Клеймо Солнца. Том 2 (СИ) - Пауль Анна. Страница 24

— Дэн, подожди! — Коди ощутимо толкает меня, и я невольно ложусь обратно.

Недовольно смотрю на друга, ведь вынужден его выслушать.

— Алан сказал, что в волосы Габриэллы были вплетены какие-то цветы и травы. Они украшали и одежду. Я добрался до этих образцов и изучил их.

Теперь я замираю уже по-настоящему и смотрю на парня во все глаза. Когда Коди Хейз стал героем?..

— Стопроцентного соответствия нет, — рассказывает он торопливо, пока я не успел ничего сказать, — однако обнаружились растения, отдалённо похожие на ромашку, валериану и мелиссу. Они могут пригодиться, если приготовить отвар из успокаивающих трав. Подозреваю, что он всё равно навредит Габриэлле, ведь, она, похоже, не знает, что такое лекарства, однако это будет всё равно лучше, чем транквилизаторы, и подойдёт — на крайний случай. Ты должен не делать глупостей, оставаться здесь и поправляться: ещё предстоит уговорить Бронсона вколоть нашу смесь, а не его чёртовы транквилизаторы. Четыре дня, — говорит Коди и только тогда, едва не задыхаясь, наконец делает вдох, а потом продолжает уже медленнее: — С генералом мне не справиться. К тому времени ты должен встать с койки и быть в форме.

Меня совсем не вдохновляет мысль, что до поры до времени придётся оставаться здесь и просто ждать, когда Коди сделает всё за меня, но сердце продолжает бунтовать, и я думаю, не вживили ли мне, грешным делом, ещё один датчик.

Друг смотрит на меня выжидающе.

— Чертовски разумный план, — игнорируя боль, признаюсь я, и вижу, как на лице Коди появляется несмелая, почти по-детски наивная улыбка. — Будь осторожен. В любой момент… — я замолкаю, и улыбка гаснет на лице друга, когда он предчувствует, что я хочу сказать, — если это станет опасно, сообщи мне.

Практикант кивает.

— Ты знаешь, где меня найти, — улыбаюсь я вымученно, глядя на своё обессилевшее тело, и друг усмехается в ответ.

— Ты будешь здесь, — подыгрывает он мне. — Не сомневаюсь. Поешь, — говорит он, подвигая ближе к кровати столик с едой, и скрывается за дверью, оставляя меня в одиночестве.

От вида сопливой каши и горстки суперфудов меня начинает тошнить, но я уверен, что Оутинс запретил Коди давать мне что-нибудь другое. «Тебе нужно набраться сил», — так и слышу в голове назойливый голос Ньюта. С обречённым вздохом я набираю ложкой каши и подношу ко рту, стараясь игнорировать, как от искусственного запаха сводит и недовольно урчит желудок. Усилием я отправляю кашу в рот и заставляю себя проглотить омерзительную жижу, при том, что догадываюсь: усвоится далеко не всё. Но другого выхода нет.

Надеясь отвлечься от неприятного вкуса и ещё более гадких воспоминаний, накатывающих из прошлого, как тошнота, я запускаю ленту и вижу сообщение: «Дэннис, ответь, что ты в норме. А то мы нервничаем». И в конце строчки весёлый улыбающийся смайл. Великолепно. Слабо улыбаюсь, но схожу с лица, как только вспоминаю, что мне стоит отправить по этому незарегистрированному номеру. «Я целые сутки оставался без сознания! В твоём понимании это и есть „подлатать“?!»

Некоторое время я издеваюсь над собой, проглатывая одну ложку каши за другой, а следом и отпущенную мне горстку суперфудов, пока наконец в тарелке ничего не остаётся.

Я смотрю в безжизненный потолок, задаваясь одним и тем же вопросом, к чему всё это нас приведёт, когда на ленту наконец приходит ответ: «Ты же дышишь? Мы всё сделали — ещё и руками Бронсона: он ничего не заподозрит. Даниэль не только перенастроил твой датчик: теперь мы будем решать, какую картинку показывать генералу. Он не узнает, где ты находишься на самом деле, если только мы этого не захотим. А значит, с этой задачей справились». Руки так и чешутся написать всё, что я об этом думаю, но сил хватает только на то, чтобы безвозвратно удалить сообщение.

Хотя ванная находится в нескольких метрах от меня, чтобы до неё добраться, приходиться потратить не меньше пятнадцати минут. Я оказываюсь на месте как раз вовремя, чтобы не создавать роботам-уборщикам лишнюю работу. Я вынужден задержаться здесь, опуститься на белоснежный пол и судорожно хвататься за сидение унитаза побелевшими пальцами, потому что за каких-то полчаса меня выворачивает наизнанку раз десять.

Размышления о своей жизни в непосредственной близости к смывному бачку приобретают какой-то глубокий философский смысл, и, если бы не боль в груди и спине, я бы ни за что не решился вернуться обратно, в койку. Но минут двадцать оказывается достаточно, чтобы понять: выворачивать больше нечем, а удерживать себя в вертикальном положении становится почти невозможно. Я ползу обратно, мысленно благодаря всех действующих и забытых богов за то, что об этом позоре останется известно лишь мне и унитазу.

Я падаю на кровать как раз вовремя, потому что спустя несколько минут появляются гости. Стараюсь не зацикливаться на сочувственном взгляде Ньюта Оутинса и ехидном — генерала.

— Транквилизаторы её убьют… — начинаю я, но Бронсон сразу же прерывает:

— Можешь это доказать?

Доказать? — Невольно я мрачно усмехаюсь: для этого надо было бы убить землянку. Однако генерала, похоже, не заботят неудачные формулировки, равно как и чья-то жизнь. Успевая поймать мой взгляд, Ньют отрицательно качает головой, предупреждая от необдуманных поступков.

— Наши лекарства повлияют на неё сильнее, чем на человека, — торжествуя победу, произносит генерал, — но точно не окажутся смертельными. Я знаю, что вы задумали на пару с Практикантом, — я не подаю и виду, но Бронсон явно хорошо осведомлён, так что моя выдержка вряд ли его переубедит. — Не думаю, что у вас что-то получится.

«Не думаю — или надеюсь, что не получится?» — так и хочется спросить, но очередной предупреждающий взгляд Оутинса отрезвляет меня.

— Во всяком случае, — протягивает Бронсон, — вы можете попробовать.

— Мы не просто попробуем — мы справимся, — обещаю с готовностью, и генерал скалится в ответ.

— Что ж, хорошо, если так.

Они уходят, и, к собственному сожалению, я засыпаю гораздо чаще, чем хотел бы, и сплю гораздо дольше, чем надо бы, но тело не слушается, на удивление паршиво привыкая к датчику. Вопросы, которыми я задаюсь, и образы, что рисует мне воображение, то и дело превращаются в сон, из которого я выныриваю ещё более уставшим, чем до того, как уснуть. Остаток дня так и проходит — в полуобморочном состоянии.

Когда вечером приходит Коди, у него нет и нескольких минут, чтобы поговорить. Он поспешно оставляет ужин и исчезает так же быстро, как появился в моей комнате. Каша и суперфуды и выглядят, и на вкус оказываются такими же омерзительными, как и в предыдущий приём пиши, так что вполне закономерно, что продукты довольно скоро отправляются туда же, куда и их предшественники. Вновь поразмыслив над своей жизнью не меньше получаса, я ползу из ванной обратно, забираюсь на койку и отключаюсь, как только кладу голову на подушку.

Второй день оказывается немногим лучше первого, зато теперь я могу принимать сэмпе, и грудь и спина уже не так болят, гораздо больше неприятностей доставляет мигрень. Не помогает и постоянно повторяющаяся мысль, что Габриэлла где-то недалеко от меня — мы оба в Сфере, а я не могу добраться дальше, чем до двери ванной. Сегодня каша и суперфуды усваиваются уже лучше, и я надеюсь, что к завтрашнему дню почувствую себя человеком.

«Я обещаю, что буду рядом».

Слово, которое я дал Габриэлле, заставляет вновь и вновь пробовать дойти до двери из комнаты, однако каждый раз всё заканчивается одним и тем же: я безвольно сползаю по стене на пол и сижу по пятнадцать минут, пытаясь отдышаться, пока в висках стучит, в ушах шумит кровь, а тело откликается ломящей болью.

В какой-то момент мне всё это надоедает настолько, что, выждав, пока дыхание выровняется, я решительно поднимаюсь на ноги, хватаюсь за ручку двери и рывком открываю её, решаю, что доберусь до Габриэллы, даже если придётся ползти по проклятому коридору в поисках нужной комнаты.

Однако стоит толкнуть дверь, как приходится схватиться руками за косяк, ведь ноги подгибаются, и я падаю на колени. Под неудобным углом запястья начинают ныть, и пальцы бессильно скользят по косяку, не находя, за что уцепиться.