Толкователь болезней - Лахири Джумпа. Страница 35

— И спустить наши накопления на свадьбу? Кормить гостей, заказывать браслеты, покупать кровать, собирать приданое?

Но Биби вцепилась в идею зубами. Однажды утром, облачившись под нашим руководством в лавандового цвета сари из шифона с прорезным узором и надев нарядные сандалии, которые ей одолжили по этому случаю, она заторопилась по неровным ступеням в магазин Хальдара — требовать, чтобы ее отвезли в фотосалон и разослали ее портрет, среди фотографий других девушек на выданье, в дома подходящих мужчин. Мы наблюдали за Биби с балконов через жалюзи; пот уже оставил темные круги у нее под мышками.

— Кроме как на рентгене, меня никогда не снимали, — ворчала она. — Будущие родственники должны знать, как я выгляжу.

Но Хальдар отказался. Он заявил, что каждый, кто хочет увидеть Биби, может посмотреть на нее вживую — как она ревет, вопит и распугивает посетителей. Она — погибель для его бизнеса, сказал он сестре, обуза и сплошной убыток. Кому в городе нужна фотография, чтобы узнать об этом?

На следующий день Биби совсем перестала вести учет товара и вместо этого попотчевала нас пикантными подробностями о жизни Хальдара и его жены.

— По воскресеньям он выдергивает волосы из ее подбородка. Деньги они держат в холодильнике под замком. — Чтобы ее слышали и в соседних домах, Биби принимала важную позу и кричала; с каждым новым откровением ее аудитория росла. — В ванне она посыпает руки нутовой мукой, чтобы они выглядели бледнее. У нее нет среднего пальца на правой ноге. Сиеста у них всегда затягивается, потому что ее невозможно ублажить.

Чтобы угомонить сестру, Хальдар дал в местной газете брачное объявление из одной строки: «Девушка, неуравновешенная, рост 152 сантиметра, ищет мужа». Личность потенциальной невесты не представляла секрета для жителей города, и ни одна семья не выражала желания идти на такой откровенный риск. Можно ли их винить? Повсюду ходили слухи, что Биби разговаривает сама с собой шибко, но совершенно бессвязно и не видит снов. Даже одинокого беззубого вдовца, который чинил на рынке наши сумочки, не удалось убедить сделать ей предложение. Тем не менее, чтобы отвлечь Биби, мы начали обучать ее женским премудростям.

— Если будешь хмуриться как туча, ничего не выйдет. Мужчины любят, чтобы женщина ласкала их взглядом.

Чтобы подготовиться к встрече с возможным женихом, мы велели Биби заводить разговоры с окрестными мужчинами. Научили ее спрашивать «Как поживаете?» у водоноса, приходившего в конце дня, чтобы наполнить бак для кипячения воды в ее чулане. Советовали ей улыбнуться и сделать замечание о погоде, когда угольщик разгружает свои корзины на крыше. Вспоминая собственный опыт, подготовили ее к смотринам.

— Скорее всего, жених приедет с одним из родителей в сопровождении дедушки или бабушки и тети или дяди. Тебя будут разглядывать, задавать вопросы. Осмотрят твои ступни, проверят толщину косы. Попросят назвать имя премьер-министра, прочитать стихотворение, полюбопытствуют, как ты накормишь десяток голодных пятью яйцами.

Прошло два месяца, а на объявление никто не откликнулся. Хальдар с женой злорадствовали:

— Теперь-то вы видите, что она не создана для брака? Теперь понимаете, что ни один мужчина в здравом уме к ней не притронется?

Пока был жив ее отец (мать умерла в родах), жизнь Биби складывалась не столь плачевно. В последние свои годы старик, учитель математики в начальной школе, бдительно наблюдал за течением болезни Биби, надеясь усмотреть в ее хворобе какую-то закономерность. «Каждая задача имеет решение», — говаривал он, когда мы интересовались, как идут дела. Он подбадривал Биби. Какое-то время он подбадривал нас всех. Он писал письма врачам в Англию, по вечерам читал в библиотеке истории болезней других пациентов, перестал есть мясо по пятницам, чтобы умилостивить домашнего духа. В конце концов отец оставил преподавание и занимался только репетиторством на дому, чтобы никогда не упускать Биби из виду. Но хотя в юности он получал призы за способность извлекать квадратные корни в уме, ему не удавалось разгадать тайну болезни дочери. Все сделанные записи лишь привели его к выводу, что припадки у Биби случаются чаще летом, чем зимой, и что в общей сложности она пережила приблизительно двадцать пять острых приступов. Он составил таблицу симптомов с указаниями, как с ними справиться, и раздал ее жителям района, но эти листки в конце концов пропали — или дети сделали из них кораблики, или родители подсчитывали на обороте расходы на продукты.

