Читатель предупрежден - Карр Джон Диксон. Страница 26

— Ну что ж, до свидания. Вот это был уик-энд, не правда ли?

— Да. Я не скоро его забуду. — Он отобрал у нее сумку. Они были уже около двери, когда она вдруг остановилась.

— Джон, я тебя очень прошу, если что-нибудь…

— Послушай, — запротестовал он мягко. — Ведь меня не заключают на всю жизнь в Бастилию. Здесь мне очень удобно. Доктор Эйдж зайдет около десяти посмотреть Мину. В холодильнике есть пиво. Кроме того, здесь имеется большая библиотека, в которой я еще не имел возможности порыться. А теперь исчезай! Увидимся во вторник за ужином, правда?

Она кивнула головой. Он говорил легко и беззаботно, и только когда они оказались у выхода, прежнее беспокойство ожило в нем. Старший инспектор и сэр Генри Мерривейл тяжело спускались по лестнице.

— Садись в машину, — обратился он к Вики. — Инспектор отвезет тебя на станцию.

Подождал, пока она вышла. Старательно закрыл за ней дверь, чтобы убедиться, что она не услышит ни слова. И только тогда со злостью взглянул на обоих мужчин.

— Я хотел бы задать вам один вопрос и прошу, чтобы от меня не отделывались насмешками, как до сих пор.

Мастерс удивился:

— Вопрос, доктор? Разумеется, — ответил он с широкой улыбкой. — А что еще вы хотите узнать?

— Что вы собираетесь с ней делать?

— С ней?

— С миссис Констебль. Неужели вам не приходит в голову, что она подвергается опасности?

Никогда до сих пор он не чувствовал себя таким чужим по отношению к этим двум людям, которых считал своими приятелями. Общая нить, соединяющая их мысли и чувства, лопнула, как оборвавшаяся телефонная линия. Даже Г.М., в которого Сандерс верил, стоял мрачный и кислый одновременно. Мастерс же среагировал мягко, но решительно:

— Что-о-о? Какую опасность вы имеете в виду, доктор? Кто представляет эту опасность?

— Пенник. Думаю, что вы не отдаете себе отчет в том, каков этот человек. Независимо от того, убивает он силой мысли или нет, главное заключается в том, что он способен совершить убийство. Неужели вы не слышали вызова, брошенного ему миссис Констебль?

— Вызов, брошенный Пеннику миссис Констебль? — задумчиво повторил старший инспектор. — Да, слышал. Но я также слышал сказку о пастушке, который кричал: «Волк!» Вы помните ее?

— Помню, — ответил Сандерс, — только в ней волк в конце концов все-таки пришел.

— Что ж, не будем теперь переживать из-за этого, — Мастерс усмехнулся, уверенный в себе. — И вы тоже не должны беспокоиться об этом. На вашем месте я постарался бы скорее обо всем забыть.

Доктор молча смотрел на него.

— Но когда Пенник вернется сюда…

— Он не вернется, — мрачно вставил Г.М. — Мы только что были в его комнате. Он исчез. В то время, когда мы ужинали, он собрал свои вещи и сбежал. Оставил кое-что для нас на туалетном столике. Мастерс, покажите ему.

Из своей записной книжки старший инспектор вынул сложенный вчетверо листок бумаги и подал его Сандерсу. Внутренняя часть была исписана мелким и старательным почерком:

Это письмо, подумал Сандерс, может дать повод одновременно и для облегчения, и для беспокойства. Он вернул его Мастерсу.

— Но миссис Констебль…

— Послушай, сынок, — сказал Г.М. спокойным и серьезным голосом, каким разговаривал крайне редко. — Я сам хотел бы думать по-другому. Но бесспорным является то, что твоя убитая горем миссис Констебль наговорила нам множество лжи.

Сандерс не мог понять, почему его это так ошеломило и в определенном смысле даже шокировало. Он только осознал, какое впечатление на него произвели эти слова.

— Ты хочешь знать, что это за ложь, сынок?

— Да. Очень.

