Верь мне (СИ) - "Jana Konstanta". Страница 53
— Пытаюсь избавиться от чужого запаха на тебе.
— Дурачок…
Лика поддалась вперед и сама, первая, прильнула к губам парня. Макс опешил, замер на мгновенье, но потом Лика почувствовала, как ладони его по волосам спустились ей на плечи; еще мгновенье — и вдруг, перехватив инициативу, он прижал ее к себе крепко-крепко, как самое дорогое на свете сокровище, как самую любимую женщину после долгой разлуки…
Все, что копилось целый месяц, вылилось сейчас в этот болезненный, но такой необходимый им обоим поцелуй. Он целовал ее грубо, жадно, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть; кусал, злился, утолял свой собственный голод и не замечал, как под напором жестких его губ улыбается Лика, цепляется за промокшую его футболку и плачет, пряча слезы под струями воды.
Она ему никто, она ему — враг. Но он все сильнее, крепче прижимал ее к себе; ладони с ревностью прошлись по ее позвоночнику, спустились ниже, на полоску промокшего кружева… Лика дрожит в его руках. Не кричит, не вырывается — цепляется за его футболку, подставляет личико губам его и дрожит, будто холодно ей. Обнял еще крепче — вдруг, правда, замерзла? Но Лике не холодно — ей просто не верится, что он здесь, пришел за ней.
Мир ее сузился до одного-единственного человека, желанного, любимого, до рук его сильных, крепких, до губ его жадных, требовательных, до шума воды, из-за которого не слышно ей, как там, снаружи, ее уже ищут, зовут… Нет дела до них — есть дело только до него, мокрого, горячего и голодного. И руки сами тянутся стянуть с него чертову футболку — она хочет чувствовать тепло его тела, проводить ладонью по смуглой его коже, царапать, целовать, обнимать и верить, что минута, когда так искренне, так жадно целует ее, наконец настала и больше никогда не закончится. Лика стянула с него мокрую ткань; робко, с опаской провела она ладошкой по его груди, по животу, чувствуя, как напрягается Макс, но не отталкивает — терпит, позволяет, себя самого слушает и ее обнимает.
А ведь им надо уходить. Сейчас. Немедленно. Пока еще никто не понял, что никакой свадьбы уже не будет. Им надо уходить, но как остановиться, оторваться друг от друга, когда от близости молодых разгоряченных тел основательно сносит крышу? Когда поцелуи давно лишились целомудрия, а ласки стали смелее, откровенней? Когда его ладонь опускается ниже, проходится по мокрому кружеву ее белья, проникает под ткань и касается там, где еще ни разу никто ее не касался? Когда от этого смелого, неожиданного прикосновения сжимает Лика ноги, дрожит, цепляется за Макса и чуть прикусывает его плечо, пряча сорвавшийся с губ стон? Когда от близости красивой, желанной девушки, чуть не доставшейся другому, становится тесно в штанах молодого парня, и хочется большего… Немедленно. Сейчас.
Макс резко приподнял Лику и прижал к прохладной стене; он попытался стянуть с нее трусики, поверив, что его не оттолкнут уже, а она… А она вдруг оттолкнула. Тихо, но решительно остановила:
— Макс, нет.
Дурман исчез в то же мгновенье. Как выдрессированная псина, заслышав команду хозяина, Макс опустил Лику на пол и даже чуть отошел, словно очнувшись от безумия и увидев, осознав, что только что позволил себе переступить запретную черту. Да что он себе возомнил? Уголовник… Он же ей не пара. Он здесь, чтоб сорвать проклятую свадьбу. Не для себя, а потому что Арина попросила. А Арине на него плевать — она просто не хочет, чтобы любимая дочь выходила замуж за нелюбимого человека, за того зализанного кренделя в костюме жениха! А на него, Макса, всем наплевать. Все преследуют свои какие-то цели… Вот и Лика. Да, не хочет она эту свадьбу, он видит. Было б иначе, расцарапала б ему уже морду, а не целоваться бы полезла. Но и с ним, Власовым, она быть не собирается. «Нет». Как ушат ледяной воды на разгоряченную его голову. И плевать ей, как жил он этот месяц, как выл, спивался, жалея, что потерял ее. И плевать ей, что только что, когда прижималась к нему, когда целовала, он, может быть, впервые за последние несколько лет осмелился поверить, что кому-то нужен. И плевать ей, что, может быть, она единственная, кто сумел разбудить в нем мужчину, желание, а не прежнюю ненависть к женскому телу. И плевать ей, что сейчас топорщатся его промокшие тонкие штаны, что возбужден до предела, что подобно голодному, годами не жравшему зверю, он смотрит сейчас на нее, растерянную, раздетую, хочет… Но не смеет взять — чужая она, запретная. Не для такого урода как он. Плевать ей.