Потому, чтобы облегчить положение Биби, мы могли лишь составить ей компанию, утешить ее в невзгодах и приглядывать за ней. Никто из нас не способен был постигнуть такую степень отчаяния. Иногда после сиесты мы причесывали ее, не забывая время от времени немного изменять место пробора, чтобы волосы там не редели. По просьбе Биби мы пудрили ей пушок над верхней губой и на подбородке, придавали карандашом выразительность бровям и водили ее на берег рыбного пруда, где наши дети играли после обеда в крикет. Биби все еще не теряла надежды обольстить мужчину.

— Не считая редких припадков, я здорова совершенно, — твердила она, усаживаясь на скамью у дорожки, по которой рука в руке прохаживались влюбленные парочки. — У меня в жизни не было простуды. И желтухой я не болела. И никогда не страдала от колик или несварения желудка.

Порой мы покупали Биби початок копченой кукурузы, сбрызнутый лимонным соком, или карамель за два пайса.^[14] Мы утешали ее; если она была уверена, что мужчина присматривается к ней, мы ее не разубеждали. Но Биби находилась не на нашем попечении, и наедине с собой каждая из нас благодарила за это судьбу.

В ноябре мы узнали, что жена Хальдара беременна. В то утро Биби плакала в чулане.

— Она сказала, я заразна, как чума! Сказала, я испорчу ребенка! — Биби тяжело дышала, уставившись в облупленное пятно на стене. — Что будет со мной? — Объявление в газете так и не принесло плодов. — Того мало, что я одна это проклятие несу? Так теперь меня обвиняют, что я других заражаю?

Разлад с родственниками усугубился. Жена брата, убежденная, что Биби может навредить нерожденному ребенку, стала оборачивать округлившийся живот шерстяной шалью. Биби выдали отдельное мыло и полотенце. По словам кухарки, тарелку ее теперь мыли отдельно от остальных.

И вдруг однажды днем как гром среди ясного неба это произошло снова. На берегу пруда Биби упала на дорожку. Ее трясло. Она жевала губы. Бившуюся в судорогах девушку сразу же окружили люди, готовые помочь. Торговец газировкой прижимал к земле ее дергающиеся конечности. Продавец огурцов попытался разжать ей пальцы. Одна из нас побрызгала недужную водой из пруда. Другая вытерла ей рот платком, смоченным одеколоном. Продавец джекфрутов держал голову Биби, которая металась из стороны в сторону. А человек, крутивший пресс для тростника, обмахивал ее лицо веером, которым обычно отгонял мух.

— Есть среди присутствующих врач?

— Следите, чтобы она не заглотила язык.

— Кто-нибудь сообщил Хальдару?

— Да она вся горит!

Несмотря на наши усилия, конвульсии продолжались. Борясь со своим жестоким недугом, корчась в мучениях, Биби скрипела зубами и дергала коленями. Прошло больше двух минут. Мы с тревогой наблюдали за девушкой и терялись в догадках, что делать.

— Кожа! — вдруг закричал кто-то. — Ей надо понюхать кожу!

Тогда мы вспомнили: в предыдущий раз больной поднесли к носу сандалию из воловьей кожи, и это в конце концов освободило ее из зловещих когтей припадка.

— Биби, что случилось? Расскажи нам, — попросили мы, когда она открыла глаза.

— Меня в жар бросило, а потом как будто огнем объяло. Туман поплыл перед глазами. Потемнело все. Не видели вы разве?

Наши мужья проводили ее до дому. Сумерки сгущались, священники трубили в раковины, и воздух налился запахом благовоний. Биби что-то бормотала, пошатывалась, но ничего не говорила. На щеках тут и там виднелись синяки и ссадины. Волосы были спутаны, на локтях запеклась грязь, краешек переднего зуба откололся. Мы шли позади на безопасном, как нам представлялось, расстоянии и вели детей за руки.