Моя анимежизнь. Пенталогия (СИ) - Смолин Павел. Страница 49

— Именно, Одзава-сан. У нашей школы просто нет возможности издавать альманахи большими тиражами. Впрочем, раньше и необходимости такой не возникало. Теперь же… — он расстроенно махнул рукой, — Ладно, все это уже неважно. Директор свалил эту проблему на нас, сославшись на то, что организацией школьного фестиваля занимается школьный совет. И я его не виню, — развел он руками, — Одзава-сан, ты заварил эту кашу, может у тебя есть идеи?

Идей у меня не оказалось, поэтому я промолчал.

— Так я и думал, — еще тяжелее вздохнул Такахаси. Поднялся со стула, подошел ко мне — я все еще стоял у шкафа, держа в руке прошлогодний альманах. Он что, хочет влепить мне воспитательного леща? Я буду сопротивляться!

Вместо леща он положил руки мне на плечи и прямо в глаза сказал:

— Не переживай, Одзава-сан. Когда я вступил в должность главы школьного совета, я твердо пообещал, что не отступлю перед трудностями. Мы разберемся с этой проблемой вместе, не так ли? — обвел он взглядом всех присутствующих. Растроганный до глубины души, я кивнул. Другие члены клуба, не совсем понимая, что происходит, тоже кивнули. Такахаси-сан такой надежный! Такой крутой! Блин, что это за магия? Это так называемая «харизма»? Можно мне такую же штуку?

Такахаси, приобняв меня за плечи, бережно подвел к столу. Мы сели. Он отпил чайку и спросил:

— Итак, какие у вас успехи в написании альманаха? Особенно у тебя, Аоки-сан, — вдруг обратился он к Хэруки. Она подпрыгнула на стуле и спросила:

— Почему это «особенно у меня»?

Видимо, вчерашние новости она не смотрела. Прости, Хэруки.

— Потому что Одзава-сан, рекламируя альманах, назвал его главной составляющей написанную тобой биографию Аоки Ринтаро-сенсея.

Хэруки пораженно уставилась на меня. Я в ответ неловко улыбнулся и пожал плечами. Ну вот, довыделывался. Хотел сделать девочке приятно, а в итоге нагрузил проблемами кучу людей. Включая саму Хэруки.

Немного подумав, она ответила:

— У меня готово две главы. В принципе, к концу июля, если ничего не случится, книга будет готова.

Такахаси выжидающе посмотрел на Такераду-семпай. Та коротко ответила:

— Три главы. Начало июля.

Теперь моя очередь:

— Две с половиной главы. Конец июня.

Такахаси обратился к нашим поэтическим дарованиям:

— Вас я не спрашиваю, потому что у вас уже явно есть готовые стихотворения. Даже если вы ничего нового не успеете написать до фестиваля, в альманах можно будет вставить их. Значит, остается что-нибудь от Каваками-сана, кстати, где он?

Мы пожали плечами. Такахаси сокрушенно вздохнул.

— Что ж, надеюсь он не подведет. Признаюсь откровенно, я ожидал худшего. В таком случае, давайте установим дедлайн.

Он встал со стула, подошел к висящему на стене календарю, открыл его на августе. Достал из кармана ручку, обвел в кружок третье число. Повернулся к нам, указал на дату рукой.

— К третьему августа мне нужны готовые к публикации чистовики. В субботу, после уроков, состоится заседание школьного совета. Боюсь, Такераде-сан и Одзаве-сан придется пропустить ваши клубные чтения. Вы обязательно должны прийти к нам. Будем решать, как нам выпутаться из этой ситуации (а он много знает о жизни нашего клуба. Ну, на то он и глава школьного совета). Надеюсь, нам всем не придется оправдываться за провал даже не перед директором, а перед всеми гражданами префектуры, — напоследок поддел он меня. Затем попрощался, поклонился и вышел из комнаты.

Наступила тишина. Ребята смотрели на меня, я смотрел в стол. Наконец, не выдержал:

— Ну не подумал я последствиях, ясно? Показалось, что немного порекламировать наш альманах по телевизору — хорошая идея. Разве истории пишут не для того, чтобы их читали?! — громко попытался я оправдаться.

Президент вздохнула и сказала:

— Я не виню тебя, Одзава-сан. Надеюсь, остальные тоже? — она грозно посмотрела на присутствующих.

— Конечно нет! — сразу дал слабину Исида-сан, — К тому же, в этой ситуации для нас Муратой-сан нет ничего, кроме плюсов! Верно, Мурата-сан? — обратился он к нашей поэтессе-песеннице (или сейчас нужно говорить «поэтке-песенке»?). Та согласно кивнула.

