Верь мне (СИ) - "Jana Konstanta". Страница 4

— Макс, держись.

Олег и сам едва сдерживал слезы, глядя на печальную картину — он тоже прекрасно понимает, что должно было быть все совсем иначе. И Власов не видит, как побелели костяшки на пальцах блондина, не замечает, как страшно Сажинскому встретиться с ним взглядом…

Всю дорогу до дома Олега они ехали молча. Дождь усиливался — будет гроза, как еще вчера предупреждали синоптики… До противного скрежета дворников по стеклу нет дела никому. Сажинский молча следил за дорогой, а Власов и вовсе ничего не замечал — он мыслями рядом с матерью, живой и улыбающейся; он вспоминал голос ее, смех и ласковый взгляд… Он, ее единственный сын, был для нее всем. А она была всем для него. А теперь остались от прежней жизни лишь роковые золотые буквы на памятнике, холмик и букет завядших роз.

Через полчаса, а может, чуть больше, внедорожник сбавил скорость и свернул на проселочную дорогу — узкую, но кое-как заасфальтированную, а еще минут через пять притормозил перед высокими железными воротами рядом с охранным постом. Охранник высунулся в окошко, разглядел знакомую машину и поспешил открыть ворота, впуская в закрытый поселок счастливого обладателя одного из местных, отнюдь не дешевых коттеджей.

Дом в коттеджном поселке с жизнеутверждающим названием «Радужный» Олег Сажинский присмотрел еще пять лет назад, когда первые шаги в его собственном, тогда еще не очень твердо стоящем на ногах бизнесе, начали приносить свои плоды. Цель поставлена — полдела сделано, и уже через полгода, поднакопив немаленькую сумму и одолжив немного у родителей, двадцатитрехлетний паренек стал полноправным хозяином двухэтажного особняка с огромной территорией, укрытой пышной зеленью деревьев. Особенно в приобретении его порадовала просторная веранда — давно мечтал, как на закате дня он зажжет фонари и будет допоздна сидеть в мягком кресле, любоваться звездным небом и потягивать виски. Мечта сбылась.

Тяжелые створки ворот медленно разъехались, впуская хозяина с гостем на территорию. Едва машина остановилась, дверь дома распахнулась, и на веранду выпорхнула стройная длинноногая брюнетка лет двадцати, не больше.

— Жена? — заметив девушку, машинально спросил Власов.

— Нет, — усмехнулся Сажинский. — Так, живем вместе… Пойдем, познакомлю.

Через пару минут выяснилось, что юную особу зовут Лерой. Впрочем, Власову плевать. Ему сейчас вообще на все плевать. Да и Лера не в восторге от гостя — с подозрением, с плохо скрытой неприязнью смотрела она на хмурого, неприветливого парня в промокшей поношенной одежде рядом со своим Олежкой. И все же, получив от Сажинского шлепок по филейной части, недовольство свое с лица убрала и юркнула обратно в дом.

— Поесть сделай что-нибудь по-быстрому и виски тащи, — крикнул ей вслед Олег и тут же добавил Власову: — Не обращай внимания. Избалованная, но готовит сносно. Ты давай сейчас в душ, а я тебе что-нибудь из одежды подгоню.

— Меня моя вполне устраивает.

— Твою уже давно на помойку пора выкинуть, — ляпнул Сажинский, но тут же, встретившись взглядом с Власовым, явно не склонным обсуждать свой внешний вид, примирительно поднял руки. — Макс, не ершись, я не хотел тебя обидеть. Ты мокрый весь и в земле. Хотя бы в стиралку кинь, а? Никто на твое имущество не покушается, но могу я предложить другу маленькую помощь? Хотя б на первое время?

Отправив Власова в душ, Олег вышел веранду, достал сигарету и устало плюхнулся в плетеное кресло. Сверкнула молния, и тут же раскатистый грохот прокатился над поселком, заглушая шум льющейся с неба воды… Разбушевалась стихия, не нравится ей что-то. Остервенело смывает грязь с лица земли, не понимая, что настоящая грязь застряла в душах, и никакие дожди ее не смоют. Тоскливо, муторно… И сигарета ничуть не спасает.

