Неправильная училка (СИ) - Гром Елена. Страница 22

— Ты устал, а я тут сидела весь день и еще и обижалась, представляешь?

— Даже так? А я не в курсе.

Я давлюсь смешком, потому что чаще всего так и бывает. Женщина от безделья себя накручивает, а потом вываливает все это на мужа, который ни сном, ни духом.

— От тебя столько курьеров приходили, что я подумала, что ты меня покупаешь и хочяешь обозначить наш формат отношений.

— Пффф. — он вдруг поворачивается ко мне, нависает сверху и рукой тянет мою сорочку наверх, почти царапая ногу огрубевшей кожей пальцев. Но черт, хочется выгнуться как кошке. — И ты решила сыграть в путану, которая ждет своего господина?

— Только не смейся.

— Да не, не смешно. Ты еще поди решила, что после секса пойдёшь к себе, как самая приличная шлюшшка.

— Ну. — почему он надо мной, почему он трется об мой живот закрытым боксерами членом, а мне хочется улыбаться. — Вообще-то да.

— А что мне надо сделать, чтобы в твоей голове не возникало такой хуйни?

— Ты мог просто позвонить и сказать, что они все придут.

— Я сегодня столько говорил по телефону и вживую, что просто не догадался.

— Смс?

— Как вариант. Буду тебе писать, а ты слать свои сиськи.

Сиськи. Блин, эта фраза срабатывает как триггер, и я закусываю губу, чтобы не сморозить глупость, но все равно грустно улыбаюсь и шепчу.

— Чтобы ты их сливал в сеть?

Платон хмурится, а потом фыркает.

— Кстати, сегодня разговаривал с одним человечком. Больше в сети нет видео с тобой и твоим мужем гандоном.

— Правда? — я поверить не могу. Улыбаюсь как дурочка, обнимаю Платона крепко— крепко, потому что это, не считая сына, лучшее, что можно было для меня сделать. Ведь это получается мне вообще нечего бояться. Мне хочется сделать для него все. И сейчас, и потом. Я целую его твердые скулы, спускаюсь ниже, вылизываю кадык и шепчу как безумная.

— Спасибо, спасибо, спасибо.

Черчу дорожку по груди вниз, словно вырисовывая руну любви, словно пытаясь околдовать этого парадоксального человека, умоляю его никогда не бросать меня. И пусть это все глупость и однажды его отец заставит его жениться на равной себе, а сейчас он только мой. Сейчас он со мной, а большего мне и не надо.

— Платон, — он упирает руки в кровать, смотрит, как я сползаю. В самый низ, как пальцы замирают у резинки боксеров, чтобы оттянуть вниз, чтобы достать наконец твёрдый, просящийся наружу член.

— Мне не нужно столько вещей, украшения, духи, что там еще сегодня притащили.

— Да? А что тебе нужно?

Ответить на этот вопрос просто, но как же сложно выговорить простое.

— Ты. Ты мне нужен. И не нужно меня покупать, я и так твоя с потрохами. Сам ведь знаешь. — шепчу поспешно, вытаскиваю член, что радостно прыгает мне в руку, я потихоньку его глажу, ощущая пульсацию плоти и вибрацию собственного тела.

— Не знаю. Покажи, — хрипит он и одной рукой по волосам моим проводит, гладит лицо, большим пальцем задевая губы, раскрывает их. Я облизываю его палец, чуть прикусываю, А Платон на мгновение глаза закрывает. Пока он это сделал, я просто беру член у основания и облизываю его от самого верха от яиц, налитых и тяжелых. Черт, такой запах, что голову кружит. Этого я ждала весь день, этого хотела, показать Платону, что мне нужны дополнительные подарки, что мне нужно, чтобы он просто рядом был. Иногда вспоминал обо мне. Иногда приезжал, даже когда надоем. Что — то я совсем сегодня расклеилась. Завтра обязательно стану снова строгой училкой, гордой и когда-нибудь неприступной, но сегодня для этого самоуверенного мальчишки мне хочется просто сосать. И я вместо того, чтобы сглотнуть, растягиваю слюну по всей длине и беру в рот так глубоко, как могу. Платон не двигается, позволяя мне самой руководить процессом, а я смотрю на то, как свет из окна подсвечивает острые черты его лица, на то, как он теряется в ощущениях, пока мой язык и рот активно работают. Теряюсь сама, когда он опускает голову и наблюдает за мной, смотрит как мои губы плотно держат его член, как скользят по нему все чаще. Долго-долго, пока челюсть не начинает ныть. Я глазами прошу помощи, но он отрицательно качает головой, и я впервые понимаю, как может нравиться именно процесс, а не развязка. Выпускаю член, чтобы отдохнуть, задираю его высоко и касаюсь языком мошонки, вылизываю ее до чиста, снова возвращаюсь к члену. Но через пару минут сдаюсь, а Платон еще и глумится, пока тянет меня наверх, тут же закидывая мои ноги себе на плечи. Трогает влажные складки, словно проверяя насколько я сама готова.

