И дочка в подарок (СИ) - Борн Амелия. Страница 38

- Константин Павлович! А мы вас ждем! - затараторила она, подбегая к своему рабочему столу.    

Я вскинул брови, но уточнять, зачем именно, не стал. Достаточно мне было с утра неоднозначных поз и ситуаций.    

- Идите сюда! Коля, ты тоже!    

Мгновением позже мы склонились к столу, на котором были разложены снимки. Я прищурился - разобрать фигуру на фото было сложно, но можно.    

- Мы с Николаем… провели свое небольшое расследование. Так как записи с камер в офисе удалены, мы пошли туда, - она махнула в сторону окна. - Там на фасаде здания тоже камеры, ну… из-за платной парковки. И вот что мы выяснили! - Она пододвинула один снимок мне ближе, я всмотрелся в размытое пятно пристальнее. - Узнаете? - спросила Лидия.   

Ад ее забери! Рената! Схватив фотки, я начал изучать их на предмет наличия Малиновского. И, к своему сожалению, не нашел. Зато, судя по дате и времени, проставленному на фото, было ясно, когда в мой офис заходила эта медуза Горгонзолла, и когда она его покинула. Все совпадало!    

- У меня тоже кое-что имеется, - хмуро проговорил я, демонстрируя Арбузовой и Пол-литре результаты анализов с экрана смартфона. - Нас отравили… Подпоили… Это вне сомнения.     

Николай тут же бросился к Лидочке, та прикрыла глаза. Пока Коля вел секретаршу обратно на диван, то ли опасаясь, что она слишком слаба после ночных происшествий, то ли желая вновь занырнуть в ее бахчи, я направился к выходу из приемной. Один черт, рабочий день накрылся медным тазом.   

- Константин Павлович, куда вы? - донесся мне в спину приглушенный голос секретарши.   

- Мстить за поруганную честь, - процедил в ответ, не оборачиваясь.   

Не успел я выйти, как позади меня послышался красноречивый шорох.      

Когда я добрался до квартиры медузушки, мое желание убивать достигло апогея. Рената открыла мне с таким видом, как будто уже измаялась ждать, когда же я наконец предстану перед ее очами. В небрежно распахнутом на груди халате виднелись округлости, которые Горгона выставляла так, как будто это были шедевры Пабло Пикассо.    

- Потрудись объяснить, что это и зачем ты была у меня в офисе едва ли не посреди ночи! - прорычал я, оттесняя Ренату вглубь квартиры.    

Одновременно с этим сунул ей в руки снимки, при взгляде на которые бывшая женушка изрядно поникла.   

- Как-то неразборчиво… Понять не могу, зачем ты мне это показываешь? - пожала она плечами равнодушно.  

Однако я видел - Рената в растерянности. Наверняка не думала, что на руках у меня окажутся доказательства того, что она была там, где ей не положено быть.    

- Затем, что у меня есть… отпечатки твоих пальцев на термосе Витька с пункта охраны. И результаты анализов - мои, Лидии и Виктора. Как выяснилось, ты подсыпала нам что-то в кофе!   

Я смотрел в глаза Горгонзоллы и видел отражение того, что ею владело. Все та же растерянность, которой обычно во взоре Ренаты отродясь не было. И это для меня было самым лучшим показателем.  

- Ты ничего не докажешь! - прокричала она. После взяла себя в руки и, растянув губы в улыбке, добавила уже спокойнее: - Ты ничего не докажешь. Да, я была в офисе, но, не найдя там тебя, ушла. Вот и все. А отпечатков никаких там быть не может. На мне были перчатки!    

Отступив на шаг, я тихо рассмеялся.    

- Перчатки, говоришь? И меня на месте не оказалось? Интересное кино. Ну, с другой стороны… - Я задумчиво постучал по подбородку. - Того, что наш разговор сейчас был записан, должно хватить. Конечно, если его приплюсовать к отпечаткам, снимкам, анализам…    

Я едва успел договорить, как Рената бросилась на меня и попыталась расцарапать лицо. Скрюченные пальцы мелькнули в сантиметре от правого глаза, а сама медузушка своими щупальцами пыталась добраться до моих карманов.    

