Черные очки - Карр Джон Диксон. Страница 11

– Гм! – хмыкнул майор. – Знаете что? – добавил он, не отрывая взгляда от Эллиота. – Не нравится мне рассказ этой девушки.

– Мне тоже, – сказал Боствик, опуская руки, которые до сих пор он держал скрещенными на груди.

– С виду дело кажется ясным, – процедил сквозь зубы майор. – Кто-то подсмотрел как Чесни и Эммет готовились к представлению, и знал, как будет происходить действие. Он оглушил Эммета, сыграл его роль и подменил безвредную капсулу отравленной. Желатину нужно несколько минут, чтобы раствориться, так что, глотая капсулу, Чесни ничего не заметил. Я имею в виду, что он не начал сразу же кричать, что его отравили и не попытался задержать убийцу. Тот скрылся, бросив снаружи свой маскарадный костюм. Когда желатин растворился, яд в течение пары минут сделал свое дело. Все совершенно ясно. Да, с виду. Однако...

– Вот именно! – подхватил Боствик, услышав с каким нажимом майор произнес последнее слово. – Для чего понадобилось нападать на мистера Эммета? Не так ли, сэр?

Эллиот внезапно почувствовал, что этот мужчина намного проницательнее, чем можно было бы судить по его виду. До сих пор ему это в голову не приходило, хотя, разумеется, Боствик был старше его и по возрасту и по чину. Сейчас Боствик глядел на Эллиота открытым, вопросительным взглядом.

– Совершенно верно, инспектор, – кивнул майор. – Как вы сказали, для чего понадобилось нападать на мистера Эммета? Почему бы не предоставить самому Эммету дать Чесни отравленную капсулу в нормальном ходе спектакля? Если убийца знал, как будет разворачиваться действие, ему достаточно было подменить капсулу. К чему весь этот риск: нападение на Эммета, переодевание, необходимость появиться перед глазами всех собравшихся, которые могли бы ведь и разоблачить его?.. К чему этот страшный риск, когда вполне достаточно было подменить капсулу и предоставить другому сделать грязную работу?

– Думаю, – задумчиво сказал Эллиот, – что тут-то и зарыта собака.

– Зарыта собака?

– Да, сэр. В спектакле, как он был запланирован, мистер Чесни вовсе не собирался глотать никакую капсулу.

– Гм-м! – пробормотал после небольшой паузы майор.

– Он собирался только притвориться, что глотает ее. Понимаете? Все представление должно было быть цепью ловушек, поставленных наблюдателям. Вы, вероятно, видели такие опыты в колледже на занятиях по психологии.

– Не приходилось, – сказал майор.

– Мне тоже, – буркнул Боствик.

Все шотландское упрямство Эллиота всплыло внезапно наружу – отчасти из-за не совсем доброжелательной атмосферы, которую он чувствовал сейчас в комнате. На мгновение он подумал о том, что они, вероятно, будут считать его зазнайкой. Потом, почувствовав, как краснеют у него уши, решил, что ему на это наплевать.

– Преподаватель, – продолжал он, – держит наполненную жидкостью бутылочку, пробует жидкость кончиком языка и с гримасой отвращения говорит им о ее горьком вкусе. Потом он передает бутылку кому-либо из слушателей. В бутылке всего-навсего подкрашенная вода, но добрая половина людей готова поклясться, что у нее горький вкус только потому, что им это внушили. Или жидкость действительно горькая, но преподаватель лишь делает вид, что пробует ее... потом просит кого-то сделать то же самое – и недостаточно наблюдательный слушатель делает глоток противного пойла. Весьма вероятно, что здесь должно было произойти то же самое. Не зря ведь мистер Чесни предупредил зрителей, чтобы они были внимательными. Вы помните, что по словам мисс Вилс он выглядел удивленным и недовольным, когда его заставили проглотить капсулу. Вероятно, Эммет должен был лишь притвориться, что заставляет его глотать, но убийца действительно заставил проглотить капсулу – вот и все. Чтобы не прерывать спектакля, мистер Чесни не стал протестовать. – Эллиот покачал головой. – Меня очень удивит, если в приготовленном им списке вопросов мы не найдем чего-нибудь вроде: "Сколько времени пришлось заставлять меня проглотить капсулу?" или еще что-нибудь в том же духе.

Слова Эллиота произвели впечатление на майора.

