Двэйн (СИ) - Ракшина Наталья. Страница 25

— Двор хорош, госпожа. — Скажет Двэйн. — Плох я, желающий только свободы.

— Будут ли у вас какие-то просьбы? — милостиво и с пониманием кивнет Светлая эльфийка.

— Да, госпожа. Если вы позволите, то изделия, выходящие из-под моей руки, будут отмечены клеймом мастера. Тисовой ветвью. Это память о моем отце.

— Да будет так… Вы прибыли к нам в полночь — так пусть тисовая ветвь на вашей эмблеме станет ярче на фоне полной луны.

А что же память о матери?.. Двэйн сохранит и ее. Пусть имя Дома Меллайрн останется только в архивах Конклава. А последний сын этого Дома будет носить длинные волосы — так, как хотела бы видеть его мать, Астор.

ЭПИЛОГ первой части

Десять лет — немалый срок для человеческой жизни в то время, когда сыновья Миля еще не вытеснили с Острова детей Племени Дану. Прим. авт.: Дану — в ирландской мифологии предположительно богиня-мать, прародительница основной группы богов. Сыновья Миля — предки современных людей, заселившие Ирландию. Племя богини Дану — одна из пяти мифических рас, наделенная волшебными свойствами. После поражения в битве остатки Племени Дану ушли от людей в подземный мир.

Далеко было до того периода истории, когда кельты разделят страну на королевства, правители которых подчиняются Верховному Королю в Таре. Жизнь человека представлялась окруженной опасностями: от слабости плоти перед хворью — до массы возможности иных видов смерти. Смерть не пощадила самого старшего из братьев Меви, сложившего голову в битве вскоре после того, как исчезла младшая сестра. Не было сомнений в том, что ее похитили разведчики какого-то из соседних враждующих племен, но поиски так ни к чему и не привели, а кровопролитные стычки периодически случались. Другие братья девушки уже вступили во взрослую жизнь, заведя собственные семьи.

Никто не забыл Меви — просто память о ней потускнела даже у родителей, смирившихся с утратой и мирно доживающих свой век: мать — в распоряжении домашним хозяйством и рукоделии при слабеющем зрении, отец — в воспоминаниях о ратных подвигах, славных набегах и хмельных тризнах по погибшим. Они достойно прожили жизнь, продолжая род уже и во внуках, объединяя вокруг себя семьи сыновей.

Закатное солнце окрасило небо над вересковыми пустошами в розоватые и золотистые тона, медленно густеющие в предвкушении приближающихся сумерек, будто кровь на ритуальном ноже. Тут недалеко до овеянного морскими ветрами побережья. На возвышенности — пара сотен домов, окруженных хорошо укрепленным земляным валом, вокруг — возделанные поля и пастбища для скота.

Земляной вал дополняется сложной конструкцией из продольных и поперечных балок, скрепленных длинными гвоздями. Небольшая деревенька превратилась практически в город — не чета эльфийским, вроде Cathrach, но все же город. Проходы в стенах построены с такой хитростью, что каждый из них могут оборонять всего два воина. Караульные на валу далеко глядят со своих деревянных башенок, так что заметят и неприятеля, и друга. Хотя какой такой друг пожалует к стенам города на закате, когда просто так не войти и не выйти — тот еще вопрос.

Но кто-то все-таки пожаловал, и не один. Два всадника на мощных и ухоженных конях, в добротных одеждах — такие носят знатные кельты. Точнее, один всадник — молчаливая высокая фигура, закутанная в плащ так, что из-под капюшона свешивалась только длинная белоснежная прядь. Несомненно, плечистая стройная фигура принадлежала мужчине — гораздо более высокому, чем многие жители городка, включая риага, не обделенного ростом. Прим. авт.: риг, риаг — (ri, род. падеж righ) — вождь во главе племени (клана) у кельтов (гэлов), мог быть и главой целой конфедерации племен.

И одна всадница… Косы цвета бледного золота лежали на плечах, а с помощью длинного куска плотного полотна и двух колец она пристроила себе на грудь то самое приспособление, в котором женщины носят маленьких детей.

И точно — из хорошо укутанного свертка раздался детский писк.

Быстро темнело. И когда женщина с золотистыми косами назвала стражам имена представителей знатного рода, а следом — свое, впору было звать друидов, чтоб отогнали морок. Потому что имя всадницы принадлежало той, кто вряд ли могла появиться под укрепленными стенами. Отец и мать давно уже не чаяли видеть ее в мире живых…

— Позовите Лорна и Айге! — настаивала всадница. — Они узнают свою дочь.

