Совершенное королевство (СИ) - Венкова Лина. Страница 20

В следующую минуту произошло несколько событий: дежурная медсестра, совершая обход, заглянула в палату Эрика, охнула и резко закрыла дверь, попятившись. Это привлекло внимание Ривала и Фреи, которые к этому моменту уже давно разговаривали на повышенных тонах. Фрея пыталась сгладить конфликт, Ривал напирал, но обое они уставились на медсестру, смутившуюся от своего некорректного поступка.

— Он пришел в себя, — словно оправдывалась она, — нужно позвать доктора.

Видимо, нам с Фреей обоим пришло в голову, что эта медсестра — не самый дисциплинированный человек в мире, так что обе наперебой стали упрашивать её впустить нас.

— Я не могу, — неуверено отвечала медсестра, сама не намного старше нас и, похоже, такой же хороший работник сферы здравоохранения, как и мы, — это нарушение распорядка и врачебной этики.

— Мне можно! — стала уверять я девушку. — Видите ли, мы с Эриком влюблены, и он точно не был бы против… — я не удержалась и все же оглянулась на Ривала. Лицо бывшего лучшего друга надежно скрывало его подлинные эмоции, но, видимо, он забыл, насколько хорошо я его знаю, а именно — знаю, что когда он бесится, то часто откидывает голову назад, разглядывая потолок, словно находя на нем дивные письмена. Именно этим он и занимался.

Фрея оторопело уставилась на меня, словно впервые увидела. Настоящую гамму чувств выдали её глаза: недовольство, недоверие, а потом вдруг — осознание, после чего её лицо скрасила широченная улыбка.

— Да! — закивала она, радостно повиснув на моей руке. — Хелена и Эрик просто обожают друг друга! Да что там говорить, Эрик получил свои травмы, защищая любимую, он ведь души в ней не чает!

— Ладно, — проворчала медсестра. — Пусть Хелена войдет.

Я мышью проскочила за её спину. Фрея отправилась мне вслед, но её не пустили. Прежде, чем закрыть дверь, я услышала оживленные препирательства на предмет того, что как можно не пустить сестру к брату, на что медсестра резонно отвечала, что на Фрее не написано, чья она сестра. Дверь закрылась, и я оказалась в полумраке палаты.

Горел ночник. Эрик восседал на своей койке по-турецки сложив ноги и смеряя меня заинтересованным взглядом.

— Привет, — несмело поздоровалась я. Луч от фар проезжающей мимо машины осветил его лицо, отчего он показался мне ещё моложе, чем я помнила. — Ты меня не узнаешь?

— Я никого не узнаю, — спокойно ответил он. Его голос приобрел скрываемые раньше теплые нотки. — Помню только своего отца. Он был блондином с длинными, всегда затянутыми в хвост волосами. Ещё я почему-то уверен, что он давно умер.

— По описанию сильно похоже на почившего норвежского короля Густава, — брякнула я, не думая, но Эрик оценил.

— Сомневаюсь, — улыбнулся он. Эта добрая, приветливая улыбка ни капли не походила на вечно ироничную усмешку, которая и то едва пробивалась сквозь его вечно деревянное лицо. — А мы правда влюблены?

— Конечно, — покровительственно отвечала я, наблюдая за его выражением лица.

— Извини, но сейчас я ничего не чувствую.

— Не страшно, — я махнула рукой. Парень удивленно вздернул бровь. — В смысле, ты пережил такой стресс, потерю памяти, так что обо мне не думай. Не переживай. Вообще забей.

— Что-то ты не выглядишь опечаленной, — прищурился мой собеседник.

— Просто рада, что ты пришел в себя, — попыталась оправдаться я, наблюдая, как возле уголков его глаз пролегли веселые морщинки, и патетично продолжила, — если единожды я сумела разжечь твои чувства, уверена, смогу снова.

В палату вошли несколько врачей и я поспешила ретироваться, дабы не навлечь на себя чей-либо гнев. Уже у себя в палате, забравшись под одеяло, мне вдруг пришла в голову мысль — шальная, однако, не лишенная рациональной подоплеки — с потерей памяти Эрик, кажется, забыл причину, по которой всегда казался таким безэмоциональным. Я пообщалась с ним всего несколько минут, но он уже был другим. Он стал добрее и даже веселее, несмотря на то, что пришел в себя после комы, в которую попал вследствие избиений. Что же с ним случилось раньше, что так его закрыло? Страшно даже предполагать.

