Факел Геро. Часть 2 (СИ) - Астрович Ната. Страница 48
Идоменей снаряжал уже второй за декаду караван для отправки в Прекрасную Гавань. С первым в город уехал Нисифор — следить за погрузкой зерна на корабли, что готовились отплыть в далёкие Афины. Там лембы встретят сыновья Идоменея и перепродадут зерно дальше, в города Аттики и на острова Эгейского понта. Затем торговые суда вернутся в Прекрасную Гавань, гружённые разными товарами, а ещё мебелью и предметами интерьера для обустройства Белого особняка. Идоменей планировал следующей весной преподнести этот роскошный дом в дар супруге.
Утром, во время завтрака, у него мелькнула мысль: не отправиться ли в Прекрасную Гавань, переждать там зиму? Можно всё устроить так, что тоскливый сезон пролетит незаметно.
Прошлой зимой в Ольвии он проводил время совсем неплохо, правда, там была Эгла… Может, вызвать её? Снять для девушки уютный домик неподалёку от Храмовой улицы?..
— Подлить вина, господин?
Идоменей оторвался от размышлений и взглянул на стоящего перед его креслом слугу.
— Благодарю, Гектор, мне достаточно, — ответил, ставя на стол опустевший килик.
— Опять к амбарам пойдёте?
— Да. Нужно закончить с отгрузкой зерна.
— А Арах на что? Господское ли это дело — у амбаров целыми днями находиться? — проворчал старый слуга.
— Он не справится без меня, Гектор, — объяснил Идоменей. — Арах, хоть и хорош в роли помощника, но грамотой не владеет и поэтому учёт зерна вести не может.
— Так писарь ваш без дела околачивается, — не унимался ворчун. — Этот… как его…
— Зел, — скрывая улыбку, подсказал Идоменей.
Хозяин Тритейлиона частенько замечал, что Гектор избегает называть раба — библиотекаря по имени и не упускает возможности приписать ему несуществующие пороки: «Тих как мыша — замышляет что — то, не иначе»; «Взгляд либо испуганный, либо отрешённый. Иногда пять раз об одном спросишь, а он так и не ответит. Витает где — то… Непозволительно рабу думать о чём — то, кроме угождения господину!»
Причиной этих придирок, как догадывался Идоменей, была ревность старика к молодому рабу, претендующему на то, чтобы занять место подле господина. Возраст и хвори не позволяли Гектору прислуживать Идоменею с прежним усердием. И они оба понимали, что каждый день приближает момент расставания, когда окончательно одряхлевший слуга будет вынужден переселиться из андрона в посёлок рабов. Увы! Для смертных Хронос* неумолим. Идоменей уже договорился с Метидой, что она заберёт старика к себе и будет заботиться о нём до самой его смерти. Но пока ещё Гектор жил в андроне и не упускал случая выставить перед хозяином раба — библиотекаря в неблагоприятном свете.
— Вчера пришёл — в покоях темно. Зажёг лампадку, потом светильник. Хожу туда — сюда… Вдруг, чую — шевелится кто — то в глубине комнаты. Аж сердце прихватило: неужто змей какой в андрон пробрался? Молитву зашептал, посветил лампадкой… А это он! Змей — библиотекарь! Напугал так, аж еле отдышался. Говорю: «Что сидишь в темноте?» Молчит. Думал, как обычно, не дождусь ответа, но он зашипел по — змеиному: «Я свитки починяю». Вот так! Починяет! В полной темноте! — немного помолчав, Гектор продолжил: — А может и вправду во тьме видит… Тавры — они, скорее, звери, чем люди. Вы бы поосторожнее с ним, господин.
— Ну, Гектор, не преувеличивай. Может быть, его лампадка погасла прямо перед твоим приходом, — попытался Идоменей урезонить старого слугу. — Зел давно перевоспитался. Сколько времени он провёл рядом с моими сыновьями, а потом ещё восемь лет жил при них в Афинах. Конечно, он не так умён в сравнении с Нисифором или Арахом, управлять поместьем и рабами ему не по силам, но как исполнитель неплох. Послушен, аккуратен, старателен. Почерк у него красивый, разборчивый, лучше только Хиона пишет.
— Зел, — продолжал бухтеть Гектор, убирая со стола остатки утренней трапезы. — Имечко — то какое! Сам назвался? Или наградил кто?
— Что с этим именем не так?
— Разве неизвестно вам, господин, что слово «зелос» означает зависть и ревность?
