Моргемона (СИ) - Орлова Ирина Аркадьевна. Страница 7

Тем не менее она лишь опустила глаза.

Розги и брань действительно приучили её чаще молчать, чем отвечать. Хотя бессмысленность возражений послужила тому не меньше.

Юная Летиция вмешалась в натянутое молчание между ними.

— Давайте я расскажу об увлечениях диатрина? — спросила она. — Мне довелось слушать, как он говорит с гвардией Оскала во время монаршего визита. Он большой любитель рыцарства. Мастерский наездник и признанный на турнирах фехтовальщик.

— Он видел мир, — добавила Лара снисходительно. — Полгода назад вернулся из Астегара, далёкой земли на севере. Три года он учился там в военной академии и управлению. Знает не только гиррит, но и тамошний язык.

— И в карты играет, — добавила Летиция.

«Прекрасно», — подумала Гидра угрюмо, уже предвкушая необходимость проявлять уважение к бесполезным мужским интересам.

— И мнит себя, видимо, новым Кантагаром, — неожиданно процедил Тавр и сжал руку в лайковой перчатке в крепкий кулак. — Раз полез на побережье восстанавливать руины, оставшиеся от королевы Лорны. Дракон ему, видать, для того же нужен. С такими имперскими амбициями…

— Какие руины? — вновь не сдержалась Гидра.

Мать закатила глаза и разочарованно вздохнула. С минуту никто не желал вновь разговаривать со столь тёмной девицей, ничего не знавшей о самых обсуждаемых делах Рэйки.

— Город Мелиной, — соизволила сказать мать. — Город королевы Лорны у подножия тех гор, где спит белый дракон Сакраал. На большой земле, у великой реки Тиванды, впадающей в море. Он занялся этим с тех пор, как приучился наблюдать за Сакраалом. Сперва отстроил порушенные крыши и анфилады замка королевы Лорны, потом возвёл набережную, порт… даже когда он уезжал, градостроительство продолжалось. Этот город люб диатрину больше, чем что-либо ещё на этом свете, и поэтому он пожелал даже свадьбу провести там.

— И мы едем в этот Мелиной? — застыла от изумления Гидра.

Никто не ответил ей, но по утомлённым и недовольным взглядам она догадалась, что и без того должна была это знать.

Это странным образом воодушевило будущую диатриссу. Она задумалась: если это город принца-диатрина, значит, его семья не будет проводить там все сезоны? И ей не придётся изо дня в день кланяться диатру и диатрис? Может, она будет свободнее, чем теперь?

«Свободнее, да не с заходом солнца», — поёжилась Гидра. — «Даже самый ласковый муж берёт жену не для того, чтобы давать ей жить в своё удовольствие».

Полчаса спустя они сошли в порту. «Гидрагон» уже ожидал их, полоща на ветру флагами с гидрами — серебряными семиглавыми чудищами на чёрном фоне.

«Гидра — это я. У меня было семь голов, но осталось всего три. Первую оттяпала мать, вторую отец, третью — смерть Бархатца, а четвёртую — эта женитьба».

Но самым верхним флагом был диатрийский — золотистый знак астрагала, подобный схематичному рисунку снежинки с точками вокруг пересечения линий. Так этот цветок обозначался в знахарских книгах — где нередко встречался как лекарственное растение — и так закрепился и в геральдике.

Гидра обернулась на запылённый, измождённый солнцем Арау, раскинувшийся на скалах. Ей стало боязно.

«Может, я больше никогда не вернусь сюда», — подумала она. — «А даже если мне позволят, семья превратит эти визиты в редкостную пытку».

Но семья не желала тратить время на сантименты. Мать подпихнула её в спину, заставив девушку подпрыгнуть.

— Не стой на солнце, загоришь, как уличная торговка, — буркнула марледи Ланхолия. И Гидра, натянув паллу сари посильнее на лицо, взошла на корабль вслед за отцом. Заныли верёвки, скрипнули поднятые сходни; «Гидрагон» поймал волну и отправился на север, к устью великой реки Тиванды.

Их плавание до берегов большой земли продлилось восемь часов. И ещё столько же, если не дольше, им предстояло двигаться вверх по течению Тиванды, используя конную тягу на берегу. Гидра рассчитывала посмотреть на покрытые манграми берега и на бедных тягловых лошадей, которым приходилось вместе с гребцами бороться с силой течения; но мать ожидала её в каюте, чтобы примерить ей свадебную причёску.

Гидра не хотела идти. Нарочно задержалась на палубе, спряталась в тени. И услышала, как гидриарский рыцарь из свиты мелет языком с капитаном:

— Правду глаголят, диатрин Энгель перепутал невесту с приданым. Видишь, Лукавый следует за кораблём высоко в небе? Дракон, конечно, опасный зверь. Но этот ни одного человека на Аратинге не сцапал. Спокойный, говорят, как черепаха. Дракон здесь — невеста, злобная и дерзкая, да ещё и тощая, как настоящая моргемона, только рыжая. Молвят, колдовством она занимается, за то боги её и наказывают. Мы как отплыли, так её то укачивает, то служанка ей не те туфли подала, то ещё что.

— Диатры не по любви женятся, — отмахнулся седой капитан. — Диатры женятся, чтобы драконов, армии и земли между собой делить. Чует мой ус, диатрин Энгель взял бы в жёны хоть престарелого шута, потому что сейчас молва о войне ходит. Драконы понадобятся короне.

— Чушь собачья.

— Ничуть, сэр. Пираты Рэйке не страшны благодаря союзу с Цсолтигой. Но с севера, через горные перевалы, приходят золотодобытчики из иных стран. Из Барраката, из Ририи. И они уже, говорят, заняли один из фортов на побережье.

— Чума! — воскликнул рыцарь сердито. — Позабыли чужеземцы, что в землях Рэ-ей от них останутся лишь угли.

— Оттого и женится диатрин, — рассудил капитан. — За Мелиной волнуется — это ведь единственный город на побережье, и стены его ещё не до конца отстроены. Люди только потянулись в Мелиной — что с ним станется, если его разграбят? А если б не было брака, марлорд Тавр пожалел бы своих драконов-то, не вывел бы их на бой.

— Ну ты полегче, — осадил его рыцарь. То был сэр Берег, один из верных воинов Гидриаров. — Марлорд Тавр — такой же защитник Рэйки, как и диатры.

Гидре от их разговора снова стало тошно. Держа тыльную сторону ладони у рта, она медленно побрела в трюм.

Туфли натёрли ей мозоль, даже невзирая на то, что она велела Пинии принести самые мягкие. Видимо, от влажного тумана. По мере подъема по реке воздух становился всё тяжелее, терял солёный дух моря. Но зато девушке стало немного лучше, и болезный желудок переставал беспокоить её столь сильно.

Она вернулась в каюту. Выслушала ругань матери и села перед зеркалом, как та велела. Грубые пальцы стали разбирать рыжие пряди. Совсем не так, как она делала это с отцовскими волосами.

Гидра терпела и хмуро глядела в своё осунувшееся лицо в зеркале. Она сидела спокойно, пока палец марледи Ланхолии не задел кожу на шее. Тогда Гидра подпрыгнула на стуле, и заколки рассыпались по полу.

— Опять ты за своё! — прикрикнула мать и стукнула её по затылку. — Полоумная!

Но чужое касание к коже было для Гидры будто ожогом. Она чутко отличала руку человека от носа животного или складок одежды; и её тут же сотрясало омерзением и отторжением, будто в неё ткнул пальцем грязный уличный больной.

— Диатрину придётся привязать тебя к постели, — прошипела леди Ланхолия Гидриар и сердито дёрнула её за недоплетённые волосы. — Сиди смирно. Я должна понять, как будут смотреться мускари в косе, если поднять её на затылок, а крайние пряди распустить.

«Как прямолинейно они с отцом заявляют, что им безразлична моя судьба, и как яростно трудятся над тем, чтобы скрыть сей факт от диатров, пока не будет произнесена брачная клятва!»

Гидра поджала губы и всем своим существом устремилась на то, чтобы стать крепостью, которую не донимают тычки вражеских орудий. «Я камень», — твердила она себе и почти не вздрагивала, когда острые ногти матери в очередной раз чиркали по шее.

2. День в истории

Глубокой ночью они пристали в порту Мелиноя. Выйдя на палубу, Гидра тут же застыла в потоках струящегося ветерка. Прохладного, речного, веющего с гор — совсем не похожего на просоленный воздух Аратинги.

Огни Мелиноя заворожили её на мгновение. Это был город многократно больше Арау. Он располагался на обоих берегах реки. Меж светло-серых стен и синих черепиц чернели аллеи, а на нескольких уже достроенных башнях мерцали сторожевые факела. По узким брусчатым улицам эхом разлетался цокот копыт и смех уличных гуляк. Хор цикад сливался с шелестом волн у причала.