Моя Нирвана (СИ) - Инфинити Инна. Страница 41

— Илья, мать твою, — цежу сквозь зубы, когда успокаиваюсь. — Не заставляй меня выбивать из тебя правду кулаками. — Я замолкаю, чтобы сделать глубокий вдох, и сдержать ярость в груди. — Я пришел к тебе не для того, чтобы препираться. Просто ответь на мои чертовы вопросы.

— Не я должен…

— Да мне плевать! — взрываюсь громким криком, не давая ему договорить. — Я пришел к тебе, и я хочу услышать ответы от тебя! Черт возьми, я считал тебя всю свою жизнь лучшим другом в то время, как ты держал меня в песочном замке вместе с родителями! ХВАТИТ. МНЕ. ЛГАТЬ.

Илья выглядит загнанным в угол. Открывает рот, порываясь что-то сказать, но тут же закрывает его. Затем беспомощно проводит пятерней по светлым волосам с сединой, тянется к графинчику виски на столе и наливает в стакан. Вертит его в руках, рассматривая коричневую жидкость, и, наконец, делает несколько глотков. Я спокойно все это наблюдаю, давая ему время подготовиться к ответам.

— Ты спросил, кто ты. — Тихо говорит. — Ты Михаил. Это твое настоящее имя, которое было дано тебе при рождении.

Прекрасно. Но не это мне интересно.

— Почему Максим и Кристина усыновили меня?

Илья поднимает на меня грустные глаза. Секунду медлит с ответом.

— Потому что твоя мать погибла, а ее родители не захотели забирать тебя к себе.

Эта информация заставляет меня на секунду задержать дыхание. Злость сменяется волнением, и я понимаю, что и дальше буду слышать честные ответы, какими бы они ни были.

— Кем была моя настоящая мать? — спрашиваю с напряжением.

— Лучшей подругой Кристины.

— Как ее звали?

Ответ на этот вопрос возникает в моей голове быстрее, чем его озвучивает Илья. Сердце начинает стучать в ушах, когда друг произносит всего четыре буквы, которые мне уже и так известны:

— Вика.

Тяжелые веки опускаются против моей воли.

Вика…

Та самая подруга Кристины, на могилу которой она таскает меня каждый год 18 августа. На могилу которой я всю жизнь ненавидел ходить, потому что потом со мной происходили странные вещи: на душе скребли кошки, мне не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать, я закрывался в своей комнате и не выходил из нее до следующего дня.

— Как она умерла?

Я открываю глаза и пристально смотрю на друга. Видно, что ему тяжело на них отвечать.

— Миш… — осторожно начинает. — Ну зачем тебе все это?

— Как она умерла? — повышаю голос.

Илья качает головой и делает еще глоток из стакана.

— Она покончила с собой.

— Что? — я не сразу понимаю его слова.

— Прыгнула с крыши. — Смотрит пристально мне в лицо и секунду медлит, как бы сомневаясь, говорить ли дальше. — На глазах у Кристины.

Я в недоумении смотрю на Илью, будто ведром ледяной воды облитый. А другу тем временем виски явно придал смелости, поэтому он продолжает.

— Твоя настоящая мать была больна. Во-первых, у нее было биполярное расстройство. Во-вторых, она употребляла наркотики. В-третьих, она пила. Кристина пыталась ее лечить, но не помогло. Твоя мать прыгнула с крыши в одном из своих пьяных угаров. Кристина и Егор пытались ее остановить, но Вика все равно сделала шаг в пропасть. Тебе тогда было три года. Родители Вики не захотели забирать тебя к себе, потому что у каждого из них была своя жизнь, ну а Кристина просто не смогла отдать тебя в детский дом, поэтому усыновила. Когда она вышла замуж за Максима, тебя усыновил и он. От кого Вика тебя родила, никому неизвестно. По-моему, этого даже она сама не знала. Переспала с кем-то, будучи под кайфом, и забеременела.

Мне требуется время, чтобы переварить услышанное. Я сглатываю тяжелый ком в горле и тру лицо ладонями. Дыхание сбивается, ритм сердца тоже. Оно то быстро-быстро стучит где-то в районе глотки, то, наоборот, пропускает удары. Следовало ожидать, что легко не будет.

Илья тем временем просто сидит и смотрит на меня грустными пьяными глазами.

— Ты сказал, ее пытались остановить Кристина с Егором, — выдавливаю слова. — С каким Егором?

— Егор Кузнецов. Друг Максима. Ты его прекрасно знаешь.

