Год Иова - Хансен Джозеф. Страница 50

— Не знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь о непонимании, — говорит Джуит. — Я люблю тебя. Должно это хоть что-нибудь значить.

Шлифовальный прибор противно шуршит и скребёт по столу.

— Мебель, — говорит Джуит. — Она твоя.

Билл выключает прибор, откладывает его, нагибается, чтобы ослабить зажим верстака. Он переворачивает поверхность стола, нагибается и вновь закрепляет зажим. Он выпрямляется, снова берёт прибор, включает его и продолжает работать.

Джуит спрашивает:

— Теперь ты с Бу Керрриганом, да?

— Я ни с кем, — говорит Билл. — Если с людьми сближаешься, они делают тебе больно.

— Может, тебе нужна квартира? Я съеду. Ты говорил, что тебе нравится квартира.

— Так было раньше, — отвечает Билл.

Джуит вздыхает.

— Билл, что в этом хорошего? Ты несчастлив, я несчастлив. В этом нет никакого смысла. Зачем впустую выбрасывать десять лет?

— В этих десяти годах не было смысла, — отвечает Билл. — