Ученица олигарха (СИ) - Че Сергей. Страница 27

— А остальное? — спокойно спросила Валенсия, сев за стол.

Маньяк уставился на нее. Видимо, привык, что на его изыски люди не знают, что сказать.

— Что остальное?

— Во мне же не только задница и поясничные мышцы. Есть еще бедра, голяшки, грудинка, карбонат, шея. Что с ними?

— Хм, — голодный взгляд стал недоуменным. — Их можно заморозить на черный день. Или потушить с овощами и подливками. Но если честно, я бы все это выбросил. Вместе с окороком.

— Даже так? А окорок-то чем не угодил?

— Он хорош для наших форумов в даркнете, где мы обмениваемся фотографиями и отчетами о приготовленной еде. Красиво выглядит, когда лежит на блюде. Но он у тебя слишком большой. И это его минус. Чем больше окорок, тем суше мясо. Это даже по свиньям известно. Самый нежный окорок — у поросят. Но детей я не ем. Это варварство перед господом.

— Да, только девушек с 14 до 19 лет.

— Лучший возраст для мяса.

— А мужчин?

— Хряков жрать можно только с голодухи.

— По вашим словам получается, что единственное во мне ценное — это вырезка из поясничной мышцы.

— Увы. Я гурман. Предпочитаю то, что повкуснее. А вырезка из поясничной мышцы — это самое вкусное, что есть в девичьем теле. Профаны и начинающие думают, что самое вкусное в вас это ляжки или тот же окорок. Груди с ягодицами, прости господи, отрезают. Но есть правило. Чем меньше мышца работает при жизни, тем нежнее мясо. Ноги, руки, зад работают всю жизнь без остановки. А поясничные мышцы задействуются только если девушка начинает заниматься спортом. Поэтому я никогда не охотился на спортсменок и любительниц йоги. Домашние девочки были моим любимым лакомством.

— О, спасибо, что напомнили. Надо будет заняться йогой. Похудею, прожилки жирка в мясе ликвидирую.

— Это будет серьезная утрата для нашей высокой кухни. Валенсия… Можно тебя кое о чем попросить?

Она напряглась.

— О чем?

— Пересядь, пожалуйста, вон туда, — он указал на стоящий посреди комнаты высокий крутящийся барный стул.

— Зачем?

— Видишь ли… Раз уж я не могу попробовать тебя физически, то хотел бы пробовать визуально. Я хочу видеть твои ноги. А за столом, это невозможно. Ты не против?

Она пожала плечами.

— Я привыкла к тому, что меня пожирают глазами.

Она взгромоздилась на барный стул, расставив ноги для равновесия.

— Так?

Пир не ответил. Его немигающие глаза уставились на ее промежность и даже кажется горели желтым огнем.

Валенсия глянула вниз. В вырезе для доступа нагло торчали полураскрытые половые губы. Она спешно положила ногу на ногу.

Пир расслабился.

— Да. Так лучше. Вид готовой к употреблению вагины меня будоражит.

— Сами выбрали для меня этот костюм.

— Да. И он тебе очень идет. Думаю, в первом зале ты никого не оставила равнодушным.

— Зачем я вам? Трахнуть не можете, съесть не разрешают.

— Крайне прискорбно, если ты приписываешь мне только эти два желания.

— А есть другие?

— О, конечно. Выходить на свежий воздух раз в неделю. Расширить ассортимент книг в библиотеке. Хотя бы раз в месяц полюбоваться красивой женщиной. Выйти в сеть, чтобы быть в курсе событий.

— Чтобы почитать в даркнете отчеты коллег о приготовленной ими еде?

— Вряд ли меня пустят в даркнет. К тому же я не люблю читать о чужих успехах. Завистлив. Хотя наши отчеты чтение поучительное. Там же не просто рецепты с фотографиями. Там рассказ о том, кем была еда, пока не стала едой. Как жила. О чем мечтала. Хорошо ли училась в школе. Гуляла ли с мальчиками. И как получилось, что от нее осталась лишь вырезка, брызгающая жиром на сковородке. Подробно рассказывается, как ее ловили, сколько слуг в этом участвовало, если участвовало, или же коллега ловил ее один, это считается высшим пилотажем. Я всегда выходил на охоту в одиночку. И, наконец, финал. Долго ли она умирала. Описание туши, разделка, рецепты, приготовление. Сколько было гостей. Как подавали на стол, сменой блюд или же готовили и выкладывали тело целиком, придав какую-нибудь сексуальную позу. Впрочем, насчет поз не заморачивались. Это всегда либо поза раком, если гостей немного и стол небольшой. Либо лежа на животе во весь рост, выпятив попку, если стол длинный. В конце — отзывы гостей о вкусе мяса и мастерстве повара. И последним абзацем — как и где зарывали обглоданные кости. Печальный финал короткой жизни девочки из высшего среднего класса.