— Пункт первый, — буркнул Г.М., стараясь пальцами раздвинуть тесный воротничок. — Вернись мысленно к своему приключению за пятнадцать минут до убийства, когда прабабушкина лампа с шумом разбилась и Сэмюэль Констебль ввалился в твою комнату узнать, что случилось. Два человека подробно описали это событие. Ты сам это слышал. Молодой Чейз и миссис Констебль. Чейз описал нам, как мистер Констебль выскочил из своей спальни и в спешке пытался всунуть ноги в домашние туфли. Каждый из нас наверняка неоднократно оказывался в подобной ситуации с домашними туфлями. И мы знаем, как это выглядит. Описание Ларри было таким подробным, что всякая ошибка исключена. Следовательно: или это правда, или обычная ложь.

— Ах так? — сказал Сандерс, хорошо зная, что последует за этим.

— Но с другой стороны — что сказала нам об этом супруга мистера Констебля? Она сказала, что как раз закончила завязывать бедному Сэму шнурки в туфлях, когда они услышали шум и ее муж выбежал из комнаты. Итак, согласно ее показаниям, Констебль был обут в носки и туфли. Описание также подробное и точное. Следовательно: или это правда, или обычная ложь. И я боюсь, сынок, что это ложь.

— А почему не мог лгать Чейз?

Сэр Генри почесал свою обширную лысину.

— Потому что я знаю лжецов, сынок, — устало сказал он. — И она не принадлежит к самым умелым. Но если ты думаешь, что мои слова — бредовые идеи предубежденного человека, то я прошу тебя мысленно вернуться назад! Ну, что? Что было на ногах у Констебля: туфли или домашние шлепанцы?

Сандерс был слишком поглощен другими делами, чтобы обращать внимание на мелочи. И хотя ему хотелось забыть об этой сцене, она предстала перед ним, как живая.

— Домашние шлепанцы, — признал он.

— Хм-м-м… следовательно, она лгала… Пункт второй, — продолжил Г.М. — Вы сами слышали, как она с подкупающей прямотой и горячностью клялась, что ничего не знает о свечах, которые кто-то зажигал в спальне ее мужа. И сама не разгуливала с зажженными свечами. Может быть, вы не заметили, как она подскочила, когда я обратил на это ее внимание. Но оставим это. В пятницу вечером на ней был свободный розовый халат из шелка, вы согласны? Мы немного поискали с Мастерсом и нашли этот халат. Правый рукав внизу — вы, наверное, заметили, как дрожит ее правая рука, — испачкан стеариновыми пятнами.

Доктор не оспаривал это. Он вынужден был признать факты. Он хорошо помнил Мину Констебль, скорчившуюся в кресле, розовый халат, в который она была завернута, действительно был испачкан стеарином.

— Ты понял, сынок? — мягко спросил Г.М. Ответом ему была тишина.

— Есть еще одно дело, — продолжал Г.М. — Этот альбом с вырезками из газет и журналов. Она заявила, что сожгла его. Однако она не сделала этого. Нельзя сжечь толстую книгу или блокнот, переплетенный в имитацию кожи, не оставив никаких следов. Разумеется, если она не бросила его в раскаленную печь. Но в этом доме нет печей, нет даже ни одного камина, который топили бы дровами или углем, где можно было бы его сжечь. И нет никаких следов от сожженной книги или обложки. Это все ложь, сынок. Пусть она спит. Если бы у нас были хотя бы малейшие доказательства ее вины, вместо своей спальни ей бы пришлось сейчас отправиться в тюрьму в Кингстон по обвинению в убийстве.

— Дьявольщина! — проворчал Сандерс.

— Да, — согласился Г.М.

— Но все, что она сказала или сделала… И вообще, какое значение имеет, что было на ногах у Констебля? Или зажигала она свечи или нет?

Г.М. сердито усмехнулся.

— Я сам хотел бы знать ответы на эти вопросы, сынок. Это самые безумные улики, о которых я когда-либо слышал!

— Неужели вы утверждаете, — не отступал Сандерс, — что все это: ее слезы, потеря сознания, состояние апатии и даже вызов, который она собиралась бросить Пеннику — просто игра и бахвальство?