Верь мне (СИ) - "Jana Konstanta". Страница 62

Долгожданная и одновременно пугающая минута все ближе. Лика старалась не думать о предстоящей боли. Да плевать на нее! Что эта боль по сравнению с холодом пережитого отчуждения? Упиваясь близостью любимого мужчины, Лика со страхом и волнующим предвкушением ощущала, как твердая плоть его касается внутренней части ее бедер, осторожно, но настойчиво подбирается выше, туда, где уже мокро, горячо и очень томительно; скользит между складками, размазывая смазку, и наконец, упирается, чтоб без малейшего промедления войти, заполнить собой, подчинить…

Толчок. Резкий, стремительный. Лика зажмурилась от пронзительной боли, громко вдохнула, боясь закричать, и, что есть силы, вцепилась в спину Макса, прильнула к нему, безмолвно умоляя не двигаться. «Надо расслабиться, надо не думать о боли… Макс, миленький, не двигайся!»

Еще толчок, почти сразу же. Ей очень больно — до слез, до крика, но она старательно прячет боль на его плече. Он ничего не видит. Он только отметил про себя, что Лика не часто баловала своего Руслана — слишком она узкая, слишком тугая. Так тяжело идет…

Опять толчок. Был бы сам поопытней, заподозрил бы, что ни Руслана, ни кого-либо еще она к себе так близко не подпускала никогда. Но сравнивать ему почти не с чем — не помнит он ничего из прошлого опыта близости с женщиной, а о том, что у Лики не первый — он «знает».

Двигаться становится легче. Толчки становятся сильнее, быстрее, безжалостней… Он не может больше сдерживаться — эта женщина нужна ему как глоток воздуха идущему ко дну, как противоядие умирающему от змеиного укуса, как последний отблеск путеводной звезды бредущему во тьме страннику. Она нужна ему. Целиком. В сию же минуту. И он берет ее, подчиняет, клеймит… А ее ногти раздирают ему спину. Но он почти не чувствует этой боли и не видит ее слез. Он сходит с ума от собственных ощущений, от запаха желанной женщины, от ее близости, от ее коготков на своей разгоряченной коже… Он очень хочет видеть ее глаза, но она не дает — обнимает его крепко-крепко, прячется, уткнувшись носом в его плечо, изредка кусает и тут же целует — рвано, жадно, задыхаясь… Пряча слезы. Гася крик.

Толчок, еще толчок… Она терпит, не выдает своей боли. Отдается, обнимает и ждет, когда же он насытится…

Еще немного, и пытка закончится. Он слезет с нее, откинется обессиленный, опустошенный на подушку и притянет к своей груди Лику — и боль ее утихнет, особенно, если не шевелиться. Уже на грани забытья он легонько поцелует ее в макушку и заботливо укроет их обоих покрывалом. Впервые в жизни заснет она с мужчиной, впервые в жизни проснется утром в мужских объятиях.

Больно? Очень. Обидно? Немножечко. Она ни на минуту не пожалеет о своем решении — она рада, что сюда пришла. И пусть не о таком первом разе она мечтала — зато они вместе. Зато его рука так ласково гладит сейчас ее волосы. Зато его груди она сейчас легонечко касается губами. Пусть он не прав, но, уверенный в ее лжи, он все же сумел раскрыть ей объятия. Пусть правда на ее стороне, но она сумела, наступив на гордость, прийти к нему. Голодные, разозленные друг на друга, они все-таки рядом, согревают друг друга теплом своих тел. Не это ли главное? Уметь прощать, терпеть и уступать друг другу? Не тот ли это фундамент, на котором возводятся вековые замки самых крепких уз? А боль пройдет. Теперь все позади.

Лика лежала на груди Макса, прижатая его рукой, и слушала мерное дыхание. Он спал, насытившись, а она понимала, что ни за какие богатства мира не хотела бы сейчас оказаться где-то в другом месте, вдали от этого парня — недоверчивого, злого… Единственного. Желанного. Любимого.

Глава 27

Руслан проснулся рано утром почему-то в незнакомой комнате, почему-то с какой-то голой девицей у себя на груди. Лика? Нет, не Лика. Он осторожно убрал с ее лица волосы и откинулся обратно на подушку — лучше б не просыпался. Вспомнил он, и как Лика вчера его бросила, и как напился в компании ее подружки, и как… Теперь вот последствие сиюминутной слабости мирно сопит у него на груди, а он лежит и думает о том, что впервые изменил Лике. Или это теперь уже не измена? Как бы то ни было, но на душе по-прежнему паршиво. Еще и голова болит после вчерашнего. Руслан осторожно переложил девушку на соседнюю подушку и слез с кровати — надо бы найти одежду и уйти, и лучше до того, как проснется Марина.

