Настоящий полицейский (СИ) - Прохоров Иван. Страница 91
– Бастион! Встань в строй!
9:55.
Первое. Если время – это координатная ось, то почему движение по ней всегда однонаправленно?
Он остановился. Медленно обернулся. Столб, цепи, следы, цокольный карниз, натуральный камень. Травертин, мрамор, песчаник, гранит.
Гранит.
Лотта лежала на спине за распахнутой дверью, согнув левую ногу в колене – ту самую, которую она подвернула. Голова повернута набок. Мертвый взгляд.
– Сразу двое напоследок! Какой подарок!
Он развернулся, чувствуя тяжесть рукоятки. Почему у нее такой цвет? Цвет воды в луже на асфальте. Марганец. От правильного распределения карбидов в стали зависит её прочность, если это…
– Бастион! В строй!
На этот раз он увидел вспышку выстрела. Удар. Взметнувшийся взгляд. Башенные часы опрокидываются назад. Нет, это он падает на спину. Секундная стрелка шагает к 9:56.
– Бастион! Встань в строй!
9:55.
Второе. Если энтропия возрастает вместе с течением времени, то является ли она его частью?
Порошковая сталь. Вероятно высокое содержание углерода, но не настолько, чтобы уступать в твердости чугуну, не заимствуя изъян его пористой структуры. Только чугун при сильном ударе раскалывается на куски.
– Сразу двое напоследок! Какой подарок!
Рука дернулась, но короткий шип обуха зацепился за ботинок. Надо ухватить повыше, ему всего тринадцать, рост не выше полутора метров. Конная секира осталась у ног. Он смотрел на главного инспектора. Длинные уродливые пальцы подергивались на уровне колен его коротких ножек.
– Бастион…
– Да заткнись уже!
На этот раз боль – жгучая, невыносимая, но недолгая.
9:55.
Третье. Если необратимый процесс запускается в изолированной системе снова, то является ли эта система… той же?
– Бастион! Встань в строй.
На этот раз не так уверенно. Потому что он сразу остановился.
Он ждал. Привычное движение Улрича казалось медленнее. Только-только реагируя на воцарившуюся над площадью тишину, его огромное тело пришло в движение. Он не очень ловок. Это заметно – тяжело переступая, он развернулся, на уродливом лице, похожем на растаявшее мороженое растянулась толстогубая улыбка.
– Сразу двое напоследок! Какой подарок!
Палец дернулся на спусковом крючке, но это ложная тревога, ведь еще должны прозвучать слова Джавида. Но почему?
– Бастион! В строй!
Понятно почему. У него слишком толстые пальцы – даже для такого огромного револьвера.
Игорь дернул на себя правую руку. Хлопок отстал от вспышки. От удара в грудь он покачнулся, в голове зазвенело протяжное металлическое эхо.
Дыхание перехватило. Послышались короткие возгласы. Улрич с Раубом переглянулись.
Игорь опустил голову. На лезвии секиры, прикрывшей нашивку «БАСТИОНЪ» осталась крошечная вмятина от выстрела. Расплющенная пуля лежала в двух шагах перед ним.
На большее рассчитывать не приходится. Улрич разрядил весь барабан. Почему-то он стреляет только в грудь. У него еще будет время понять почему. От боли кружится голова. Стрелка шагает к 9:56.
Сколько раз ты умирал? Сколько твоей крови впитал этот песок?
К шестьдесят четвертой попытке он знал, что с площади ему не уйти. Он пробовал: бежать к столбу, рассчитывая, что неповоротливый Улрич промажет из-за неудобного угла, бежать в толпу – одна пуля неизменно настигала, а остальные уносили жизни двоих или троих детей, добираться до столба перекатом с резкой остановкой, вынуждая Улрича мазать вторым выстрелом. На двадцать седьмой раз ему это удалось. Улрич просто начал его обходить, Игорь не стал растягивать бессмысленную попытку – он был ранен в плечо и вышел под ствол Улрича, глядя на шагнувшую к 9:56 стрелку.
В тридцать шестой раз шальная пуля попала Джавиду в голову. Он мгновенно рухнул. Кто-то из детей пронзительно закричал, но ненадолго – очередная пуля все прекратила.
