком, дурацкие слова о том, кем он меня считает, настигают и окончательно повергают в шок. Неужели его намерения настолько серьезны?.. Он еще совсем мальчишка, я ничего не знаю о нем…

Вскоре он возвращается, ловко управляется с пачками рамена, термосом и одноразовой посудой и протягивает мне мою порцию. Садится рядом, глядя в темнеющее небо, с видом аристократа принимается за еду и приканчивает в два счета. А я, наматывая "пищу богов" на пластмассовую вилку, увлеченно рассматриваю зубчики.

— Где ты с ними познакомился? Неожиданные для этой местности персонажи.

— Это сквотеры, поселились здесь лет десять назад. Они не маргиналы — все при деле: музыканты, художники, фотографы, журналисты из некогда свободных изданий. Заботятся о районе, поддерживают чистоту, устраивают разные акции. Аборигены их очень уважают. — Тимур оставляет пустой контейнер и расслабленно откидывается на локти. — Зато моя мать активно борется с ними. Когда ее не было дома, я полюбил с ними тусить… Стал своего рода сыном полка. Тот чувак — Кир — крутой рекламщик. Сейчас подрабатываю у него в фирме, после шараги вручу матери вожделенный диплом айтишника и поступлю в универ на рекламу — хочу связать с ней свою судьбу. Я тоже хочу быть свободным…

Ловлю себя на мысли, что раньше мы говорили лишь о моих проблемах, казалось, у Тимура, в силу возраста, не может быть долгоиграющих планов, но лихорадочный блеск в глазах, который я узрела сейчас, заставляет устыдиться и задохнуться от восхищения.

Помимо прочих достоинств, он удивительно цельный. Олег, изворотливый слизняк, не годится ему в подметки.

— А еще я хочу связать судьбу с тобой, — припечатывает Тимур, и я подвисаю — его искренность, мрачный взгляд и нехилый напор сбивают с толку. Завороженно хлопаю ресницами и вдруг понимаю, что ситуация вышла из-под контроля. Он считает меня своей девушкой, но как, черт возьми, к этому отнесется его мать?

Отдергиваю от горячего контейнера пальцы и, обжигаясь, быстро ем. В голове трещат разогнавшиеся шестеренки. Мне не нравится, куда вырулил разговор.

— Чем она занимается? — осведомляюсь между делом, притворяясь, что не расслышала его реплику.

— Кто, мама? Бизнесом. Шубами, золотом, продуктами, бытовыми услугами — всем, что приносит прибыль. У нее по всей области магазины, есть даже салон красоты. Однажды она чуть не прогорела, но поднялась снова на… вениках для бани. Которые вязала из этих берез, — Тимур окидывает взором шуршащие кроны над нашими головами. — А я постоянно чилил с ними. Пожалуй, это все, что тебе нужно про нее знать.

Сердце екает. Я вновь вижу в нем человека, как две капли воды похожего на меня — вечно одинокого, не нужного близким, бегущего к любому теплу в надежде отогреться.

— В последнее время у чуваков начались проблемы с полицией и казаками, а матери категорически не нравятся мои планы на будущее. Как только мы переехали в человейники, было велено забыть дорогу сюда… — Он усмехается. — Но мама не берет в расчет, что во мне течет и ее кровь. Я наполовину татарин. И тоже упрямый.

— Надо же… А кто ты по отцу? — подробности его биографии увлекают, и я, подперев ладонью подбородок, внимательно слушаю.

— Пришелец с Альфа Центавры. Отца у меня не было — так говорит мать. Наверное, имело место непорочное зачатие.

Прыснув, не сдерживаюсь и от души хохочу. В этом есть смысл — Тимур действительно смахивает на инопланетянина. По крайней мере, я никогда не встречала никого настолько же притягательного и странного.

— Если покопаться, у меня найдутся финно-угорские корни. Я тоже могу быть упрямой, — признаюсь, устраиваясь поудобнее. Еда согрела озябшие конечности, из-за деревьев наползают сумерки, я больше не вижу его лица, но остро ощущаю присутствие — комфорт, полное взаимопонимание и легкие щелчки статического электричества на коже.

— Я за дружбу народов. Это класс. Интересно, кем себя будет считать наш ребенок?

Паника, как ледяная вода, заливается за шиворот и мгновенно отрезвляет, я давлюсь острым бульоном и мучительно закашливаюсь. Тимур аккуратно похлопывает меня по спине и заботливо забирает контейнер из ослабевших рук.

— Смотри, народ подтянулся к костру, — он вручает мне видавшую виды «точку» из вспененной резины и помогает выбраться из палатки. — Сейчас начнется мероприятие. Пошли.

Возвращаться в общество желания нет, но я нахлобучиваю капюшон поверх бейсболки и покорно иду за его внушительной фигурой. Стремительно темнеет, промозглый холодный ветер сменился влажным дыханием весенней ночи, запахи леса и цветения, смешанные с дымом костра, опьяняют и провоцируют головокружение, странные предчувствия, волнения и тревоги.