Оттолкнув бывшую жену, я выставил перед собой руку и процедил:   

- Подойдешь - я за себя не ручаюсь. Появишься в офисе - натравлю полицию. А пока сиди на пятой точке ровно и жди, когда тебе придет повестка.      

Развернувшись, я пошел к выходу из ее квартиры. Она что-то кричала мне вслед, но это было даже хорошо. Лишние доказательства того, что Рената из кожи вон вылезет, но мне поднагадить, были только на пользу делу.     

Устроившись в машине и на всякий случай отъехав от дома Горгоны, я позвонил Эле. Советов от тетушки мне не требовалось, я примерно понимал, что она скажет. Но вот поделиться с кем-то хотелось так, что мне казалось, будто меня разорвет на части, если продолжу носить все в себе.    

- Понятно, - кивнула она, выслушав мой долгий, минут на двадцать, рассказ, перемежаемый весьма бурными восклицаниями, яркими эпитетами и ругательными междометиями. - Я об этой девочке была лучшего мнения.    

Тетя нахохлилась - видимо, испытывала обиду за племянника.   

- Думала, что она не такая трусиха, - фыркнула Эля.    

Я тяжело вздохнул. Может, дело было и не только в отсутствии смелости у Цветочка? Может, она была права? Я и впрямь вел себя так, что ей не было ясно, чего именно - точнее, кого - я хочу.    

К кому испытываю чувства, каких не ощущал ни к кому другому.   

- Может, мне нужно было сказать ей… что я ее люблю? - задумчиво почесав в затылке, задал я вопрос приунывшей тете.   

Она тут же воспрянула, даже бокал Гинесса едва из рук не выронила.   

- А ты что, еще об этом не сказал? - потребовала она ответа.   

Я помотал головой.   

- Как-то повода не было.    

- Тогда поезжай к ней и скажи! - наставительно выставила на меня темный пенный напиток Эля.    

И тут я испытал чувство непередаваемой легкости. Ведь все так просто - поеду, признаюсь в чувствах. Покажу анализы, снимки, дам послушать запись. А потом пусть она уже сделает тест, как того хочет. Но каким бы ни был его результат (хоть я и не сомневался во лжи Малиновского, действительно считал, что днк не так важен), мы будем вместе. Втроем. Ну, точнее, вчетвером, учитывая Петеньку.    

- Тетя Эля, я тебя люблю! - проговорил с жаром и прежде чем отключиться, услышал:  

- Перестань репетировать! Поезжай скорее.    

Правда через полчаса, стоя на пороге квартиры Алины с букетом, я понял, что никому мои признания и любовь не нужны. Потому что Цветкова снова сделала то, что получалось у нее особенно хорошо.    

Сбежала.       

Солнце уже катилось за горизонт, когда я устало опустилась на старый пенек во дворе.

Тетя Люда, как и ожидалось, гостям была очень рада. И даже безо всяких кавычек. Потому как причин для недовольства у нее попросту не могло возникнуть. Что могло быть лучше для старой деспотичной женщины, чем возможность гонять по всяким разным поручениям сразу двух несчастных рабов? И это не считая Маши, которую она всеми силами пыталась приучить к ручному труду, что, объективно говоря, дочери было только на пользу. 

Нас же с мамой тетя Люда не жалела. Я сильно подозревала, что все, что она заставляла нас делать, требовало не такой уж и срочности, как нам об этом заявлялось, но не возражала по одной-единственной причине: это помогало занять чем-то голову, помимо бесконечных мыслей о боссе и своем очередном бегстве. Точнее, о правильности этого самого поступка. 

Я хотела всего лишь проветрить собственное сознание, уехав куда-то, где со всех сторон на меня не давили бы разные люди, каждый - со своей собственной правдой. Не хотела обжечься, шагнув прямиком в костер по имени «Константин Лавров», в котором рисковала сгореть без остатка. Но здесь, вдали от него, все оказалось гораздо, гораздо хуже.

Потому что я быстро осознала одну простую вещь. Можно было сбежать из города, сбежать от человека, но невозможно оказалось сбежать от себя самой. От своих мыслей и… чувств.

Таская для тети Люды воду из колодца или дрова для печи, делая любую другую работу, я ощущала все ту же тяжесть - не физическую, а душевную. Тяжесть от собственного эмоционального решения…