Переполох, быстро поднявшийся за стенами, со скоростью пожара распространился по всему городку. Вскоре уже кого только на этих стенах не было, включая вождя и его советников в придачу с друидами.

— Кто с тобой, дитя? — строго спросил старший друид, тот самый, сестра которого служила в свое время посмешищем для всего племени.

За ту, что называла себя Меви, ответил молчаливый всадник:

— Я ее муж.

Голос его… Вождь переглянулся с советниками. Все они уже имели некоторый опыт общения с Темными эльфами… У людей такого чарующего низкого голоса практически не бывает — разве что у бродячих певцов-бардов, услаждающих слух и ладящих с арфой и лютней!

Белая прядь, выбившаяся из-под капюшона всадника. Голос. И… сверкнувшие в темноте зеленоватые точки — отсветы поймавших скудный сумеречный свет глаз.

Темный фэйри. Порождение ночного мрака!

Таких гостей впору встречать горящими стрелами — в сопровождении молитв высшим силам! Правда, в свете факелов, ярко освещавших площадку перед воротами, все увидели, как фэйри чуть-чуть шевельнул руками — как будто тронул поводья своего коня, но конь с места не двинулся. А вокруг самого фэйри и женщины с ребенком поднялось звенящее облако, которое состояло из десятков острейших лезвий. Воздух пел от их стремительных движений, а общая картина пугала и восхищала одновременно. Темный фэйри слегка приподнял и развел руки — и лезвия в воздухе замерли. Кажется, такого непрошеного гостя запросто не возьмешь…

Тут через небольшую толпу на стене кое-как протиснулась невысокая, крепко сбитая и очень сердитая женщина с такими же двумя косами, как у морока, изображающего исчезнувшую Меви, только косы были седые.

Может быть, Айге, мать Меви, и теряла потихоньку зрение, но отнюдь не слух и рассудок. А звонкий голос дочери она узнала бы из сотен других, сколько бы лет ни прошло, и сейчас начала вразумлять стоящих на стене мужчин:

— Опомнитесь! Если мне суждено прижать к груди дочь, то я это сделаю! А кто считает ее мороком, подходи ближе ко мне, я растолкую, что к чему!

С трудом поспевавший за ней Лорн пробурчал под нос, обращаясь к вождю:

— Моя девочка выбирала бы в мужья самого лучшего, она не торопилась. Значит, выбрала самого достойного — и по душе.

Почесав мощной пятерней в затылке, риаг еще раз осмотрел рослую фигуру и подумал, что с таким фэйри боеспособность укрепленного городка возрастает существенно, а потом…

— Как имя твое, достойный муж? — зычно крикнул он, делая знак воинам, чтобы отперли один из проходов в стене.

Темная рука с длинными тонкими пальцами поднялась — и опустила с беловолосой головы капюшон. Лезвия сдвинулись, продолжая висеть в воздухе, но давая дорогу повелителю металла.

— Меня зовут Двэйн.

* * *

У Меви родилась дочь, когда подходил к концу десятилетний контракт службы Двэйна у Светлых эльфов. Его настоящее имя давно уже никем не упоминалось, оно было вытеснено прозвищем, ставшим вторым именем. Короткое упоминание о Доме Меллайрн осталось только в метрических книгах Благородных Домов при Конклаве, и в отличие от той же Нейл Киларден, не было принято решение о предании имени ритуалу забвения — ибо не было повода. Да кто он, этот беглый раб, наверное, сгинул где-то на болотах… Вэйлина не искал никто из Темных. И, опять-таки, не пришло еще то время, когда эльфы спокойно приняли бы девочку-полукровку в своей среде, а люди перестали бы воспринимать плод такой любви как нечто волшебное и высшее, как самих фэйри…

Пара сделала единственно верный выбор, вернувшись к соплеменникам Меви. Этой паре было отмерено почти сорок лет семейного счастья. Двэйн не обучал дочь тонкостям ремесла механика на своем уровне, поскольку девочка только слышала восьмую ноту, но не могла с ней работать. Об этом же предупреждал Хед, который уже сталкивался с подобным проявлением дара у своих детей-эльфов. Двэйн же быстро понял, что овладение такими умениями прежде всего навредит тем, в чьем обществе дар может прижиться благодаря его вмешательству — людям.