— Макс…
Тихий голосок так метко, точно проходится по едва ожившему сердцу. Макс примирительно поднял руки и начал отступать.
— Не бойся, Лик, не трону.
— Макс!
Ему не понять, как жутко ей от осознания, что он опять уходит. Ей не понять, какие мысли крутятся в его голове и что он успел себе надумать, но одно она понимает очень хорошо: он уходит, и пропасть между ними опять стремительно растет, оставляя ее одну на холодном, пустынном берегу. Очень медленно в суетливом поиске причины, разрушившей недавнее мгновенье, которое она смело могла бы назвать счастливым, до нее доходит, что ее слова восприняты как отказ. Вот теперь понятно, почему так смотрит на нее: с болью и чем-то еще в потемневших глазах — то ли с сожалением, то ли с презрением. Вот теперь понятно, почему уходит.
— Макс!
Она рванула к нему, уходящему — и вот, в ладони ее дрожит его ладонь.
— Лика, не надо, — осипшим голосом возразил Макс и попытался избавиться от цепких пальцев, что отчаянно желают обхватить его ладонь покрепче.
— Какой же ты дурак, Власов! Власов, какой же ты… — Лика тянула его на себя, желая больше всего на свете вновь оказаться в его объятиях, вернуть то мгновенье, когда так искренне, так жадно целовал ее, позабыв, как и она, об обидах. — Не здесь же, не сейчас… Здесь Руслан, здесь родители, здесь куча людей. Здесь все-таки моя свадьба… Забери меня, Макс… Увези меня отсюда и делай со мной что хочешь, только не здесь…
— Лик, сама-то ты чего хочешь?
— А ты не видишь? Я с тобой хочу быть, Власов. Я люблю тебя, чудовище ты черствое…
— Любишь… — вздохнул Макс и горько усмехнулся. — Так сильно любишь, что выходишь замуж за другого…
— Ты опять мне не веришь… Власов, какого хрена тогда ты здесь? Зачем ты пришел сюда?!
— А зачем здесь ты? Зачем эта свадьба, Лика? — не сдержался Макс и повысил голос.
— Я не знаю, Макс, — замотала головой Лика и вдруг заплакала. — Я уже ничего не знаю… Ты предал меня, ты подставил меня… Власов, ты мне сделал очень больно. А он любит меня. Любит, понимаешь? Я думала, что смогу быть с ним, надеялась, что забуду тебя и стану ему если не любящей, то хотя бы просто хорошей женой… Максим, я запуталась… Я не знаю, что мне теперь делать. Но я не хочу эту свадьбу, не хочу… Я прошу тебя, забери меня отсюда, Макс.
Как за спасительную соломинку цеплялась Лика за его тепло. Прильнула к нему, моля, чтоб не оттолкнул, а он и не отталкивал — вздохнул только и обнял в ответ, к груди своей прижал как прежде крепко и по мордашке ее зареванной ласково ладонью провел. Пусть иллюзия все это, но сейчас она действительно выбрала его, а не своего Руслана — не радовать это не могло. А она смотрит на него с неподдельным страхом. Боится его потерять. Этого хмурого человека с затаенной болью в глазах, такого чужого, непонятного… Такого родного.
— Заберу, Лик, — кивнул Макс. — Даже не надейся, что оставлю ему. Твоя одежда в раздевалке, беги, одевайся.
Им пора уходить, но как же тяжело хоть на мгновенье оторваться… Так холодно, так страшно Лике от одной только мысли, что его тепло исчезнет. И все же отстранилась — надо уходить.
Прежде чем уйти в раздевалку, Лика еще раз посмотрела на Макса. Взгляд ее чуть задержался на его губах, что еще недавно так жадно целовали ее, прошелся по его груди, спустился к животу, ниже… Насквозь промокшие тонкие штаны облепили его тело, вероломно выдавая возбуждение. А ведь это она виновата… Возбудила бедолагу и тут же отвергла. Она не знает, что чувствует неудовлетворенный мужчина, но говорят, это довольно дискомфортно и даже больно. Ни душевную, ни физическую боль Максу она причинять не хотела. За его состояние, разбуженное, но неутоленное, за его первые шаги навстречу к ней и свой отказ Лика чувствовала себя виноватой. Макс, заметив, куда устремился бесцеремонный взгляд, поспешил уйти от греха подальше — ему тоже еще нужно раздобыть сухую одежду, но Лика вдруг схватила его за руку: