Ведро, тряпка и немного криминала (СИ) - Самтенко Мария. Страница 13

— Есть закурить? — в мои мысли (признаться, довольно приятные) грубо врывается мужской голос. Низкий такой, прокуренный. Куда ему еще сигарет?! Теплое масло и гоголь-моголь, а еще шарф! Даже два!

— Простите, нету.

Обладатель прокуренного голоса ответом не удовлетворяется — видимо, сильно ему, болезному, хочется испортить свое здоровье! — и перегораживает мне узенькую тропинку между двумя. И чего-то ведь кажется мне знакомым. Рост? Грязная темная куртка? Поблескивающие под темным капюшоном глаза или шарф, закрывающий лицо до самой переносицы? Да нет, похоже, раздражающий запах дешевого, частично отфильтрованного организмом колдыря алкоголя. Мерзкая вонь мгновенно напоминает о бывшем муже, я машинально делаю шаг назад и краем глаза замечаю еще одну темную фигуру.

— Как пройти в библиотеку? — осведомляется та.

Я удивленно оборачиваюсь, а первый колдырь шагает ко мне, вырывает из рук торбу — успеваю лишь крикнуть что-то вроде «ах, ты!» — и… бок пронзает резкая боль. Охнув, складываюсь пополам и, неловко упав на колени, боком падаю в лужу. С головы слетает шапка, волосы намокают, но мне все равно — дрожащими руками ощупываю кожу там, где печет словно огнем…. и обнаруживаю посторонний предмет. Нож!

В глазах темнеет, голова как-то сама собой опрокидывается на бок, я успеваю заметить спины двух убегающих мужиков и… и в нос затекает грязная, холодная вода! Я фыркаю, точнее, пытаюсь фыркнуть, и осторожно, одной рукой придерживая стилет (читала, инородные предметы нельзя вытаскивать, а то можно и кровью истечь), поднимаюсь на корточки. Ой… больно-то как… чтоб этим мужикам бежать так до первого мента!

Так… поднимаю голову и пытаюсь сориентироваться на местности. Пока суд да дело, успело стемнеть, и народу на улице не наблюдается. Позвать на помощь некого, до дома же, чую, я так и не доползу. Что делать? Что делать?

Ползти в школу.

Да там же ступеньки… и… никого нет…

В глазах вновь темнеет, и только тот факт, что ваша покорная слуга тыкается носом в холодную, мокрую лужу, не дает ей (т. е. мне) потерять сознание. Что было бы крайне нежелательно. Опять утвердившись на корточках и разогнав туман в сознании, пытаюсь сообразить, куда мне ползти. Может, туда, куда глаза глядят? А глядят они в лужу. Нет, там нам не место.

Вдалеке вижу мрачное здание, в окнах до сих пор горит свет. Да это же Следственный комитет! Жизнь мгновенно обретает смысл, я более-менее утверждаюсь на ногах и, руководствуясь принципом «три точки в опоре, одна держит нож», ползу по направлению «зюйд-зюйд-вест». По пути меня едва не сбивает машина и, возмущенно загудев, вновь уносится в темноту. Какая скотина! Нет, ну водителя тоже можно понять — ползет по лужам бомжиха, и пусть ползет. А то, что это бедная, несчастная, пырнутая (да как же это дурацкое слово склоняется?!) ножом уборщица, ему и в голову не придет…

Вот так, погруженная в идиотские, абсолютно не подходящие к ситуации размышления, периодически чуть ли не подхихикивая от самой ее, ситуации, абсурдности (что тут же отзывается колюще-режущей болью в боку), я доползаю до Следственного комитета. Вот, теперь можно с чистой совестью потерять соз… тьфу, да что же такое! И здесь ступеньки!

Пока я собираюсь с силами и составляю план штурма, вверху хлопает дверь, раздаются шаги… но они неожиданно стихают, а до моего чуткого, тренированного носа доносится запах курева. Тихо хриплю:

— Помо… помогите… — и, собрав все силы, в грандиозном рывке встаю на ноги и зацепляюсь за перила. Теперь главное не поднимать головы, а то ступеньки перед глазами начинают кружиться.

Стою, шатаюсь, ноги ватные, бок разрывается от боли, но и это уже несомненный прогресс. Вот как бы теперь не упасть?

— Денег нет, сигареты не дам, — доносится откуда-то сверху.

А голос-то знакомый! С трудом извлекаю из памяти имя:

— Вадим… Вадим!

Шаги. Не то стажер, не то практикант спускается на пару ступенек.

— Позови Хучика… — так, а знает ли он, кто такой «Хучик»?

С трудом вспоминаю гражданское имя мента.