– Черт возьми! Звучит довольно разумно, – согласился он с рттенком облегчения в голосе. Однако тут же неуверенность и беспокойство снова взяли верх. – Однако, послушайте, инспектор... Как бы там ни было... Чтобы решиться на такое... Господи! Неужели мы имеем дело с безумцем?

– Похоже на то, сэр.

– Будем смотреть на вещи прямо, – сказал майор, – можно называть его безумцем или еще как-нибудь, но безумец из этого дома.

– Вот-вот! – пробормотал Боствик. – Продолжайте же!

Тон майора стал мягче.

– Для начала – как мог бы знать кто-то чужой, что они этим вечером собираются ставить такой эксперимент? Они сами до обеда не знали об этом; мало вероятно к тому же, чтобы кто-то чужой разгуливал под окнами так удачно, чтобы подслушать, чем договаривались Чесни и Эммет. Еще менее вероятно, чтобы этот чужой разгуливал одетый в смокинг и лаковые туфли именно в тот единственный вечер, когда они надели к обеду вечерние костюмы. Согласен, что это не решающее возражение, но, все-же, оно достаточно веско. Однако... вы отдаете себе отчет, в чем состоит трудность?

– Да, – мрачно ответил Эллиот.

– Если это сделал кто-то из домашних, то кто бы это мог быть? Джо Чесни был у больной и, если он ушел оттуда только в полночь, то, разумеется, отпадает. Вилбур Эммет сам чуть не погиб от руки того же убийцы. Не остается никого, кроме пары служанок и кухарки, которых вряд ли имеет смысл принимать в расчет. Единственная возможная альтернатива – да, я понимаю, что она кажется фантастической, но она единственная... в том, что убийца – один из трех зрителей, находившихся в этой комнате. Это значит, что кто-то выскользнул в темноте, ударил беднягу Эммета, надел его наряд, подал Чесни отравленную капсулу и незаметно вернулся, прежде чем зажгли свет.

– Выглядит довольно невероятно, сэр, – сухо заметил Эллиот.

– Но какое может быть другое решение?

Эллиот не ответил. Он знал, что еще не время строить теории. До вскрытия они ведь даже не могут точно сказать, от чего умер Марк Чесни, – ясно только, что он был отравлен одним из цианистых соединений. Однако возможность, высказанная майором, приходила уже в голову и ему самому.

Он обвел взглядом музыкальный салон. Квадратная комната площадью примерно двадцать квадратных метров; стены отделаны серыми панелями с золочеными кромкаму. На дверях, выходящих в сад, тяжелые темно-серые шторы. Что касается мебели, в комнате были только пианино, радиола, старинный французский комод, стоявший у двери в вестибюль, четыре легких стула, обитых парчой, и два табурета. В результате центр комнаты оставался почти пуст, так что человек, достаточно осмотрительный, чтобы не налететь на стоящее у дверей в сад пианино, мог пересечь комнату в темноте, ни на что не наткнувшись. Ковер, как он заметил еще раньше, был настолько толст, что полностью заглушал звук шагов.

– Хорошо, – сказал майор. – Проверим. Выключатель находился возле комода, Эллиот повернул его, и комната погрузилась в темноту. Несколько мгновений перед его глазами все еще плясал, медленно затухая, призрачный след ослепительных огней люстры. Несмотря на то, что шторы не были задернуты, трудно было что-то различить на фоне затянутого тучами неба. Послышалось легкое позвякивание – кто-то затянул шторы.

– Я размахиваю рукой, – раздался из темноты голос майора. – Вы меня видите?

– Нет, – ответил Эллиот. – Оставайтесь на месте, я пойду и открою раздвижную дверь.

Пройдя наощупь через комнату, едва не перевернув один из стульев, он нашел дверь. Раскрылась она легко и почти беззвучно.

Осторожно пройдя два или три метра, отделявшие его от стола, Эллиот нащупал выключатель лампы, и ослепительно белый свет ударил в противоположную стену. Затем Эллиот вернулся, чтобы взглянуть, как все выглядит из музыкального салона.

– Гм! – хмыкнул майор.

Ему бросились в глаза часы, стоявшие на полке из полированного темного дерева за головой мертвеца. Это были довольно большие латунные часы с циферблатом диаметром в шесть дюймов и небольшим бронзовым маятником, раскачивавшимся взад и вперед. Часы показывали без пяти час.