Две вдовы Маленького Принца (СИ) - Калько Анастасия. Страница 29

- Нет,- честно ответил Томилин.

- И я тоже не жалею.

Свои вещи они собирали по всему коридору, снова сталкиваясь и мешая друг другу. Когда Вячеслав принимал душ, зазвонил его телефон. Увидев на экране номер Лаврецкого, Наташа постучалась в дверь ванной:

- Антропка, иди, тебя тятька пороть хочет!

- Лаврецкий? - дверь душевой кабины приоткрылась, высунулась рука в облаке пара. - Боже, я же две репетиции пропустил!

Лаврецкий так орал, что стоящая у кабинки Наташа слышала каждое его слово из трубки. Режиссер был на взводе.

- Тебе все обзвонились! Соня тебя по всем больницам ищет, по всем моргам! Что на тебя нашло? Ты где?

- Извините, Константин Савельевич. Я вас подвел, - вопрос "ты где" Вячеслав проигнорировал.

- ПОКА не подвел, - поправил режиссер, - но вот если бы ты сегодня пропустил спектакль!.. Играть-то сможешь?

- Смогу.

- А что это за вода льется? - заинтересовался режиссер. - Где это ты сейчас плещешься? - смешок в трубке; Костя явно терял гневный запал. - Ну ты даешь. Зря тебя Стас "под шафэ" семинаристом называет! Ну приходи, - Лаврецкий заржал. - Ждем!

- Обычные театральные подначки, - Вячеслав понял, что Наташа все слышала. - Не лучший юмор.

Он был невероятно похож на Пэка. - небритый, в мятой рубашке, но глаза блестят и щеки раскраснелись.

За столом он налегал на пышки.

- Люблю сладости, - он улыбнулся, демонстрируя выступающий, как у кролика, передний зуб. - А петербургские пышки так соблазнительны...

- Счастливый ты,- Наташа доела свою единственную пышку. - У меня с ними отношения испортились той весной во время карантикулов... На одиннадцатый день я не смогла застегнуть джинсы. Если бы не очередное расследование, во время которого мне пришлось носиться по всему городу, к концу ковикулов мне пришлось бы голой ходить...

Представив эту картину, Вячеслав по-мальчишески прыснул.

- У тебя прекрасная фигура, - сказал он.

- А в прошлом апреле пуговица и петелька на моих джинсах разошлись, как в море корабли, - сказала она.

Обычно Наташа больше радовалась похвале своих писательских талантов или армейской доблести, но от слов Вячеслава зарделась, как юная девушка.

- А это правда, что ты берешь для своих романов истории из жизни? - спросил Томилин, перелистывая потом в ее кабинете "Лабиринты Кронштадта".

- Иногда да. Мои друзья - юристы по уголовным делам, и я им помогаю в трудном деле... Ну а тут, в этой книге, которую ты смотришь, история о том, как мы с подругой вышли погулять вечером, и попали в историю...

- Это карма, наверное, - Томилин бережно листал страницы. - Ты помогаешь восстановить справедливость. Я читал о Джамете. Вы спасли невиновного от сурового приговора. Ты не только талантливый автор, а и сама расследуешь преступления...

Снова зазвонил телефон артиста.

- Слава, у нас в гостях Евсеев, - выпалил молодой артист Вахтанг Коташвили, играющий в "Эксперименте" Ларе. - Режиссер на ушах. Славка, не подкачай! Играем по полной!

С этим же позвонила и Инесса.

- Славик, постарайся, - взмолилась она. - Ты как? Сможешь? Отпустило? Слава Богу! Ждем-целуем!

***

Наташа запарковала машину на служебной парковке театра.

- Нам лучше зайти порознь, - Вячеслав отстегнул ремень. - Я не хочу, чтобы о тебе пошли кривотолки.

- А обо мне всегда судачат, с армии, - ответила Наташа. - Зачем я пошла в десант, чем занималась в казарме, за каким фигом ездила в горячие точки... Почему не захотела менять присягу, и так далее. Мне не привыкать, что обо мне дураки болтают. Но я в десанте служила и на пустоболов не ведусь.

- Одно дело выдумки, - ответил Томилин, - и другое - когда все правда. Я пропадал три дня, а потом мы вдвоём войдём в театр... Ты слышала, как Лаврецкий н наш счет прохаживался. Я о тебе забочусь.

- Да... Мужики по части сплетен любой кумушке у парадного фору дадут, - согласилась Наташа. - Ладно, убеди. Иди, а я покурю и подтянусь.

Она юркнула в арку, увитую диким виноградом, где стояла урна-пепельница. Сейчас там никого не было.

Но не успела Наташа достать пачку, как снаружи раздался мужской голос:

- Эй, ты, а ну иди сюда!

- Вы мне? - спросил Томилин.

- Сюда иди, я кому сказал, - мужчина выругался.

- Храбрый, гад, только телеги катать! - взвизгнула женщина, - кляузы писать, а тут и хвост поджал, ишь, по сторонам зыркаешь, подмоги ждешь!

Наташа бесшумно выскользнула из арки и оказалась за спинами скандалящих. Блондинка, до треска затянутая в красные брюки из ткани, похожей на фольгу и в самонадеянно коротком топе, и ее спутник - молодой, но рыхлый толстяк в джинсах и тесной футболке, подчеркивающей все жирные складки на потном теле.

- Что, отсиживался где-то, думал, пронесет, в блэк-лист нас внес? - толстяк харкнул на поребрик. - Зас...л тогда? Я тебя еще не так испугаю! Если заяву не заберешь, я тебя везде достану!

Вячеслав молчал. Потом поднял голову, и его серые глаза гневно блеснули, и Наташа представила себе шпагу в его руках.

- Разве я солгал хоть в одном слове? - спросил он, выводя из-под удара сестру и Навицкую. - Вы готовы устроить травлю на человека, который говорит правду? И почему я должен был молчать?

- Потому, что я - мать! - сварливо взвизгнула "фольговая" блондинка. - А Гейропа хочет у нас детей забрать, против семьи выступает, хочет, чтобы только гей-парады и лесбухи всюду были, а такие, как ты, им потворствуют! Тьфу! - женщина плюнула в сторону Вячеслава, но налетевший с Мойки порыв ветра отнес плевок ей на сверкающую брючину.

- Мы поговорим об этом, когда вы будете в нормальном состоянии, - сухо сказал Томилин. - Я не собираюсь бегать и прятаться, но разговаривать с человеком, потерявшим самоконтроль, не могу. Мне очень жаль, что так вышло. А вот вы явно не сожалеете о моем отце и, похоже, даже не понимаете, ЧТО произошло, - он развернулся и хотел обойти скандалистов, но толстяк цепко ухватил его за плечо:

- Нет, - он снова грязно выругался, - никуда ты не уйдешь, пока не заберешь свою заяву! Куда намылился? Я тебя еще не отпускал!

Вячеслав молча сбросил с плеча его руку.

- По-хорошему не хочешь?! - блондинка уперла руки в бока, загораживая артисту дорогу. - Так мы и по-плохому можем! Папочка, ты видишь, он по-доброму не хочет!