Настоящий полицейский (СИ) - Прохоров Иван. Страница 29
«Но разве его проходят в шестом классе?»
«Его проходят в десятом классе» – Ответил Макс.
«Как такое возможно?»
«Просто это легко»
Макс пожал плечами и посмотрел в окно. Лицо его снова стало тревожным. Дешевая шариковая ручка ритмично дергалась в его руке.
Игорь посмотрел на настенные часы. Без двадцати десять.
Брат тоже на них посмотрел, и над его бровью снова появилась складка. Может просто, нервозность Игоря передавалась ему. Игорь поднял газету «Подмосковье» с раскрытой телепрограммой и бросил на стол.
– Сейчас начнется «Твин Пикс», хочешь посмотреть? – Спросил он голосом.
«Да» – Брат оживленно кивнул – «Еще я хочу есть»
Игорь был рад, что Макс согласился. Пока все шло по намеченному плану – он собирался вывести Макса из комнаты. Несмотря на события, повторявшиеся сегодня с пугающей точностью, были и заметные отличия. Пенал на столе, другой Игорь, Макс, сидевший за столом, а не в кладовке. И все же, инфернальный страх не давал Игорю покоя. Он сидел у окна, словно караулил его и чем дальше от этого окна располагался Макс, тем спокойнее ему было.
«Что у нас на ужин?» – Спросил брат, вставая.
«Жареная картошка»
Брови Макса поползли вверх.
«Ты хотел сказать вареная»
«Нет, жареная»
«Но ты не умеешь ее готовить»
«Макс, я умею ее готовить лучше кого бы то ни было»
Чистая правда. В детстве они оба сходили с ума от жареной картошки, как Рокфор от сыра. Но в отличие от Макса, у Игоря было много лет, чтобы научиться готовить ее на уровне профессионального шеф-повара. Единственное блюдо, кроме яичницы которое он умел готовить, причем в совершенстве. Он знал точное время прожарки, мощность требуемого огня в зависимости от материала и толщины сковородки, количество соли, масла, способы идеальной нарезки и всего остального. Его жареная картошка больше всего нравилась его бывшей жене, но он не сомневался, что Максу она тоже понравится, учитывая, что он обожал даже то, что готовила мать, хотя готовила она ниже среднего.
«Включи пока телевизор. Я быстро приготовлю»
Макс вышел из комнаты, Игорь посмотрел в окно. Завывающий ветер сотрясал его, будто пытался ворваться, навязав свой порядок. Только не сегодня, сказал Игорь, и хотел было уже выйти, но взгляд его упал на записи Макса. Он подошел, поднял верхний листок, исписанный во всю ширину размашистыми многоэтажными формулами. Написанные, несомненно, рукой Макса, формулы почти целиком состояли из непонятных греческих букв. На другом листке формулы выглядели еще более угрожающими. От количества непонятных символов рябило в глазах. К ним добавлялся рисунок со стрелками, изображавший множество налезающих друг на друга кубов. Внизу детским почерком было написано и подчеркнуто: «Не эквивалентна равенству Парсеваля!». Что за чертовщина, Макс? Такое точно не проходят в шестом классе и даже в одиннадцатом. Он сомневался, что такое проходят и в ВУЗе. Разве что в каком-нибудь техническом...
На одном из листков, Игорь увидел нарисованную козью голову. Не смотря на удивительную для рисунка одиннадцатилетки детализацию и несомненную козлиную природу, в этой голове было что-то совершенно некозлиное. Игорь вгляделся и понял, что дело в глазах. В них горел и читался разум как в фильме про восставших обезьян и еще кое-что. Чистое безумие. Эти глаза смотрят на врага. На того, чье убийство – цена твоей жизни.
Игорь нахмурился, бросил листок и вышел из комнаты.
Звук телевизора оглушал. Максу, конечно, было плевать. Игорь остановился в дверях родительской комнаты. Макс сидел на диване на своем обычном месте, на размытом черно-белом экране прыгали дети под пение: «Юпи это радостный смех, Юпи это радость для всех…»
Игорь посмотрел на свои электронные часы. 21:45.
Кухня располагалась рядом с родительской комнатой. Он быстро нарезал картошку, оставленную матерью, прямо над сковородой и вернулся в комнату. Нескончаемый рекламный блок продолжался. Игорь стоял в дверном проеме, делая вид, что смотрит на экран, но на самом деле на Макса. Он отлучался только, чтобы перемешать картошку.
«Вкусно пахнет» – Сказал Макс. В полумраке родительской комнаты его улыбка выглядела усталой.
Игорь был напряжен, он не открывал взгляда от часов «Электроника». Когда 21:55 сменилось на 21:56, он поднял взгляд на живого Макса, и чудовищная гора которую он таскал двадцать семь лет, свалилась с его плеч. Игорь засмеялся и возможно, заплакал. Во всяком случае, Макс стал расплываться. Он дождался и 21:57 и 21:58. На экране уже появилась птичка с загнутым клювом и деревообрабатывающая фабрика и водопад. И давно забытый голос под музыку Анджело Бадаламенти перечислял имена: Дэна Эшбрук, Лара Флинн Бойл, Шерилин Фенн…
Картошку надо перевернуть, а то пригорит. Он отошел, когда на часах было 22:00 и снова вернулся. Брат сидел на своем месте, внимательно смотрел на экран, затем повернул голову.