К семьдесят восьмой попытке, он понял, что ему остается идти только вперед. К девяносто шестой он установил связь между движением пальца Улрича и хлопком. К сто четырнадцатой между прищуром его глаз и напряжением мышцы поверхностного сгибателя. Ему уже относительно легко удавалось уклониться от первых трех выстрелов. Но четвертый, а затем соответственно и пятый его неизменно настигали. А вот шестого не было. Вместо него револьвер выдавал осечку.
Да, Улрич и Рауб были удивлены. Дети вскрикивали от восторга, и иногда мелькало ошарашенное лицо Джавида, когда Игорь уверенным прыжком в кувырке уклонялся от третьей пули и вставал перед ним.
Увы, четвертая не давалась – он был уже слишком близко.
На сто сорок четвертой попытке он оступился на факеле – отполированная палка выскользнула из-под его ботинка примерно в пятнадцати метрах от Улрича. Голова непроизвольно вместе с корпусом дернулась вправо, и пуля чиркнула по оттопыренному уху, мгновенно залив кровью плечо.
Следующая пуля его убила, но Игорь понял, что делать дальше. Теперь факел служил ориентиром – наступая на него, он уклонялся вправо, следя за мышцами толстой руки и Улрич запоздало отправлял пулю в воздух. Всякий раз позади звенел металл.
После дьявольского уклонения от четвертого выстрела Улрич немного тормозил – на одну секунду, что позволяло Игорю взять правее. Угол становился уже слишком острым – Улричу приходилось делать шаг из-за Рауба, к тому же он явно нервничал. К седьмой попытке Игорь научился правильно перехватывать секиру, и пятая пуля отскочила в песок.
Улрич немного успокоился и даже наслаждался, глядя, что Игорь перестал двигаться, будто в него вселился дьявол, и теперь спокойно шел прямо на него. Он снова расплылся в улыбке и поднял револьвер с последним патроном.
Игорь подошел к нему вплотную и, не обращая внимания на тихий щелчок осечки в лицо, ударом снизу воткнул секиру Улричу между ног.
Тишину над площадью разорвал дикий вопль. Игорь дернул секиру на себя, чувствуя, как что-то влажное и теплое забрызгало его обнаженные ниже колен ноги.
Улрич падал на него. Игорь отступил, глядя как тот извивается в расползающейся кровавой луже, оглушая округу очистительным визгом. Он подумал о Лотте.
– Кто тебе помогает? – прозвучал рядом тоненький голосок.
Рауб не выглядел напуганным или ошарашенным. Его жуткое лицо оставалось таким же властным. Игорь только сейчас, находясь вблизи заметил, что над его страшными желтоватыми глазами имелись маленькие брови. Они были слегка приподняты от удивления. В остальном Рауб оставался таким же спокойным.
Игорь взмахнул секирой, удар болью отозвался в руке. Рауб закрылся своей длинной рукой, взметнувшейся с нечеловеческой скоростью. Проще попытаться рассечь камень или чугун. То из чего состоял Рауб, не было плотью, и Игорь понял, что настоящие проблемы только начинаются.
Правая рука Рауба как хлыст метнулась к нему. Длинные холодные пальцы стальным ошейником сомкнулись на шее. Игорь увидел, как минутная стрелка шагнула к 9:56.
Он начал привыкать к вспышкам боли. Она перестала его шокировать. Боль сводит с ума, если не знаешь ей конца.
Только на восьмой раз ему удалось повторить убийство Улрича и вновь оказаться перед Раубом, чтобы убедиться – удары секирой ему нипочем.
Он пробовал отступать, чтобы выиграть время. Тогда Рауб безо всякого разгона легко взлетал, хватал его и ломал ему шею.
Он бросал секиру и выхватывал из кармана шило, ему удалось даже нанести им удар, напомнивший удар по крышке тяжелого стола.
В очередной раз, когда Рауб схватил его за шею, Игорь даже улыбнулся. Тогда инспектор дернул его на себя, заслонив мир своим страшным лицом и спросил, обдавая запахом смолы:
– Сколько раз ты уже проделывал это? Сколько?!
Игорь поднял взгляд, ловя движение минутной стрелки на башенных часах.
Потом он вспомнил о последнем патроне в револьвере Улрича.