Ночь прошла спокойно, оставив все сюрпризы наутро. Не успела я проснуться и умыться, как в палату вбежала Фрея.

— Как он? — требовательно вопрошала она. — Меня так и не пустили, но я волнуюсь!

— Нормально, — ответила я устало, понимая, что отныне Фрея станет моим частым гостем, — нормально, как для человека, потерявшего память. Зато он обрел какой-то позитивный настрой.

— Эрик обрел позитивный настрой? — Усомнилась девушка. — Как так произошло, что слова "Эрик" и "позитивный" встретились в одном предложении?

— Меня это тоже интересует, — хмуро отвечала я. — Он всегда был таким? Каменным, словно совсем ничего не чувствует?

— Таким он кажется только плохо знающим его людям, — лукаво взглянула на меня Фрея. — Только близкие знают, насколько обострено его чувство долга. Поверь, он совсем не такой, каким хочет казаться, но чтобы увидеть этого другого, теплого Эрика, нужно обладать его полным доверием.

— Раньше, — поправила я, — сейчас он такой со всеми. Но почему он таким был? Что случилось в его прошлом?

— Мне пора, — громко объявила моя собеседница, беспардонно выскальзывая за дверь и оставляя вопрос без ответа.

Она ничего не прояснила. Я до сих пор не знаю, что Эрику от меня нужно, и уже, видимо, не узнаю — Эрик забыл, а Фрея не скажет. Я вздохнула как раз в тот момент, когда зазвонил телефон.

— Да, пап. — Я подняла трубку, абсолютно не ожидая от своего единственного родителя никаких сюрпризов, но не тут-то было.

— Хелена, — торжественно произнес папа, перекрикивая шум толпы. — Я знаю где она, доченька! Я знаю, где мама!

— Что?! — я вскочила с койки на трясущихся ногах. Из трубки на заднем фоне послышался гудок поезда. — Ты на вокзале? Ты уезжаешь?!

— Хелли! — вскричал папа в каком-то неадекватном исступлении. — Я знаю где она, и я привезу её! Мы снова будем все вместе, милая — ты, я и мама; мы снова станем полной семьей!

— Но я не хочу! — закричала я, вытирая щеки от яростных слёз. — Она бросила нас, мы были ей не нужны! За десять лет она ни разу нами не поинтересовалась, а мы ведь едва выживали!

— Я люблю её, Хелена! Я всегда лишь её любил! Неужели ты этого не знаешь? — в отчаянии закричал отец.

— А меня?! — мой голос перешел на визг. Даже не представляю, что думали люди в коридоре. — Это ведь я была с тобой все эти годы, и ты сейчас меня бросаешь, чтобы найти ту, которой не нужен?!

— Тогда прости меня, — уже спокойней отвечал отец. — Но я все равно еду за ней. Я оставил тебе деньги дома, на некоторое время хватит. Они не успеют закончится до нашего возвращения. Я люблю тебя, и маму тоже люблю. Не смей меня осуждать.

Папа отключился уже после того, как я яростно швырнула телефон на койку. Они не приедут. Мама ушла десять лет назад, и с тех пор ничто не смогло заставить её вернуться к нам, не заставит и отец. А раз так… он останется с ней. Слёзы застилали глаза, но это уже не слезы злости — я снова была одиноким покинутым ребенком; на моем календаре застыл тот самый весенний день, когда мама хлопнула дверью автомобиля и уехала невесть куда. Тогда я смогла пережить эту боль, деля её с отцом надвое. Сейчас я старше, но что это меняет? Кто облегчит моё одиночество, кому мне выплакать свое горе?

— Кое-кто тут развел страшную сырость, — послышось за спиной. — Но я уверен, нет такой беды, которую не одолеет чашка горячего чая.

Я обернулась — в дверном проеме стоял Эрик. Огромный фонарь, сиявший под левым глазом, делал его частично похожим на панду. Парень держал в руках электрический чайник и две больничные чашки.

— Давай лучше пить чай, а все несчастья подождут, — уверенно произнес он, присаживаясь рядом.

— Эта фраза достойна стать моим жизненным девизом. — Невесело усмехнулась я, принимая чашку из его рук. Возможно, это как раз то, что мне сейчас нужно.

Глава 11. Сближение