Дикарь (СИ) - Жигалов Александр. Страница 43

— Матушка… запорет!

Пацаненок попытался встать, но легкий — сугубо в педагогических целях — подзатыльник опрокинул его на траву.

— И тебя, — просипел он, закрывая глаза.

Но вот бледность ушла и жара Миха не ощущал. Стало быть, жить будет.

— Все-таки раздень его, — велел он старику. — И сам тоже. Сейчас день. Тепло.

А мокрая одежда это самое тепло из тела вытягивает.

— Господин?

— Еда понадобится. Отойду. Вернусь. Костер, — Миха задумался. Костер нужен. И чтобы согреться, и чтобы эту самую еду приготовить. Что-то сомнительно, что они согласятся жрать сырое мясо. Нет, через пару дней-то согласятся. Голод, он такой. Но лучше до такого не доводить.

— Я сумею разложить костер, который не увидят, — старик потер руки. — Идите, господин. Я пригляжу за порядком.

Глава 25

В пыточной пахло железом и болью. Едким потом. Кровью. Дерьмом. Запахи эти прочно въелись в камень, но, казалось, ничуть не беспокоили Верховного. Устроившись в кресле, он спокойно разглядывал человека, растянутого на дыбе.

— Доброго дня, — почти нормальным голосом произнес Ирграм.

Верховный за прошедшие дни слегка похудел, но вместе с тем из облика его исчезла некая обреченность, заставлявшая думать, что осталось этому человеку не так и много.

— Доброго дня, господин маг, — Верховный улыбнулся и даже поднялся.

И одежда другая.

Теплая. Вон, и плащ, мехом подбитый, набросил. А то и вправду, зябковато здесь, несмотря на очаг и жаровни, на которых наливался белым цветом инструмент.

— Мне показалось, что вам будет интересно услышать. А заодно, помнится, вы говорили, что ваши методы дознания отличны от наших. Что они более совершенны.

Ирграм поклонился снова, давя облегченный выдох.

Дознание.

Конечно.

И его просят помочь. Дышать как-то легче стало.

— Я с радостью продемонстрирую все, что знаю, — он облизал пересохшие губы. — Но мне понадобится мой инструмент. Если будет кого послать, я напишу записку.

Верховный кивнул.

А человек, что до того висел спокойно, так, как живые не висят, задергался и заорал.

— Я рассказал все! Я…

— Заткни его пока, — Верховный поморщился.

Ирграм же с трудом остался на месте, когда мимо метнулась тень. Палач? Поговаривали, что дикари умели разделать человека на части так, что он долго еще оставался живым.

С другой стороны, разве не то же происходит в лаборатории?

Мысль была неправильной. И Ирграм затолкал её подальше.

— Кто это?

— Это? Это отец той безумной девушки, которая принесла проклятье. Он утверждает, что не учил этому дочь. Что он лишь надеялся, что Император обратит свой взор на неё.

— Вы верите?

— Не знаю. На дыбе сложно лгать. Если палач умел. Мой говорит, что он не лжет.

— И вы хотите проверить?

Верховный склонил голову.

Ждать пришлось недолго. Через четверть часа — чудовищно длинную четверть часа — принесли кофр с инструментом. Смешать зелье забвения недолго.

Пара капель лотосового молочка. Вытяжка из молок черной рыбы. Печень енота. Настой белокоренника. И драгоценная краска из морских раковин, которая размешивается туго, словно нехотя.

— Снимите его, — попросил Ирграм. — Посадите куда-нибудь или положите. На ровную поверхность, чтобы он не испытывал неудобства. Настолько, насколько это возможно.

Как ни странно, но подчинились.

В пыточной появился стол, судя по виду, весьма старый и часто используемый. Человека разместили на нем, прихватив руки ремнями.

— И кожа. Нужна чистая кожа.

Ведро воды и пара тряпок. А ведь он не так и пострадал. Кости пока целые. Суставы при должном лечении восстановятся. На коже пара порезов, эти и вовсе затянутся, стоит дать телу покой.

Ирграм отмечал их механически, пока наносил рисунок.

Две линии на лбу.

Переносица.

Веки.

— Закрой глаза, — сказал он человеку, который все никак не желал улечься. — Если краска попадет на них, ты ослепнешь.

Пленный подчинился.

