Постовой (СИ) - Путилов Роман Феликсович. Страница 1

Постовой

Глава 1

Глава первая. По тундре, по железной дороге.

— Паша, Паша, очнись!

— А? — я подскочил и ударился о хромированный упор верхней полки. В глазах двоились какие-то пятна. Мутное мурло, с «порнографическими» жидкими усиками, склонилось надо мной, тыкая мне в рот стопку, наполненную до краев прозрачной жидкостью с стойким запахом резины.

— Что, уже приехали? — с верхней полки перегнулась еще одна мутная рожа, с которой, блеснув в свете фонаря за окном, мне в руки кувыркнулся какой-то предмет. Я осторожно отвел в сторону стакан, из которого мне на руку все-таки плеснулась ледяная жидкость и поднес к лицу таинственную вещь с верхней полки. Это была обычная серая солдатская ушанка, по-дембельски ушитая, закрашенная и оглаженная на деревянной болванке, вызывающе блестящая советской красной звездой.

— Громов, ты пить будешь? — в мою сторону снова сунули стакан. Я в полном охренении принял его и уставился на виночерпия. Передо мной, покачиваясь, стоял мой сослуживец по танковому учебному батальону — Серега Старыгин.

— Я буду — сверху соскользнула темный силуэт и сел за столик напротив меня. Второму фигуранту моего кошмара я удивился чуть меньше. Это был еще один мой земляк, но из ремонтной роты — Михайлов Алексей. Он взял бутылку с забытой мною черной этикеткой «Водка посольская» и набулькал себе треть граненного стакана.

Я поразился теме сна, автоматически опрокинул свой сосуд в глотку, и почти поперхнулся. Водку явно «бодяжили» из технического спирта, а такую дрянь надо глотать, пока тебя не вывернуло от тяжелого запаха. На столе закуска отсутствовала напрочь. Я привычно ткнулся носом в суконный рукав шинели, втянул носом запах, и расслабился. Нормально пошла.

— А че так холодно?

— Ты че, уже пьяный? — засмеялся Серега: — Вагон же не отапливается, поэтому в нем для нас места нашлись. В минус сорок никто не хочет в таком ехать, а нам только до шести утра дотерпеть, и мы дома.

Вагон закачался на стыках, я опять ударился головой о стойку верхней полки, и понял, что это совсем не сон. Во сне так больно не бывает. Я вспомнил этот вагон, и пять бутылок паленной водки, которую нам продал только таксист, потому что во всей столице Колчака последний месяц водки в магазинах не было. Как сказал нам извозчик экипажа с «шашечками», продукция городского ликеро-водочного завода замерзла в товарном вагоне где-то в районе Благовещенска при умеренной температуре минус пятнадцать градусов, а при проверке завода компетентными органами в составе водки нашли весь набор ядов семейства Борджиа. По одной версии, ходившей в городе, "присел" директор завода и главный технолог, по второй версии в колонии номер три в поселке Кормиловка сформировали новый отряд номер сорок, контингент которого состоит сплошь из работников завода. В любом случае, завод закрыт на клюшку и опечатан. Забытая под слоем прожитых лет информация хлынула в мою голову. Скрывая растерянность, я поднял стопку, чей бок украшал старинный герб города, на дальней окраине которого я, не по своей воле, провел два далеких года. Эту стопку я, в последнем увольнении, купил в Торговом Центре в память от городе, где ветры зимой дуют так сильно, что уши щелкают на морозе. Преодолев внутреннюю дрожь, быстро опрокинул в рот "спиртосодержащую жидкость, опять занюхал рукавом, выпустил вверх резиновую вонь технического спирта, смешанного с густым клубом пара и откинулся на полке, натянув шапку на лицо. Я ничего не понимал. В этом поезде я ехал к новой жизни, к родному дому. Я четко помнил почти каждый день своей короткой двадцатилетней жизни, и в тоже время я знал, что еще двадцать минут назад я был вполне состоявшимся пятидесятилетним мужчиной, без материальных и других проблем, счастливым мужем и отцом. Последний осознанный миг в моей «длинной» жизни, который я прожил — я ехал на машине, было жарко, я потянулся за бутылкой воды и через мгновение мой армейский друг сует мне в лицо стопку водки. На Вальхаллу этот вагон не похож, хотя много общего, пью с друзьями «паленную» водку, потом пойдем искать проводницу, дебелую девку с обесцвеченными кудрями, ну, а там, и битва с пассажирами отапливаемого вагона недалека. Сон, клиническая смерть, сумасшествие? Не знаю, для всех этих вариантов я слишком больно бьюсь головой о металлический поручень. Я откинул в сторону два одеяла, которые забрал у проводницы, прежде чем она успела ускользнуть в соседний, отапливаемый вагон, и резко вскочил. Вагон опять повело в сторону, и я, нелепо взмахнув руками, под смех друзей, опять шлепнулся на полку. Но это было пофигу. Я не слышал скрипа суставов, которым последние несколько лет развлекал меня мой организм, не чувствовал лишних килограмм, добросовестно накопленных мной на случай голодных лет. Судя по тому, что мой живот не касался столика купе, ко мне вернулся мой сорок восьмой размер, записанный когда-то в военном билете. Как-то странно провернулись колеса Сансары, я сделала переход хода и вернулся в себя на тридцать пять лет назад. Это же такой подарок судьбы. А любимую я еще встречу, ей сейчас всего тринадцать лет, пусть подрастает, я ее все равно найду, и постараюсь оградить от всех напастей, которые ей пришлось пережить в прошлой жизни.

