Верь мне (СИ) - "Jana Konstanta". Страница 19

— Лик, ты кого привела? — растерянно спросила она, не сводя глаз с человека, которого меньше всего хотела бы видеть рядом с дочерью.

— Так, сейчас оба не говорите ничего, ладно? Максим, ты посиди пока здесь, — под растерянный взгляд матери Лика затолкала Власова в свою комнату и закрыла за ним дверь. — Мамуль, все хорошо! Я все тебе сейчас объясню.

Пока Лика пыталась объяснить матери присутствие врага в их жилище, Макс осматривался в ее комнате. Поистине девичья спальня: нежно-розовые обои с шелкографией в мелкий цветочек, таким же нежно-розовым шелковым покрывалом застелена кровать; светлая мебель, воздушный текстиль, цветы и даже игрушки. Белоснежный плюшевый медведь с большим красным сердцем в неуклюжих лапах — пошлость какая! Вроде взрослая уже девочка, а тут мишки, сердечки… Зато понятно теперь, откуда взялись трусики с котенком — наверняка, у нее еще и пижама с зайчиками есть!

Макс потянулся к мишке, а из лап плюшевого зверя выпала маленькая черная коробочка — не в пример всему остальному строгая и лаконичная. Открыл — аккуратный прозрачный камешек заискрился на свету, бросая искорки на тонкий ободок из золота… Дорогое, наверно, явно не стекляшка. Макс вспомнил, как когда-то сам мечтал заявиться к Карине с таким же. Ну или не совсем таким — на «такое» ему б до старости копить. Так, значит, Горская замуж собирается? Или так, «коллекционирует» поклонников? Колечко даже из коробочки не достала — в медведя закинула… А ведь кто-то старался угодить, выбирал… Заранее сочувствуя несчастному, соблазнившемуся на милую мордашку, Макс вернул коробочку на место и прошел дальше.

Цветы, игрушки и всякие «муси-пуси»… Интересно, Каринка свою дрянную личину тоже в таком вот зефирно-пряничном домике растила? По крайней мере, розовый цвет она тоже любила — он помнит.

На тумбочке возле зеркала обитый розовой кожей лежит фотоальбом. Макс не удержался и взял его в руки… Лика… Лика с мамой… Лика где-то на морях, а здесь лазит по горам… А вот и парень какой-то рядом с ней — смуглый, холеный, на цыгана похожий…

— Карины там нет, не ищи, — раздался за спиной негромкий голос.

Перелистывая альбом, Макс и не заметил, как вошла Лика. Карины там нет… И Горского тоже.

— Ну и как переговоры с матерью? — Власов вернул альбом на место и обернулся.

— Все нормально. Пойдем, познакомлю вас.

Знакомство с мадам Горской прошло довольно прохладно: мать Лики не спешила верить в невиновность появившегося на пороге их квартиры человека, а Власов не торопился верить заверениям младшей Горской, что эта женщина не виновата в его бедах. И все же стараниями Лики враждебность двух сторон в этот вечер немного приугасла: сегодня Максу нужна помощь, а Арина слишком любит свою дочь, чтобы отказать той в слезной мольбе довериться ее внутреннему чутью и помочь им во всем разобраться. Ему разрешено остаться.

Довольная своей маленькой победой, Лика тут же утащила Макса обратно в свою комнату. Из шкафа вытащила светлые мужские брюки с черной шелковой сорочкой и всучила парню в руки:

— Переоденься, ты весь в пыли. Это не отцовское, не думай, — предупредила девушка, заметив недобрый взгляд Макса. — Мой парень оставил после командировки, все никак не заберет. Размер должен подойти.

Через полчаса Лику с Максом на просторной светлой кухне уже ждал на скорую руку приготовленный ужин.

— Ешь, Максим, там нет отравы, — проговорила Арина, усаживаясь напротив Власова.

Гордый… Даже не притронулся к еде, несмотря на скручивающий внутренности голод.

— Мне Лика рассказала твою версию. Разберемся, если ты действительно, — женщина сделала небольшую паузу, подчеркивая последнее слово, — не был виноват.