— Слабачка.

Ответить я не успеваю, потому что он резко и с размаху засаживает член по самые яйца, нападая на мои губы, но лишь за тем, чтобы завыть в них, пока я выгибаюсь от пронзивших меня ощущений. Я ведь даже не поняла насколько стала мокрой, пока сосала. Застывает, чтобы сказать.

— Хочу кончить в тебя.

— Платон.

— Найди время дойти до аптеки. — легонько двигается он, словно пробуя меня на вкус.

— Надо менструации дождаться.

— Блин. — он роняет голову мне на грудь. — Хочу это увидеть.

— Что? — не поняла я.

— Твою ментру. Ну ты поняла.

— Ты больной? — смеюсь я, хотя после очередного движения внутри становится не до смеха. А где — то в глубине души даже страшно.

— А я думал, что ты уже поняла, что болен тобою, Аврора. Ну так что, покажешь?

— Ну… Наверное, если хочешь, — шепчу я, обнимаю его за шею и получаю новый толчок в самое нутро, черт, это так приятно.

— Я хочу все, что касается тебя, Аврора, — новый толчок, только сильнее, а у меня пальцы сводит. И еще один. И еще. Все чаще. Уже без слов. Глаза в глаза, потому что гораздо больше скажут тела, словно идеально созданные друг для друга.

Глава 24.

Утром первым делом я засобиралась в поликлинику, мне нужно было сдать сыну единственный анализ, чтобы его взяли в частный детский сад. Сын уже ел кашу, когда из спальни вышел заспанный Платон. Хмуро взглянув на Мишку, он плюхнулся на стул и умудрился под столом ущипнуть меня за ногу.

— Эй…

— А чего в такую рань? Пары не раньше десяти вроде. Я смотрел твое расписание.

— Я еще не вышла на работу, — напоминаю. — И мне нужно зайти в поликлинику, чтобы взять анализ на энтеробиоз.

— Даже спрашивать не хочу, как он берется. А чем тебя клиники не устроили. Быстро и в очереди стоять не надо.

— Мне неудобно. Думаю, уж такие мелочи я могу сделать и в бесплатной клинике. Вчера с директором садика мы договорились, что результат я принесу, когда все будет готово.

— Мм, все равно фигня какая — то, — он трет лицо ладонями, с удивлением взирает на тарелку, которую я поставила перед ним. — Это что за каша?

— Манная, Платон. Не верю, что ты такую не ел в детстве. Мама наверняка тебе готовила.

— Мама редко готовит. Но манную помню, правда ел последний раз лет в десять. Вкусно хоть, — он вдруг обращается к Мишке, а тот уплетает уже вторую тарелку, да так шустро, что я уже который раз думаю, ел ли он вообще что — то в своем приюте. Малыш волчонком смотрит, пододвигает тарелку к себе, словно вопрос Платона— попытка ее отобрать.

— Он не говорит еще?

— Мало. Но ему только два. Я и не жду чудес. Ты ешь давай. Не надо спрашивать что — то из вежливости. В трусы ко мне ты уже залез.

— Хм, и то верно. Просто он ест так, словно его вообще не кормили никогда.

— Ну у них там стол же общий. Кто успел, тот и съел.

— И ты так спокойно говоришь об этом, — Платон даже глаза округлил.

— А что я могла сделать?! — словно у меня выбор был! — Я делала все что могла, чтобы поскорее забрать его. И давай закроем эту тему.

— Ладно, — бухтит, упирая взгляд в кашу и за один присест съедает всю тарелку. — Сейчас джинсы натяну и поедем.

Смотрю на задницу в черных боксерах.

— Мы и сами можем.

— Мне все равно в ту сторону.

— Но ты даже не знаешь в какую.

— Аврор, ты можешь быть не такой душной? Сказал-отвезу, значит отвезу.