Заметно помрачнев, с безразличием смотрел Сажинский, как Лерка тащит на стол дымящуюся яичницу с помидорами, стаканы, виски. Олег сделал затяжку… Власов сильно изменился. Постарел за восемь лет, улыбаться разучился… Глазища темные, почти черные; взгляд тяжелый, злой… Как глянет исподлобья — так в дрожь бросает; убить захочет — так небось, рука не дрогнет. Нет в нем больше того наивного, доброго паренька, каким был раньше; Власов обозлился, заматерел, и что ждать теперь от него — неизвестно. Нервно стряхнув пепел с сигареты, Олег сделал еще одну затяжку.

— Надолго он здесь? — спросила Лера и отняла сигарету, случайно царапнув Сажинского ярко-красным когтем.

— Не знаю. Потерпи.

Несмотря на мрачность своего друга, Лера осмелела и уселась парню на колени — Олег не возражал и даже приобнял в ответ, и девушка, почувствовав, что с ней готовы говорить, обняла его за шею и тихо спросила:

— Может, объяснишь, на кой он тебе сдался?

— Так надо, — забирая сигарету, ответил Сажинский. — Лер, не лезь мне в душу, ладно?

— Не лезь, не лезь… Сажинский, а есть-то у тебя, куда лезть? Душа эта есть вообще, а?

— Что ж ты живешь со мной, раз я такой бездушный?

— Да дура потому что, сказок в детстве перечитала, — огрызнулась девушка. — Надеюсь, ты избавишь меня от необходимости сидеть с этим уголовником и изображать радушную хозяйку?

Не дожидаясь ответа, Лера соскользнула с колен Сажинского и скрылась в доме.

Теплые, почти горячие струи смывали тяжесть прожитых лет с огрубевшей, забитой грязью кожи. Власов запрокинул голову, подставляя лицо воде. Вот он, долгожданный день свободы — еще толком и не осознал он, какая она, свобода эта, а уже очередной удар, к которому жизнь его совсем не готовила, обрушился на несчастную голову. По лицу молодого мужчины бежали наперегонки струйки. Вода? Или все-таки слезы? Власов не знал, но в одном он все-таки уверен: если это слезы, то точно последние.

Через полчаса Власов уже сидел на веранде в Олежкиной одежде. Рубашка маловата — Макс крепче, массивней Олега, да и штаны оказались в облипку, хотя сам Власов упитанным себя никогда не считал. Олег сказал, что теперь модно так одежду носить, и только улыбался, глядя на его, Власова, неудобство. А еще сказал, что для «нормальной» жизни Макса надо бы подстричь — тоже помоднее. Тогда, мол, и прошлое скорее забудется, и будущее наладится. Что бы тебе, Олежка, в этой жизни понималось… Власов промолчал, не стал спорить — понимал, что Олег пытается разрядить мучительно тяжелую, гнетущую ауру вокруг него, пытается от мыслей мрачных избавить и хоть немного света в его жизнь привнести. Он благодарен Сажинскому за это, но еще больше был бы благодарен, если б его просто оставили в покое.

— Ты ешь, ешь, не стесняйся, — подбадривал Олег, наливая в низенький стакан виски.

Виски пошел хорошо. Лед, правда, лишний. Может, напиться, раз есть такая возможность? Хотя бы на несколько часов расслабиться, уйти от всех этих чертовых мыслей, боли, грязи! Власов залпом опустошил стакан.

— Поживешь пока у меня, — продолжил Сажинский, подливая очередную порцию спиртного.

— Я бомж?

— Почему сразу «бомж»? Нет. Вопросы с квартирой уже давно улажены — тебе теперь нужно только подписать бумаги о вступлении в наследство. Деньги твоей матери, кстати, все в целости и сохранности лежат и ждут, когда ты разморозишь счет. Так что ждем моего юриста — он сейчас в Германии, но через недельку прилетит; подпишешь бумаги, заберешь ключи и вернешься домой. Ну а пока побудешь здесь, отдохнешь, развеешься… Напьешься, в конце концов.

— Спасибо, Олег, за помощь, но здесь я не останусь.

— Почему? Тебе есть куда идти?

Идти ему некуда — тут Олег прав. Но сидеть на чужой шее Макс не собирается. Да и девица эта, Лера, явно не в восторге будет, если он тут останется. Нет, нечего людей стеснять. В конце концов, можно попросить у Сажинского в долг и найти какой-нибудь дешевый хостел — уж после зоны любой тараканник раем покажется.

— Найду что-нибудь. Да и девчонку твою моя уголовная морда здесь только пугать будет.