Факел Геро (СИ) - Астрович Ната. Страница 39

— Выслушай меня, Агафокл. Выслушай меня внимательно и запомни. Если ты посмеешь вмешать в эти дела мою супругу, то я умою руки. — осадил юношу Идоменей. — Никакой помощи от меня тогда не жди! В своём ли ты уме? Что ты ответишь ей на вопрос о причине твоего изгнания? Что ты распутничал в доме, где прошло её детство? Что ты транжирил деньги на девиц? Может быть, ты поведаешь набожной своей тётушке, в чём тебя обвиняет Совет? — переведя дыхание Идоменей продолжил: — Знай! Что если ты сейчас не пообещаешь мне молчать перед Федрой, то клянусь богами — я сам нацарапаю твоё имя на черепке!

2.

Небольшой корабль покачивался у деревянного причала, ожидая отплытия в Гермонассу * с заходом по пути в Керкинитиду *, Феодосию и Нимфей. * Навигация через Эвксинсий понт закончилась, но некоторые смельчаки ходили вдоль побережья Таврики до самых льдов.

Среди пассажиров выделялась своей богатой одеждой и драгоценностями рыжеволосая молодая женщина с небольшим сундучком в руках. Дорогое платье, словно его владелица собралась не в дорогу, а на торжество, контрастировало со скромной одеждой остальных пассажиров и членов команды.

Моряки, угадав в ней гетеру, бросали на девушку красноречивые взгляды и пытались заговорить с её рабыней. Но пассажирки не обращали внимания на заигрывания мужчин. Лицо нарядной женщины было бледным и уставшим, но глаза, слегка припухшие от слёз, глядели твёрдо и решительно. Лицо женщины было повёрнуто в сторону города и во взгляде не было надежды, только одна тоска.

— Госпожа, давайте присядем. Когда корабль тронется, мы можем не удержаться на ногах.

Пирра послушно села. Ей было всё равно, стоять… сидеть… Она даже не знала, куда плывёт этот корабль. Вчера, едва проклятый Идоменей ушёл, он послала рабыню в казармы, приказав узнать, куда уехал её меднокудрый любовник. Рабыня вернулась ни с чем.

Проплакав всю ночь, к утру Пирра начала собирать свои вещи, а потом бросила всё и решила, что возьмёт с собой только сундучок с монетами и украшениями. На уговоры рабыни взять тряпье она ответила отказом и не позволила ей забрать ничего. Пусть всё останется хозяевам дома. Вот обрадуются!

Хитон из драгоценного виссона, шёлковая накидка, на щиколотках и запястьях звенящие браслеты. Золотой обруч сдавил виски, тяжёлое ожерелье натирало шею. Но терпеть оставалось недолго, лишь бы хватило решимости.

Пирра прижала сундучок покрепче к груди — подарок морскому старцу. * Пусть в обмен на него сделает её нереидой *, и однажды в тихую лунную ночь она оседлает волну, и волна понесёт её к городу, в котором она так недолго была счастлива. Тогда поймёт он, её меднокудрый, что не сбежала она с очередным любовником, что осталась ему верна, как обещала.

Матрос снял верёвочную петлю с причальной тумбы и перекинул канат на корабль. Пирра закрыла глаза, чтобы не смотреть на берег во время отплытия. Останется потом сделать лишь один шаг за борт, чтобы драгоценный груз утянул её на дно.

Корабль резко дёрнулся и накренился, все, кто стоял на ногах, попадали. Пассажиры испуганно переглядывались — неужели наскочили на подводную скалу? Но Пирра сразу увидела две руки, крепко схватившиеся за борт корабля, и кудлатую медную голову. Капитан закричал: «Помогите ему кто-нибудь, иначе он опрокинет мой корабль!» Двое матросов втянули мужчину на палубу. Пирра вскочила, сундучок с грохотом выпал из её рук.

3.

Волны тихо плескались у ног, они почти подбирались к камню, на котором сидел Идоменей, но, не успев коснуться кончиков сапог, откатывали назад. Укромная бухточка, прикрытая со стороны города невысокой скалой, в тёплое время года пользовалась большой популярностью у местной молодёжи.

Здесь назначались свидания, устраивались интимные пирушки, здесь купались нагими под луной, а затем воздавали почести и приносили жертвы Пеннорождённой * богине любви.