Валенсию замутило.

— И много ли у вас таких коллег?

— Достаточно. Но главное, у них много денег. Гораздо больше миллиардов, чем у меня. Поэтому их никогда не поймают. Хотя по количеству съеденных они уже давно меня перегнали. На самом деле наша охота — это вид современного искусства. Помесь перформанса с социальным высказыванием. Богатые всегда ели тех, кто беднее. В косвенном смысле. Мы доводим этот факт до логичного конца. Делаем косвенное прямым. Обставляя охоту, как бизнес-проект. Мы же не сразу ловим и выкладываем еду на стол. Охота может длиться месяцами. Мы собираем информацию, следим, узнаем слабые стороны, даже советуемся с ее врачами. Еда должна быть здоровой. Она еще ведет себя как ни в чем не бывало, ходит в школу, к подружкам и на дискотеки. И даже не подозревает, что она уже еда. Что круги сужаются. Будущее предопределено. И до вырезки на сковородке осталась неделя… Или два дня… Два часа… Главное удовольствие в охоте как раз в том, что еда не знает, что она еда, и сколько времени ей осталось. А ты знаешь. Можно подойти на улице, познакомиться, поговорить. Она будет улыбаться, а ты будешь смотреть на ее улыбку и представлять, как ее голова будет выглядеть на подносе посреди зелени и запеченного с сыром картофеля. Кстати, голову можно приготовить так, чтобы улыбка сохранилась. Это придает философский подтекст ужину. Мимолетность человеческой радости. Я однажды это сделал с одной чирлидершей. Она всегда улыбалась. Даже когда все было съедено и оставалась только половина щеки и эти улыбающиеся пухлые губы. Очень похожие на твои.

По спине табунами бежали мурашки и пропадали где-то в районе поясницы.

— Гляжу, ты побледнела. Я тебя испугал. Извини.

— Я просто подумала… Какого хрена я сижу здесь и слушаю разглагольствования этого напыщенного мудака?

Наступило тяжелое молчание.

— Это было грубо, — сказал он, тронув галстук. — И это было зря.

Валенсия уже сама поняла, что сболтнула лишнего. Надо слушать. И улыбаться. Как чирлидерша.

— Простите… Я действительно испугалась. А агрессия у меня первая реакция на страх. Но неужели вы думали, что меня интересуют подробности вашей людоедской кухни?

— Нет, конечно. Это интересует меня. Люблю говорить. А тут говорить не с кем. Не говорить же с этими безмозглыми кабанами, — он кивнул на охранников.

— Но с боссом-то вы говорите. Я слышала, он без ваших советов и шага не ступит. Оракул то, Оракул сё.

— С кем? — скривился он. — А, с этим. Я его второй раз вижу. От него приносят на бумажке вопросы, я на них там же отвечаю. Вхожу в транс, вижу ответ, записываю. Это у меня с детства. Тяга к бизнес-предсказаниям. Я так свой первый миллиард заработал. Иногда приносят схемы, документы или фотографии. Как в случае с наследством. Кстати, тебя я именно так и нашел. В стопке случайно оказались твои фотографии.

— Какие фотографии? — похолодела Валенсия.

— Ты их наверняка помнишь. Ты у шеста. И ты в туалете. Я их сразу отложил в сторону. Мне понравились твой оптимизм и непосредственность. Сперва раздеться и завести целую толпу пьяных кабанов, а потом отдаться одному из них, без раздумий, не рефлексируя. И все это совершенно бесплатно.

— Про без раздумий и бесплатно вы по фотографии поняли?

— Нет, конечно. Я стал собирать о тебе информацию. Кто ты, чем занимаешься и почему. Потом вошел в транс и понял, что ты можешь стать хорошим претендентом.

По внутренностям Валенсии пробежал холодок.

— Вы собирали обо мне информацию, как собирали раньше о еде?

— Да. Не скрою, сперва ты меня заинтересовала, как потенциальная еда. На фотографиях ты выглядела очень… соблазнительно. Сочная, мясистая и одновременно гибкая. Идеальное тело и для секса, и для стола. Но потом я понял, что тебя можно использовать гораздо эффективнее.