Руны писались ровно, выходили аккуратными, как никогда прежде.

Теперь курильница.

И колпак, чтобы дым выходил лишь через узкое отверстие. Железный рожок, который Ирграм попытался вставить в рот, но пленник стиснул зубы.

— Выбьют, — пообещал Верховный.

— Не стоит. Еще пара минут и он подчинится.

Человек захрипел и вяло дернулся. Но весьма скоро он затих, взгляд его сделался туманен, а губы приоткрылись. Из груди вырывалось тяжелое дыхание. И, когда Ирграм поднес рожок, человек жадно вдохнул дым.

Еще раз.

И хватит для начала.

Ирграм отставил курильницу и помахал руками, разминая.

— Это простейшее заклятье, — объяснил он Верховному, что наблюдал за происходящим с немалым интересом. — Оно туманит разум и человек перестает осознавать, что с ним, где он находится и с кем беседует. Толика силы подтолкнет его к пониманию, что он говорит с кем-то, кому доверяет безоговорочно. А потому спрашивайте, но осторожно. Если он начнет беспокоиться, действие заклятья ослабеет.

— Спрашивать?

— Я не знаю, о чем вы желаете узнать. А потому буду лишь следить, чтобы заклятье не слетело. К сожалению, разум весьма скоро привыкает к подобному и учится защищаться от вторжения. Потому попытка будет одна.

— И только?

— Есть иные способы, но они, как правило, в той или иной степени влияют на личность. И использовав их, вы уничтожите этого человека.

— Понятно.

Верховный поднялся и подошел к столу. Он склонился над ним и спросил ласково так:

— Ты видишь меня?

— Д-да, — просипел человек.

Ирграм протянул флягу.

— Люди испытывают доверие к тем, из чьих рук принимают воду или питье.

— Хочешь пить?

— Очень, — человек облизал губы. — Я… я так устал!

— Все скоро закончится, друг мой, — Верховный бережно поднял голову и помог напиться. — Сейчас мы поговорим и все закончится.

— Мне было больно.

— Мне жаль.

— Но я не рассказал им.

— Ты молодец, — Верховный бросил взгляд на Ирграма и тот кивнул. Сам же он взял пленника за руку и осторожно сжал запястье. Нащупав артерию, Ирграм сосредоточился на голосе сердца.

То билось ровно, спокойно.

— Они не узнают!

— Естественно, никто не узнает. Ты ведь не сломался, верно?

— Нет.

— О чем они спрашивали?

— О том, откуда она взяла проклятье.

— И что ты ответил?

— Что не знаю! Я ведь и вправду не знаю, — он захихикал и едва не захлебнулся водой, которая пошла из горла. Верховный бережно вытер губы и сказал:

— Что они думают? Зачем она сделала это?

— Они… — пульс дрогнул и Ирграм поспешно поднес дым к губам. Вдох. Выдох и снова туманный взгляд. — Они думают… они думают…

— Не важно, друг мой, — Верховный наклонился к самому лицу. — Это все не имеет значения, верно?

— Д-да.

— А что имеет значение?

— Чистая кровь.

— Ради чего все затевалось?

— Ради возрождения, — на губах пленника расплылась счастливая улыбка. — Ибо было предсказано, что в час, когда великая Империя подойдет к краю, когда незыблемое рассыплется, а законы будут попраны, небо вновь вспыхнет, исторгая каменные слезы. И лишь чистая кровь спасет землю.

— Именно, — на лице Верховного не дрогнул ни один мускул. — Ты все сделал правильно.

— Спасибо, Учитель.

— И что ты готов сделать еще?

— Все, что угодно!

Пульс опять засбоил. Зелье явно теряло силу и куда быстрее, чем Ирграм рассчитывал.

— Это слова, — строго произнес Верховный. — Докажи.

— Как?

— Что ты уже сделал?

— Я отдал вам дочь! Я внушил ей, что она несет заклятье, которое привяжет полукровку к ней, а заодно и поможет сердцу Императора воспылать любовью, — пленный говорил быстро и спешно. — Я отдал свое золото, земли и сыновей, чтобы возродили они истинную кровь мешеков. Я связался с проклятыми, ибо такова была ваша воля. Я…

Он вдруг захрипел, выгнувшись дугой, и сердце едва не оборвалось.