— Нет, не знал, — ответил Идоменей и перевёл разговор: — Скажи — ка лучше, старина, сколько времени понадобится, чтобы подготовить городской дом к зиме?
— Надумали в городе зимовать?
— Ещё не знаю.
— Один? — спросил Гектор и тут же принялся извиняться: — Вы не подумайте, господин, что я вас допрашиваю! Необходимо знать, придётся ли приводить в порядок верхние покои или достаточно подготовить андрон?
— Хватит комнат андрона.
— Значит, один, — прошептал себе под нос слуга.
— Ты сможешь поехать со мной, если захочешь, — решил приободрить старика мужчина.
— Тогда в месяц уложимся! — лицо Гектора озарила радостная улыбка. — Вы бы послали письмецо в Прекрасную Гавань, а следом я отправлюсь, присматривать за работами.
Раздался стук. Слуга повернул голову в сторону двери и нахмурился:
— Пришёл этот ваш… Зелос, раб завистливый и ревнивый, — доложил ворчун.
— Пусть войдёт.
Зел переступил через порог и застыл в поклоне, ожидая вопросов от хозяина.
— Говори, — обратился к рабу Идоменей.
— Приветствую вас, мой господин, — не поднимая головы, сказал Зел. — Арах, ваш раб и помощник, просил передать, что ждёт приказаний насчёт сегодняшних работ.
— Хорошо, я сейчас пойду к нему, — ответил Идоменей, поднимаясь с кресла.
— Ждать ли вас к дневной трапезе, господин? — уточнил Гектор.
— Не нужно, — мужчина похлопал слугу по плечу. — Я отобедаю у Метиды. Прошу только, как проснётся госпожа Федра, сходи и поприветствуй её от моего имени. Пусть она не сердится, что в гинекее не бываю. Занят очень. А ты, — обратился Идоменей к Зелу, — подготовь к моему приходу несколько листов пергамента.
— Слушаюсь, господин, — не поднимая глаз, прошептал раб.
После ухода Идоменея Зел отправился в комнату, где хранились свитки. Гектор, проводив недобрым взглядом раба — библиотекаря, обернулся к окну и посмотрел в сторону гинекея, ставни которого были закрыты. «Рано ещё», — решил старик и отправился к себе, чтобы немного подремать.
Зел трудился над пергаментом больше часа. Он слышал, как Гектор в соседней комнате покряхтывал, поднимаясь со своего ложа. Затем до ушей библиотекаря донеслись звуки шаркающих шагов. Слуга Идоменея остановился напротив библиотеки. Зел поднял глаза и заметил, что Гектор переодет в чистый хитон. Раб ждал, что старик заговорит с ним, но тот, так и ничего не сказав, развернулся и вышел из андрона. «Пошёл в гинекей, выполнять поручение господина», — решил Зел и снова склонился над пергаментом.
2.
Этим утром хозяйка Тритейлиона вновь пожелала остаться с воспитанницей наедине. Когда Галена и рабыни вышли из хозяйских покоев, Федра откинула крышку стоящего на столике ларца. Драгоценности в нём вспыхнули разноцветными огнями, на потолке и стенах опочивальни задрожали мириады солнечных бликов. Хиона на мгновение зажмурилась.
Федра взяла изящный золотой браслет с ромбовидными подвесками и тихо сказала:
— Его мне подарил отец на совершеннолетие. А это матушкин подарок — серьги с бирюзой. Вот дары братца на невестины дни: серьги, ожерелье и два перстня. Идоменей… — женщина развернула хлопковую салфетку, и Хиона подалась вперёд, чтобы полюбоваться золотой переливчатой сеткой для волос, которую держала в руках госпожа. — Так он отблагодарил меня за рождение Алкима, нашего первенца, — улыбнулась Федра. Отложив драгоценную вещицу, она потянулась за следующей. — Вот ещё дары моего дорогого супруга — яхонтовая стефана из Индии, нефритовые бусы из далёкой страны, расположенной на краю Ойкумены. Эти сапфиры он купил в Персии, — Федра вынула из ларца перстень и серьги. — А этот жемчуг — в Финикии. Скарабея прислали сыновья из Египта, электроны с берегов холодного гиперборейского моря доставили в Прекрасную Гавань скифские купцы. — Наконец, выложив все свои сокровища из ларца, женщина обратилась к воспитаннице: — Что тебе больше из всего этого нравится, милая?
— Не знаю, госпожа… глаза разбегаются, — смущённо ответила девушка.