«Ну, когда?»
«Сейчас»
Игорь сам ощущал, что зверски голоден. Он вернулся на кухню, открыл верхнюю полку буфета, где лежали тарелки. Как все еще трудно привыкнуть к низкому росту, Игорь поднялся на цыпочках, но первая тарелка скатилась мимо его руки и упала на пол, расколовшись надвое. Игорь положил осколки в мусорное ведро. Достал две новые тарелки, разложил хорошо прожаренную картошку, затем достал стаканы, налил молоко. Взял один стакан и тарелку – порция Макса и вошел в родительскую комнату.
Первое что он увидел – пустой диван. В груди что-то глухо стукнуло, но он этого не заметил или не хотел замечать. Оглядел пустую комнату. На экране агент Купер и шериф Трумэн копались в мусорном ведре.
– Макс! – Зачем-то крикнул Игорь и тут же улыбнулся собственной глупости.
Нервы ни к черту, ты же знаешь, он просто ушел в туалет, или в ванную, говорил себе Игорь, но варианты отпадали один за другим, пока он проходил по коридору мимо темного туалета и ванной.
Значит в комнате. Игорь толкнул ногой дверь их комнаты. Ветер тут же ударил в лицо. Грозовые раскаты снова разрывали мир. Стакан с молоком и тарелка выскользнули из рук и разбились. Игорь ничего не чувствовал. Он не мог оторвать глаз от распахнутого окна.
Но если бы он повернул голову и посмотрел на настенные часы, то увидел, что они остановились на 21:55.
Глава 11
Чтобы унять дрожь, он до боли в мышцах сжимал руль велосипеда. В череде глупых ошибок, главенствовала та же что и двадцать семь лет назад – паническая беготня по пустынным окрестностям. Второй раз его застали врасплох. Только съехав с дороги в промозглую тьму, он взял себя в руки. Миновал пруд, промчал лес и поле, выехал к деревеньке, бросил в кустах у дороги велосипед, трусцой добежал до покосившегося деревянного дома, перемахнул через ограду. Подкрался, присел под окном, за которым последний раз видел человека в плаще. В доме царила мертвая тишина, а в голове запоздалая в панике мысль – он всего лишь безоружный ребенок, но до того ли теперь?
Пробираясь через кусты малины, он замирал и прислушивался у каждого окна. Где-то лаяла собака, громыхал вдали поезд, и в одном из домов по соседству пел Валерий Леонтьев, но в доме со скворечником было тихо. Крадучись, словно вор, он добрался до заднего фасада, ощупал рукой низкий отлив первого окна, выпрямился у простенка, исследуя раму наощупь. Реи, крепившие стекло совсем сгнили. Он расковырял боковую ключом, то же проделал с нижней и, расшатав стекло, вытащил его. Со второй рамой пришлось повозиться, он сильно порезал ладонь, и, не замечая боли и кровавых клякс на грязном подоконнике, открыл щеколды, затем окно и забрался в дом. Полицейский опыт подсказывал, что предательская тишина на фоне шума, избежать которого ему не удалось, смертельно опасна, но отступить он не мог.
Увидев на столе большой нож, Игорь тут же схватил его. Судя по всему, он забрался на кухню. Дверь была открыта, полы скрипели от каждого движения, но он уже понял, что в доме никого нет, иначе бы слышал скрип не только от своих шагов. Дом оказался крохотным, почти игрушечным: луна освещала пару тесных комнат с распахнутыми дверями, пятачок, который и коридором не назовешь – что-то вроде деревенских сеней. Бедная обстановка: солдатская кровать, оборванные старые обои, радио на шифоньере с покосившейся дверью, простой деревянный стол, сплошь заваленный книгами, газетами и стопками тетрадей, которые также лежали на табуретках и на подоконнике. Даже телевизора и холодильника нет. Игорь обнаружил вертикальную лестницу на чердак-скворечник у стены и небольшой погреб на кухне, заставленный трехлитровыми банками с соленьями. В ящике стола нашел неработающий фонарик, россыпь фломастеров и полицветов, старую железную готовальню, несколько значков (бросились в глаза «Горький» и «Ударник труда»), журнал «ТВ-парк» с Брюсом Уиллисом на обложке, календарик за 1991 год, советский военный билет, и потертый партбилет в глубине. У окна прочитал имя владельца: Севастьянов Андрей Иванович. На крошечном фото мог быть мужчина в плаще, а мог быть и другой человек – понять совершенно невозможно. Тут же, у окна Игорь, наконец, заметил, что вся его ладонь измазана в крови. Вымыв ее под краном на кухне, он замотал руку полотенцем, которое нашел в шкафу, облокотился о подоконник и задал себе давно витавший в воздухе вопрос – какого хрена он тут делает?