— Ну что, выпьем пацаны за дембель! — придя в отличное настроение, взревел я и потянулся за стопкой.

Над всей Западно — Сибирской равниной, от Урала до Саян, стояла жуткая стынь. Воздух, казалось загустел от мороза, дым из труб вертикальными столбиками полз к ярким звездам в антрацитно — прозрачном небе. Поезд, невыносимо медленно тащившийся последние полчаса, тем не менее прибыл по расписанию, оглашая занесенный перрон лязгом промерзших сцепок. Мы выскочили из вагона, скалясь застывшими улыбками на тех несчастных, которым не повезло купить билеты в наш, не ставший ни на градус теплее, купейный вагон. Потоптавшись с минуту на перроне, обнялись на прощанье и я, крикнув, что по переходному мосту со стороны комендатуры двигается патруль, скорым шагом, но не теряя дембельской солидности, двинулся по второму переходу к троллейбусной остановке.

Глава 2

Глава вторая. Жить хорошо.

Вихрь первых дней жизни дома захлестнул меня в головой. Я уплетал мамины разносолы, спал на чистых простынях до обеда, потом шел гулять с одноклассниками, вернувшимися из рядов непобедимой и легендарной на полгода раньше или вообще не озаботивших себя военной службой. Казалось, этот праздник молодости будет длиться вечно. В одно не прекрасное утро он закончился. Себя я осознал, плавающим в ванной, полной остывшей воды. Мой, отравленный спиритус вини, организм не хотел дальше жить в этом злом мире. В горле булькал чистый цианид, а голова болела так, как будто с нее сняли скальп. Я с трудом вылез из ванны и по стеночки пошел на кухню.

— Ты пришел в три часа ночи, а перед этим сорок минут поднимался по лестнице, ночью шаги в подъезде хорошо слышно — сказала мама, ставя передо мной большую чашку кофе.

Я подумал (оказалось, что после глотка кофе, я вновь смог думать), что на преодоление одного лестничного пролета у меня уходило около четырех минут. В это время мне протянули красную телефонную трубку на длинном витом шнуре.

— Ты как, пропащий, добрался до дома? — радостно, и до боли моих отравленных алкоголем перепонках, запищала в трубке Леночка Смирнова, моя очень симпатичная одноклассница, которую я вчера, до момента, пока был в сознании, пытался отволочь в уголок, чтобы предаться различным непристойностям.

— Лен, не кричи, пожалуйста, и почему пропащий?

— Так ты вчера убежал!

— От кого убежал, от тебя? — удивился я.

— Нет. Мы возле метро такси ловили, чтобы по домам ехать, а потом видим, что тебя менты пытаются в вытрезвитель увезти.

— Менты?

— Ну да, будку свою подогнали и тебя тянут.

— А я?

— А ты в столб вцепился, и какую-то песню орешь, что — то типа «сверкая блеском стали», они тебя оторвать не могут. А потом мы подошли, стали их уговаривать, что мы тебя заберем. А пока мы разговаривали, ты взял и убежал куда-то. Они за тобой поехали, но я так понимаю, не нашли.