Охота на цирюльника - Карр Джон Диксон. Страница 37

Вся осторожность покинула капитана; можно сказать, его хорошие манеры сели на «Летучего голландца» и со свистом улетели в небо.

— Он в корабельной тюрьме, старый вы зануда! — заревел капитан Уистлер наконец, взрываясь. — Он в корабельной тюрьме. А теперь я выскажу вам все, что думаю о вас, о вашем поганом слоне, и…

Стэртон снова захихикал.

В мрачной, душной комнате, на фоне зловещего мерцания рубинов, его кудахтанье казалось чем-то нечестивым; голова Стэртона под шляпой задергалась.

— Ах, — произнес он, — так-то лучше! Так вы больше похожи на себя. Видите ли, я уже слышал новости. Значит, он в тюрьме, Да, да. Вот именно. За что вы его туда посадили?

— За то, что он псих, буйнопомешанный, вот за что! Он напал на меня с бритвой. Он пытался меня отравить. Он нес вздор о медведях. Он…

— Вот как? — отозвался Стэртон. — Значит, сумасшедший. Так-так. И такого человека, как я понял, вы собирались выставить свидетелем вашего безупречного поведения? Таков ваш главный свидетель, который должен был показать, как вы потеряли изумруд?… Капитан Уистлер, вы уверены, что сами находитесь в здравом уме?

Пегги подошла к капитану и, похлопывая его по спине, попыталась утешить ласковыми словами. Сработал ее материнский инстинкт. Она поняла: старый капитан дошел до такого состояния, что готов расплакаться. И снова он лишился дара речи, когда зловещие богини судьбы взмахнули крылами. Зато, подумал Морган, теперь капитану, может быть, понятно, какие чувства в свое время испытывал Уоррен.

— Я жду ответа, — напомнил Стэртон. Злорадство распирало его изнутри. Но он чего-то ждал.

Уистлер высказал еще несколько ядовитых замечаний, но лорд остановил его, подняв тощую руку:

— Вздор, вздор, вздор! Погодите. Помолчите, капитан, иначе потом вы пожалеете о своей несдержанности. А вот у меня есть что вам сказать. Я всегда стоял за справедливость. Шутка была превосходной, замечательной, прекрасной. Она меня позабавила, хотя, как юрист, капитан… Однако настало время все кончить. Я достаточно долго наслаждался… Капитан, в суд я не подам.

— Не подадите?

— Нет. Моя секретарша сообщила мне, какие слухи ходят по кораблю. Будто бы племянник моего старого друга посажен под арест за попытку кого-то убить. Очень забавно! Но… Время вышло. Шутки в сторону. У меня дела… Никакого суда. Кончено, конец, дело сделано. Не желаю больше ничего об этом слышать.

— Но ваш изумруд!…

— Ах да! Да, да, да. Разумеется, изумруд. На вашем судне творятся очень странные вещи. Но зачем же подавать в суд? Может, вор одумался; может, его замучила совесть. Откуда мне знать? Как бы там ни было…

Он порылся в кармане халата. И снова засмеялся, тряся костлявыми плечами.

Перед их изумленными очами предстал изумрудный слон, который медленно покачивался на золотой цепочке. От него исходило тусклое мерцание.

Глава 14

Может ли такое быть?

— Не знаю, как это случилось, — довольно беззаботно продолжал Стэртон, — и мне наплевать, раз я получил его назад. Я знаю, что слона вернули не вы. Ха!… Я нашел его здесь полчаса назад. — Он выставил палец. — Он лежал посреди стола. Никого не видел, ничего не слышал. Вот где он лежал. Кто-то вошел ко мне и положил его на стол… Вот ваша расписка, капитан. Больше я вам моего слона не доверю. — Лорд Стэртон окинул взглядом их ошеломленные лица и снова злорадно закудахтал. Расписка взлетела в воздух и упала к ногам Уистлера. Морган с трудом понимал слова старика. Неожиданность так же притупляет чувства, как и сильная боль. Он тупо смотрел на маленькую головку мандарина, которая самодовольно ухмылялась и кивала на столе. Как сквозь вату до него доносилось невнятное бормотание Стэртона: лорд уверял капитана, что никаких неприятностей не будет. Постепенно Морган начал различать слова и расслышал конец скрипучей тирады:

— …найти, кто его украл? Валяйте, если хотите. Я не стану вам мешать. Но я получил слона назад, и больше меня ничего не заботит. Лично я не намерен никого обвинять. Ха! С меня хватит судебных разбирательств. Пусть себе грабитель идет с миром. К чему беспокоиться? Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что слона украли по ошибке, потом вернули. А теперь марш отсюда. Убирайтесь!… — И он замахал на них руками, словно ведьма-банши; на цепочке тускло мерцал изумрудный слон. Они выкатились в коридор, и дверь за ними закрылась. Остановившись посреди коридора, все трое посмотрели друг на друга.

