В стране Черного Лотоса - Карпентер Леонард. Страница 54

Юма, сам улыбаясь своим же шуткам, аккуратно погладил рукой металлическую трубку, закрытую с обоих концов. В этом контейнере находился свиток с указом короля о прекращении войны и выводе войск. Конан тоже бережно положил руку на ценный груз и уже открыл было рот, чтобы что-то ответить другу. Но в этот момент их внимание привлек погонщик, указывающий на зашевелившиеся в волнении уши слона и настороженно изогнутый хобот. Привстав на помосте, Конан посмотрел вперед и понял, почему животное беспокоилось: навстречу их колонне по лесной дороге двигались всадники.

Их было человек двести — усталых, пропыленных туранских кавалеристов. За всадниками далеко растянулась по дороге колонна пехоты. Солдаты были так измучены, что даже не очень обрадовались встрече со своими. Конан узнал их командира и обратился к нему со спины слона:

— Приветствую тебя, Шахдиб. Какие новости?

— Хуже некуда, Конан, извините, капитан Конан, — поправился Шахдиб, с уважением поглядывая на украшенный знаком героя тюрбан киммерийца. — Мятежники снова взялись за оружие. Их столько, сколько мы за всю войну не видели. Они смогли обмануть разведку и просочились к столице. Там никто не ожидал нападения, и город пал в первый же день штурма. Сейчас то же самое творится повсюду. Малочисленные посты перебиты, крупные форты в плотной осаде. Мы единственные, кто смог вырваться.

— Что с Шинандаром? — спросил Конан.

— Шинандар штурмуют с первого дня. Если он еще держится — то только чудом. Но в любом случае, его надолго не хватит. — Офицер опустил голову, избегая встречаться глазами с Конаном. — Мятежники наиболее активно и настойчиво действовали именно в том районе. Мы, уйдя из нашего разрушенного форта, даже не посмели туда сунуться.

— Ну так осмеливайтесь сейчас, — сказал Конан, давая сигнал к продолжению марша своим пехотным сержантам. — Мы направляемся именно в Шинандар.

Две колонны на время перемешались, но вскоре отряд Шахдиба пристроился в хвост пехоте Конана. Кавалеристы недовольно переглядывались, непривычные к маршу позади пехоты, в облаках пыли.

— Разрази меня гром! — пробурчал Юма. — Дела-то и вправду пошли куда хуже, чем с тех пор, как мы отсюда уехали. Ты прав. Придется лезть в пасть тигра, чтобы вытащить из нее тех наших, которые еще не проглочены кровожадным зверем. Надеюсь, мятежники согласятся на наше предложение о мире и отводе войск. Честно говоря, надеяться просто больше не на что.

— Как сказать, — задумчиво сказал Конан. — С другой стороны, у нас отличный отряд; к нему присоединятся лучшие из других гарнизонов — те, кто сумеет выжить в этом аду. Все революции и восстания побеждают в один день, но большинство из них оказывается разгромленным уже на следующее утро.

— Конан, разве ты посмеешь не выполнить указ короля? — Юма кивнул на Надежно привязанный к помосту величественный позолоченный цилиндр с королевским пергаментом.

— Думаешь, Йилдиз откажется, если ему преподнесут Венджипур на блюдечке? — Конан повернулся к другу и внимательно посмотрел ему в глаза. — Эта война неправильно велась с самого начала. Ты и я — мы сможем исправить это. А мятежники… Если с Сарией что-то случилось, вряд ли я буду в настроении предлагать им мир!

По дороге на Шинандар отряд Конана неожиданно не встретил вооруженного сопротивления. Кое-где она была загружена беженцами — местными жителями, которые организованно и целеустремленно двигались куда-то к заливу. Может быть, это и были отряды мятежников, но они не сделали ни единого угрожающего жеста в сторону туранцев. К тому же они были слишком многочисленны, чтобы остановить их. Поэтому Конану ничего не оставалось делать, как проводить свою колонну мимо расступавшихся вендийцев. Киммериец понимал, что его гадания будут бесполезны; и в добрые времена грань между мирным селянином и мятежником была более чем условной.

Даже когда впереди замелькали верхушки частокола Шинандара и сторожевые вышки, мятежники не перекрыли дорогу. Конан провел колонну мимо того, что осталось от его домика, — груды обгоревших бамбуковых стволов на опушке джунглей. Остальная часть деревни тоже была сожжена, а часть бревен нагромождена нападающими в виде бастиона напротив ворот форта.

Конан приказал своим солдатам развернуться в боевой порядок, а сам направил своего слона к воротам. Их створки были открыты, и в глубине форта виднелись вендийцы вперемежку с безоружными туранцами.

Конан узнал некоторых старых знакомых: одноухого Орвада, нескольких ветеранов из отделения, которым командовал киммериец до отъезда в Аграпур. Но вдоль гребня частокола на вышках сплошь были видны рожи вендийцев, причем вовсе не вызывающие доверия. Подведя слона вплотную к воротам, Конан соскользнул по боку гигантского животного на землю и обратился к вышедшему ему навстречу капитану Мураду:

— Капитан, что здесь произошло? Я так понимаю, форт пал?

Глаза капитана Мурада лишь на миг подозрительно взглянули на Конана и уставились в землю.

— Спроси свою подружку, — буркнул Мурад, пожимая плечами.

— С какой стати? Она что, в форте?

Конан недоуменно взглянул на подошедшего Юму, который тоже ничего не понимал и не мог ничем успокоить киммерийца. Оба в изумлении уставились на открывающуюся вторую створку ворот. За ней, в глубине двора, оказался выстроен деревянный алтарь, украшенный цветами и пальмовыми венками. Около него стояла большая группа вендийцев: вожди, жрецы, воины-хвонги, молодые девушки. В центре группы привлекала внимание ярко одетая высокая молодая женщина.

Она была выше всех остальных. Стройное тело обхватывал белоснежный хитон, перетянутый в талии блестящей змеиной кожей. Гирлянды цветов спускались с шеи на плечи женщины. Несколько цветков таинственным узором украшали ее прическу. В одной руке она держала длинный посох, вершину которого украшал знакомый Конану талисман — череп кабана, на чьи клыки тоже был наброшен цветочный венок. Рубиновые огоньки сверкали в глазницах, а по лбу и скулам тут и там сверкали огнями драгоценные камни и серебряные блестки. Вздрогнув от того, насколько этот талисман был похож на череп кабана, защищавший их с Сарией дом, и на зловещий знак Моджурны, Конан наконец перевел глаза на лицо той, которая держала в руке чудовищный посох.

— Сария, девочка! Это ты? Ты пленница? Но, похоже, с тобой обращались хорошо. — Конан шагнул вперед, разводя руки, чтобы обнять ее. — Как я счастлив видеть тебя живой и невредимой.

— Стой! Не прикасайся ко мне! — Царственным жестом женщина остановила киммерийца.

Хотя ее лицо не выражало ни капли беспокойства за свою безопасность, две стоявшие рядом юные девушки встали перед нею, чтобы защитить свою госпожу.

— Знай же, Конан из Киммерии: я больше не принадлежу тебе! Ибо я — Верховная Жрица Венджипура! Время, когда мы были вместе, прошло.

— Сария, что ты несешь?.. — Конан обвел взглядом стоявших неподвижно с ничего не выражающими лицами вендийцев. Его рука сама легла на рукоять меча.

— Сария, если тебя заставляют говорить это, только дай знак, и я освобожу тебя… или это какое-нибудь новое колдовство Моджурны?

— Моджурна… мертва, капитан. — Слова Сарии ледяным душем обрушивались на Конана. — Погибла ее магия, умерла и она сама. Насколько я знаю, ты уже давно понял, что Моджурна — женщина.

Сария повернулась и показала рукой на алтарь. Только сейчас Конан понял, что это был погребальный костер. На его вершине, в море цветов и лиан, едва виднелась человеческая фигура со старушечьим лицом.

— А теперь… — продолжила Сария, — пришло время мне занять ее место… К этому меня готовили… и к этому я должна была прийти…

— Сария, когда мы впервые встретились, Моджурна собиралась… собиралась убить тебя! — Настал черед Конана гневно перебить женщину. — Хотя, быть может, она собиралась живьем скормить тебя какому-нибудь бессмертному демону-людоеду! Старая ведьма…

— Да, это правда. Ты прервал совершаемый ею наш древний ритуал. — Голос Сарии был по-прежнему тверд и холоден. — Ибо Моджурна была Верховной Жрицей, непреклонной, безжалостной, не дрогнувшей рукой отправлявшей своих последователей в бой. Быть может, она считала, что эта жертва поможет нам победить в войне, или думала, что я слишком слаба, чтобы руководить восстанием и победить противников. Но я все же надеюсь, что смогу стать жрицей в свободной и мирно живущей стране.