Хэруки промолчала, как-то странно глядя на меня. Мне стало страшно. Я ведь не разрушил связь между нами? Хэруки, не молчи! Наконец, она слегка кивнула:

— Нет, Иоши, я тебя не виню. Ты же хотел как лучше, верно?

Я кивнул в ответ. Стало еще страшнее. Ее ответ прозвучал очень неуверенно, словно она пыталась в чем-то убедить саму себя.

Президент подытожила:

— В таком случае пойдемте по домам. Одзава-сан, постарайся к субботе придумать план. Я тоже подумаю. Нам нельзя подвести школу. Под угрозой не только репутация литературного клуба, но и вся дальнейшая жизнь всех нас. Если мы провалимся — учеба в университете нам не светит, — понагнетала она.

Серьезно?! Из-за вот этого вся дальнейшая жизнь может пойти под откос? А не преувеличиваешь ли ты? Я посмотрел на Хэруки. Ее лицо было мрачным. Твою мать…

Мы с ней вышли из класса и двинулись по коридору.

— Знаешь, Иоши… — вдруг остановилась она.

Я тоже остановился и посмотрел на нее. Вздрогнул. В ее глазах клубилась тьма.

— Ты ведь не пользуешься мной, чтобы получить больше внимания? Я не хочу так думать, но все эти восхищенные взгляды красивых девушек — тебе ведь это нравится, верно?

Я опешил. Это вообще откуда взялось? Я что, реально веду себя как самовлюбленный болван? Не найдя, что ответить, я отрицательно покачал головой.

— Сегодня я пойду домой одна. Не ходи за мной, хорошо? — ледяным клинком своих слов пронзила она мое сердце.

Отвернувшись, она быстро ушла вперед меня. Всё…

Я привалился к стене, меня прошиб пот. Желудок словно скрутило в тугой узел. Это конец, да? Я все испортил. Хэруки… Закрыл лицо руками. Да что со мной?! Люди все время ссорятся и мирятся. Рано или поздно она поймет, что не права. В конце концов, что я такого сделал? Да это вообще не проблема! Отец Такерады-семпай — целый глава совета префектуры! Неужели он не придет на помощь любимой доченьке?! Да и мы не лаптем щи хлебаем. Особенно Такахаси. Ушлый тип. Пришел, придавил ворохом проблем, пожурил, потом протянул руку помощи. НЛПшник мамкин! Пошло оно все к черту! От избытка чувств ударил кулаком по стене. Больно. Помогло. Что же ты, Хэруки… Разве я давал повод усомниться в себе?

В мрачном настроении пошел домой, злясь на весь мир. Проклятая девка! Это я про Араи Изэнэми. Я же ей вообще не нужен, просто хочет новую игрушку. А Хэруки из-за нее сломалась. Мерзкая тварь. Меня затрясло от ненависти. Родилась красивой — жизнь удалась? Только попробуй исполнить что-нибудь еще раз, порежу твою драгоценную мордашку канцелярским ножом в лоскуты! Будешь страшилой из городских легенд, которая жрет детей в туалете после закрытия школы. Какая там ответственность для малолетних членовредителей в Японии? Да пофиг. Всегда можно наложить на себя руки и получить новое перерождение. Верно, Богиня? Стоп-стоп-стоп! Что это за привычные реакции на стресс Иоши-куна? Так не пойдет! Выход в окно — это не выход! Это слабость! Никакого уважения суицидникам! Я расстегнул школьный пиджак, правой рукой взялся за отворот, левую вытянул в сторону реки, громко сказал:

— Мы пойдем другим путём!

Хихикнул. Спасибо, Ильич!

Поход домой отменяется. Когда женщина думает, что мужчина виноват — он извиняется, верно? Можете считать меня подкаблучником, мне все равно. Зачем мне анимежизнь, если Хэруки меня возненавидит?

Найдя магазин цветов, зашел туда. Какой там любимый цветок Хэруки? Кажется, ликорис? Не зная, как он выглядит, я спросил продавщицу — пожилую японку. Она показала. Действительно красивые. Увидел ликорис в горшке. Дарить Хэруки срезанные цветы — все равно что тушить пожар ведром лавы. Расплатился, взял цветочек и пошел к дому Аоки. Там я поставил горшок с ликорисом на крылечко. Вот теперь можно пойти домой.

Впустив Сакамото-сана, зашел сам. Разулся. Раздался звонок телефона. Сердце учащенно забилось. Хэруки нашла цветок и спешит извиниться? Хо-хо!