Но Марина проснулась.

— Даже на кофе не останешься? — раздался тихий голосок за его спиной.

Руслан обернулся. Девушка сидела на кровати, прижав к груди коленки, и с тоской наблюдала за его сборами.

— Нет, идти надо, — ответил Руслан, застегивая брюки. — Дома появиться пора, да и… Раз уж так все вышло, то поеду на работу сегодня.

— Жалеешь, что остался у меня?

Руслан подошел ближе и уселся на краешек кровати. Внимательный взгляд прошелся по девушке — она заспанная, взлохмаченная и все-таки красивая, даже сейчас. Добрая и ласковая. Жалеет ли он об этой ночи? Скорее нет, чем да — предпочел бы, конечно, проснуться сегодня с Ликой, но если б не Марина, он сдох бы вчера от боли.

— Нет, Марин, не жалею. Я очень благодарен тебе, что не оставила меня вчера. Но сейчас я должен уйти, не обижайся. Проводишь?

Конечно, проводит. Марина накинула легенький халатик и вышла из комнаты следом за Русланом. В полном молчании он одевался, обувался… И Марина молчала, понимая, что продолжения в таких случаях не бывает. Да и не надо. Чужой он все-таки, еще вчера мог стать ее подруге мужем. Пусть уходит.

Но Руслан, поправив пиджак, у дверей вдруг остановился. На секунду задумался, потом резко развернулся и направился к ней.

— Марин, я… — Руслан прикусил губу, будто не решаясь продолжить.

— Не говорить ничего Лике? Не волнуйся.

— Да плевать на Лику, говори ей что хочешь. Я о другом… Я позвоню тебе… можно?

— Конечно. Звони в любое время, — затараторила Марина, а потом резко остановилась и тихо добавила, робко глядя парню в глаза: — Рус, зачем?

— Ты жалеешь о том, что случилось?

Она жалеет, что он теперь думает о ней, как о легкомысленной особе, с которой всегда можно скрасить ночь, но с которой не остаются после даже на кофе. Но она же не такая… И Руслан… он действительно хороший. И будь она на месте Лики — ни за что б его не предала.

— Рус, я ни о чем не жалею, мне было хорошо с тобой. Но я не хочу, чтоб ты думал обо мне плохо. Что я могу вот так… с любым… по пьяни. Я не такая, правда.

И тут же теплая смуглая ладонь осторожно коснулась ее лица, заставляя примолкнуть.

— Я знаю, не надумывай лишнего. Марин, я позвоню тебе, обещаю. И мы обязательно попьем с тобой кофе, — с грустью улыбнулся Руслан и вдруг коснулся губами маленького ее чуть вздернутого носика. — Дай мне только пару недель в себя прийти.

Глава 28

В спальню Арины Горской тоже постучалось утро, солнечными лучиками скользя по лицам двух уже не спящих людей.

Арина уже давно не спит — а как тут спать, когда полуголый муж, позабыв, где находится и с кем, прижимается к твоей спине и обнимает загребущими лапищами. Это неправильно, и меньше всего на свете Арине хочется, чтоб он думал сейчас, что обнимает свою Ланку, что блондинку свою длинноногую вот так прижимает к себе. А проснется, поймет, что не Ланка она, и сбежит, оставляя некогда любимой супруге лишь упреки и равнодушие. И все-таки Арина не спешила избавляться от чужих прикосновений — она лежала, затаившись в случайных объятиях, и наслаждалась каждой минуткой близости с до сих пор не разлюбленным мужем. Но все хорошее имеет свойство заканчиваться. В какой-то момент Горский за ее спиной засопел, зашевелился… На какое-то время замер, видимо, осознавая, что не ту обнимает, а потом осторожненько от не своей женщины отстранился.

Арина сделала вид, что спит. Обида кольнула до самого сердца — так и есть, он думал, что обнимает Ланку. Прикрыв глаза, слушала она, как Горский, выскользнув из ее кровати, тихонько крадется на выход… Да пусть катится ко всем чертям! Только душу разбередил!