В похожей бухточке и он, когда-то, в далёкой юности встречался с податливыми девицами, в их жарких объятиях познавая первую радость, если не любви, то плоти. Сегодня, в этот прохладный осенний вечер берег моря был пуст и подходил больше на для любовных свиданий, а для тайных встреч.

За спиной мужчины послышался шорох обсыпающейся под чьими-то ногами, гальки. Он поднялся с камня, чтобы приветствовать пришедшего, но тот его опередил:

— Здравствуй, Идоменей! Прошу, не называй меня по имени.

— Здравствуй…, - Идоменей запнулся. — Как же мне тебя звать?

— Никак, — ответил мужчина.

— Ты даже не позволишь звать тебя другом?

— И другом не надо, ведь ты пригласил меня сюда не как друга, иначе ты пришёл бы открыто ко мне домой, — ровным голосом ответил мужчина.

Идоменей был несколько смущён, таким обращением человека, с которым был с юности дружен, избороздил много морей и пережил много приключений. Много лет назад их пути разошлись. Тогда Идоменей окончательно сделал выбор в пользу торгового ремесла, а его собеседник предпочёл политическую стезю.

Разглядывая умное спокойное лицо и скромную одежду товарища, Идоменей понимал, почему в Прекрасной Гавани его прозвали Совестью полиса. Его друг никогда не брал взяток, не потворствовал знатным и богатым. Ни друзья, ни родственники не могли рассчитывать на его покровительство, если он видел, что они не правы. Несмотря на то, что этот мужчина давно не занимал никаких официальных должностей, его слово во многих спорах было решающим, ибо он был кумиром бедноты, которая, как известно, может долго терпеть гнёт власть имущих. Но бывает, что чернь вдруг вскипает от очередной несправедливости, и её стихийный протест набирает силу шторма, который одним мощным набегом смывает в бездну самые крепкие политические конструкции.

— Что ж, — немного подумав, начал Идоменей, — раз ты не разрешаешь ни произносить твоего имени, ни называть тебя другом, я буду звать тебя Астреидом *, ведь на алтарь этой богини ты приносишь плоды своего труда.

Губы того, кого Идоменей назвал сыном богини справедливости — Астреи, слегка дрогнули в улыбке:

— Узнаю тебя, Идоменей, ты всегда найдёшь способ выкрутится из любой ситуации.

Но тут же лицо мужчины вновь сделалось строгим:

— Я знаю, зачем ты позвал меня, Идоменей. Племянника твоей жены обвиняют в серьёзном преступлении. Сомневаюсь, что я чем-нибудь смогу помочь. Ты ведь знаешь, мы, эллины, всегда со снисходительностью относились к чужим богам. Любой иноверец, проживающий в нашем городе, мог спокойно ставить алтари и воздавать почести своим божествам. Более того, чужаки, наблюдая за тем, как свободны мы перед нашими богами, как славим их в наших храмах, меняли своё вероисповедание и приходили в лоно нашей религии. Теперь всё изменилось, Идоменей, и ты не можешь об этом не знать. После того, как один тщеславный царь * объявил себя божеством и потребовал ставить статуи со своим изображением в храмах, древние традиции пошатнулись. Появились последователи македонского безумца, которые считают, что имеют право сидеть за одним столом с олимпийцами. * К чему всё это привело? Над нашими богами стали смеяться! И я тебе скажу так, Идоменей, вера, над которой смеются — падёт! Уже сейчас некоторые наши единоверцы посматривают в сторону чужеземных богов, считая их более сильными. Здесь, в Таврике, на краю Ойкумены, мы в большой опасности. Редкая россыпь эллинских городов у самой кромки моря, а за нашей спиной тёмный варварский мир со своими колдунами, шаманами и энареями. Если мы дадим им хоть малейшую лазейку, они нас проглотят. Подумай ещё вот о чём — более половины жителей полиса не являются чистокровными эллинами. Первым переселенцам, а это в основном были мужчины в цвете лет, для продолжения рода приходилось вступать в брак с женщинами из местных племён. Все эти полукровки, а также их потомки, несмотря на то, что получили эллинское воспитание, являются потенциальными вероотступниками. Мы не смогли сохранить в чистоте свою кровь, поэтому должны сохранить хотя бы веру. Теперь скажи мне, Идоменей, как мы должны смотреть на то, что какой-то беспутный мальчишка, являющийся эллином по крови, собирает в своём доме гостей и устраивает там праздник в честь скифских богов?