— Мне плевать, в чем вы будете разбираться и будете ли вообще. Сейчас я хочу знать только одно: с кем спала Ваша дочь. Мне нужны ее контакты: друзья, подруги, знакомые…

Болит у Власова, кровоточит все внутри от неприятного разговора, от необходимости вновь прикасаться к ранам, оставленным Кариной. И за этой болью не видно ему, как от его слов напряглась Арина, как на красивое лицо ее, еще молодое, не тронутое возрастом, легла растерянная тень собственной боли. Впрочем, что ему до нее? У него своя боль.

— Боюсь, Максим, об этом ты осведомлен лучше меня, — тихо ответила женщина, качая головой. — Я не знаю, с кем общалась Карина.

— Мать не знает, с кем общалась ее дочь?

— Это долгая история, но тебя она не касается. Карина росла с отцом. Он уверен, что Карину изнасиловал ты. Было бы иначе, ты бы не сидел.

— Я не насиловал ее, — со злостью выплюнул Макс.

— Мам, — вмешалась в разговор Лика, не дожидаясь, пока разгорится война, — ты можешь поговорить с отцом?

— Сомневаюсь, что он будет что-то знать. Да и вряд ли он станет разговаривать со мной о Карине…

— Ну тогда пусть забудет обо мне.

— Лик!

— Ну что, мам? В конце концов, мне сейчас тоже угрожают, и если принципы ему дороже дочери, то… Жила всю жизнь без него и дальше проживу, — буркнула себе под нос Лика.

— Да не будет он ничего знать, — отмахнулась Арина. — Были б другие варианты, он бы не был так категоричен. Да и Карина едва ли стала б посвящать его в свои сердечные тайны. Что до друзей ее… Горский не позволил бы ей общаться с кем попало, а Карина вряд ли б стала делиться личным с чужими людьми, выбранными отцом. Про Максима вон, никто не знал, пока вся эта история на свет не выплыла. Да Горский, если б знал, что у Карины кто-то есть, голову б ей открутил.

И здесь Арина была права. Власова Карина прятала ото всех. Тогда, влюбленный, он не придавал этому большого значения: ну не хочет она знакомить его ни с родителями, ни с друзьями — значит, не время еще. Это сейчас он понимает, что он ей был, мягко говоря, не пара, и их странный союз — это, возможно, протест против диктатуры Горского, против навязанного ей образа жизни. Так стала бы она того, другого, светить перед кем-то, рискуя, что об этом станет известно ее отцу? Скорее всего, и его она скрывала. В таком случае концов теперь не найти. Зря он пришел сюда.

— Все равно, если у нее кто-то был, должны остаться какие-то следы, — вздохнула Лика, искренне жалея, что помочь Власову, она, кажется, не в силах. — Если б это было случайное изнасилование, она бы пожаловалась отцу сразу, да и он должен был бы заметить, что с ней что-то не так. Значит, это либо Власов…

— Лик, я не делал этого!

— Подожди, не перебивай. Я всего лишь хочу понять Карину. Тебя она знала, и о том, что случилось, могла промолчать, пока не поняла, что беременна. Либо она спала с кем-то добровольно — я не знаю, влюбилась она — а когда залетела, то побоялась сказать отцу правду, и, выгораживая свою любовь, обвинила человека, у которого не было возможности нанять хорошего адвоката и за которого просто некому заступиться. Но если это все-таки ты и отсидел за честно заработанное, то непонятно тогда, что случилось сегодня ночью.

— Может, отец все-таки приставил к тебе скрытую охрану? Он же хотел, — возразила Арина.

— Нет. Я провела в номере несколько часов. Максим за это время мог сделать со мной что угодно — они бы стали ждать? Да и потом, они заставляли меня писать заявление на Власова — зачем это отцу? Это кто-то другой.

Лика промолчала, что если б отец приставил к ней охрану, то Власова скрутили бы еще неделю назад, когда ночью, в сырой холодной подворотне, приняв за сестру, Макс пытался ее убить. Да и потом, когда отпустил ее, в ожидании подруги она довольно долго вся изодранная, полуголая сидела в пустынном дворе — к ней никто не подошел. Если б за ней присматривали, разве допустили бы подобное?

— Да, наверно, отец тоже не будет ничего знать, — согласилась Лика. — Но ведь Карина не агент контрразведки, она всего лишь шестнадцатилетняя девочка — что-то должно было остаться о человеке, которого впускаешь в свою постель. Я не знаю, дневники, записки на полях тетради, смс-ки… Мам, поговори с отцом. У него должны были остаться Каринкины вещи. Если остался телефон или компьютер — было б вообще идеально!