— Федора Ивановича зови… у нас тут… еще один труп…

Кажется, я нечу чушь, но, главное, это приносит свой результат. Вадим стремительно удаляется по лестнице, и через пару минут (в этом месте должна быть пафосная фраза про то, как минуты превращаются в вечность, но, честно, мне лень) перила, за которые я все так же отчаянно держусь одной рукой, начинают противно вибрировать. Потом в поле моего зрения появляется суровое и сосредоточенное лицо Федора Ивановича. Прямо скажем, ни суровость, ни сосредоточенность ни грамма ему не идет, а глазки вообще на ледышки похожи.

— Марина? — неуверенно произносит он. Отчество, он, похоже, забыл. — Новый труп. Где?

Я улыбаюсь уголком рта, поднимаю ту руку, которой до сих пор придерживала нож (вторую отрывать не хочу, боюсь, упаду) и протягиваю ему. С конечности капает кровь, в тусклом свете фонаря она кажется черной — отличный кадр для ужастика! Бледно-голубые глаза мента расширяются, он шагает вперед и подхватывает меня. Тоже отличный кадр, но уже в детектив (ну, или в мыльную оперу). Лично мне больше нравятся детективы, да и потом, на героя-любовника Федор Иванович не похож. Судя по рассказам Катьки и Гальки, все они — писаные красавцы, а у этого даже рельефов никаких нет, только лысина. Я, впрочем, тоже не прекрасная дама… и, кстати, для пущей красоты жанра мне нужно свалиться в обморок.

Но нет, я не падаю. Из непонятных соображений продолжаю хвататься за поручень, пока встревоженный полицейский торопливо осматривает мою рану.

Окружающий меня пейзаж (а также мент на его фоне) кажутся все темнее и темнее. Еще бы — у меня же потеря крови. Упрямо трясу головой, вспоминаю, что должна была что-то сказать.

Ах да.

— Новый труп…кажется, это я…

8

Вот даже не знаю, чем это объяснить (наверно, законом подлости), но сознание я не теряю ни тогда — цепляясь попеременно то за перила, то за мента — ни потом, когда Хучик таки вызывает «Скорую» и все полчаса ожидания заочно грозит им страшными карами. Негромко, себе под нос, но очень зловеще и убедительно.

Мне удается однозначно расслышать лишь мат (достаточно много и очень разнообразно, куда там бывшему мужу с его комбинацией из трех слов) и, один раз, зловещее «Я им устрою выездную проверку!».

Какое-то время всерьез обдумываю мысль попросить его ругаться погромче, дабы набраться опыта, но потом решаю не тратить силы. Подумайте сами: на дворе поздний вечер, темно, уже практически ночь. Тускло светит фонарь у входа в Следственный комитет, вокруг загадочно мерцают наполовину подсохшие осенние лужи, мерно капает слабенький дождик. На светлых, из непонятных соображений отделанных кафельной плиткой ступеньках (боюсь представить, как они страшно скользят зимой) распростерлось не слишком длинное (полтора метра с чем-то) худощавое, окровавленное тело. Рядом расположился упитанный, злой до чертиков (но от этого не менее безутешный) мент, где-то там, вне зоны видимости, бродит и периодически нервно кашляет стажер. В общем, все очень мило, красиво и патетично… и именно в этот момент недобитая уборщица приподнимается на локтях и хрипло так говорит:

— Федор Иванович… как вы сказали? «Ленивые кровососы в белых халатах…» что дальше?

Патетика ситуации мгновенно пойдет на убыль, и даже моя посильная помощь в виде зловещего шепота и натужного кашля едва ли ее спасет. Так что я оставляю попытки расслышать, что же конкретно бормочет Хучик, и позволяю ему ругаться в свое удовольствие.

Кроме угроз с матюками, Федор Иванович развлекается тем, что пытается допросить мою скромную, продырявленную ножом персону на предмет того, как выглядел напавший на меня злоумышленник (ничего интересного и полезного следствию: куртка, штаны, вязаная шапочка и шарфик до глаз). Потом — как меня вообще занесло в этот район? Элементарно — живу я неподалеку, а мимо их комитета так вообще прохожу по два раза на дню (если другой, более короткий путь не преграждает большая лужа). Следака такой ответ не устраивает, но взять с меня больше нечего; все Хучиковы предположения о том, что «кое-какая отдельно взятая уборщица» могла скрыть от следствия какой-нибудь «маленький фактик», возмущенно называю «гнусными инсинуациями». А что? У меня вот дырка в боку, мне можно. Федор Иваныч, конечно, не верит — да я бы сама себе не поверила. Потом, те два «фактика» — о том, что Галина пыталась кого-то там шантажировать, после чего ее вызвали в нашу каморку и благополучно убили — все равно никому погоды не сделают.