— Каким боком он там оказался?

— Это уже совсем другая история и не имеет отношения к твоему усыновлению. — Илья делает последний глоток из стакана. — Еще вопросы?

Пожалуй, на сегодня с меня хватит правды.

— Нет. Я услышал то, что хотел.

Я встаю со стула и медленно, будто в тумане, направляюсь к двери, спиной чувствуя тяжелый взгляд приятеля. У двери я останавливаюсь, чтобы все-таки задать ему еще один вопрос.

— Ты правда меня крестил?

— Да.

— Родители всегда говорили, что ты крестил меня с Викой, якобы поэтому я каждый год должен ездить на ее могилу. Кто моя настоящая крестная мать?

И я снова знаю ответ на свой вопрос раньше, чем его озвучивает Илья.

— Кристина. Я крестил тебя вместе с ней. Так что она все-таки твоя мама. Не биологическая, но крестная.

Я киваю и быстро скрываюсь за дверью. На ватных ногах выхожу из заведения и тут же попадаю в ледяную осеннюю ночь. Голые деревья качаются из стороны в сторону, ветер завывает. Дождя нет, но небо такое черное, что даже обилие фонарей не освещает улицу. Я поправляю шарф на еще слегка побаливающем горле, вызываю такси и еду на кладбище.

Я хочу посмотреть ей в лицо. Хоть оно и всего лишь нарисовано на памятнике.

Глава 41. Склеп

Ботинки тонут в сырой земле кладбища, засасывающей меня, словно болото. Я иду почти наугад, потому что ночь настолько темная, что фонарик в телефоне ни черта не освещает. Но за столько лет походов сюда путь к семейному склепу Степановых увековечился в моей памяти, так что я уверен, что иду верной дорогой.

Я первый раз в жизни ночью на кладбище, но я совсем не испытываю страха, даже когда над головой громко каркает ворона. Адреналин по крови все-таки разливается, но отнюдь не от того, что я бреду в кромешной тьме между могилами.

Совсем скоро я встречусь со своими умершими родственниками…

Там ведь не только моя биологическая мать похоронена, но и еще кто-то. Я не знаю, кто именно, я никогда не придавал значения другим могилам. Я и могиле родной матери значения не придавал. Просто приходил сюда, потому что Кристина заставляла, и ерзал на скамейке, считая минуты до ухода. А ей всегда хотелось посидеть подольше.

Боже… Если бы я только знал, что все это означает и зачем мама меня сюда водит.

Тяжелая железная дверь в склеп открывается с громким скрипом, распугивая птиц на соседних ветках. Я нащупываю на стене выключатель и нажимаю его. Одна тусклая лампочка загорается в обшарпанном потолке, но совсем не освещает помещение.

Тут еще мрачнее и холоднее, чем на самом кладбище. С моим появлением по углам сразу же запищали крысы, а над головой кто-то резко пролетел. Я направляю фонарик в сторону движения и вижу на балке у потолка летучую мышь. Получше поправив куртку и шарф, я подхожу к могиле Степановой Виктории.

— Ну привет, — громко хмыкаю, и мой голос эхом проносится по склепу, вновь распугивая мелкую живность, что здесь обитает.

Она смотрит на меня с памятника и улыбается. Ее лицо нарисовано белым на черном камне. Широкая улыбка оголяет зубы и формирует ямочки на щеках. Курносый нос, широкий разрез глаз. Молодая. 26 лет, судя по годам жизни.

— Мама, — совсем тихо произношу, пытаясь примерить к ней это слово. Не подходит.

И вдруг мне так противно становится от того, что кровь этой женщины течет по моим венам. Я продолжаю вглядываться в ее лицо, пытаясь найти общие черты с моим и, черт возьми, нахожу. Кажется, я так же слегка прищуриваю левый глаз, когда улыбаюсь. И у меня такой же широкий слегка выпирающий лоб.

Видеть в ней себя — это ножом по сердцу. Но я продолжаю смотреть на нее, продолжаю вглядываться, тем самым забивая кинжал глубоко себе в грудь.

Женщина, которая меня родила и которой я оказался не нужен.

Сырой затхлый воздух склепа вдруг начинает казаться густым и сладковатым. Меня мутит, и я быстро выбегаю из помещения. Сгибаюсь пополам и пытаюсь вдохнуть ледяной осенний воздух глубоко-глубоко. Над головой какая-то птица издает странные звуки, похожие на уханье совы. Вокруг и так кромешная тьма, но у меня еще вдобавок темнеет в глазах.