— Вы совершенно правы, капитан, — согласился Морган, выслушав комментарии Уистлера, высказанные, правда, довольно слабым голосом. — Хотя я усилил бы некоторые эпитеты. Однако вопрос остается открытым: кто, как и почему?

Уистлер, успокоившись, вытер лицо платком — он тихо ликовал. У него был вид гладиатора, перенесшего на арене смертные муки и вдруг увидевшего перед собой не жестокие черты рыжебородого императора Нерона, а сияющий лик святого Петра во главе небесного духового оркестра. Капитан подтянулся. Выражение его лица слегка изменилось. Взяв расписку, он разорвал ее на мелкие кусочки и сдунул с руки. Разбитое лицо, похожее на перезрелую сливу, озарилось благожелательной улыбкой.

— Друзья мои, — сказал Уистлер, обнимая Моргана и Пегги за плечи, — не знаю, кто подкинул лорду проклятого слона, да и мне все равно. Кто бы это ни был, он оказал Гектору Уистлеру такую услугу, которой я век не забуду. Я готов все ему простить, даже… — тут его лицо помрачнело, но лишь на мгновение, — даже это. Да, даже подлый удар. Он вероломно напал на меня сзади! Если старику Стэртону наплевать… Друзья мои, завтра вечером, в наш последний вечер в море, капитан дает обед. Друзья, я закачу такой обед, который не видели морские волны со времен Фрэнсиса Дрейка! Шампанское будет литься рекой за каждым столом, и все дамы будут в корсажах. Кстати, друзья мои… Кажется… у меня где-то завалялась бутылка «Пола Роджера» урожая 1915 года. Если вам доставит удовольствие пойти со мной и воспользоваться гостеприимством старого, грубого морского волка…

— Не спешите, капитан, — предупредил Морган. — Мы не разрешили и десятой доли всех проблем. И десятой доли! Мы не узнали, кого убили…

— Убили? — добродушно переспросил старый, грубый морской волк. — О каком еще убийстве вы все время толкуете, друг?

Загадочные штуки выделывает иногда человеческая психология.

— Капитан Уистлер! — вскричала пораженная Пегги. — А как же та девушка… в каюте рядом с каютой Керта? И ужасная бритва…

— Ах да, дорогая моя! — согласился капитан, сохраняя терпимое благодушие. — Да, конечно. Вы говорите о той вашей шутке. Конечно. Да. Ха-ха-ха!

— Но…

— Знаете, дорогая моя, — продолжал Уистлер, лучась добродушием, — послушайте меня. Полно! Примите совет старого моряка — я достаточно стар, чтобы быть вашим отцом. С самого начала, мисс Гленн, вы мне очень понравились. Личико у вас милое, и характер, и одеваетесь вы хорошо. Да, девочка, у меня могла бы быть дочка вроде вас, если бы миссис У. не скончалась, не покинула меня двадцать лет назад, упокой, Господи, ее душу. Это было к юго-западу от мыса Гаттерас… Но не будем о грустном. Послушайте меня, девочка. Опыта у меня побольше вашего. Если, по-вашему, кого-то убили, то где же труп? — Логика капитана Уистлера была неопровержимой. — А если человек мертв, он не может дышать воздухом на палубе моего корабля. Никто не пропал, и никто не жалуется, как бывает обычно, если происходит убийство. Так что… полно, успокойтесь. Пока кто-нибудь не пожалуется, я свободный человек. Только между нами, признайтесь: ведь вы меня разыгрывали?

— Капитан, но вы обещали сотрудничать и помогать нам…

— И помогу, мисс Гленн! — добродушно подтвердил капитан, похлопав ее по плечу. — Вы двое — и старина Акулье Мясо, если захочет, — вольны расспрашивать всех пассажиров на судне; можете даже сказать, что это я послал вас. Если у вас будут новости… Ха-ха! Тогда милости прошу ко мне… Между прочим, хотите, чтобы я выпустил вашего приятеля? Нет? Ладно, но помните: я вам это предлагал. Я скажу вам, что сделаю. Пошлю ему огромную корзину фруктов с наилучшими пожеланиями, жирного каплуна к обеду, зажаренного по особому рецепту. Вот так-то! А послезавтра, когда мы пристанем к английскому берегу, посмотрим, удастся ли нам заручиться помощью лучшего лондонского психиатра… — Он замолчал.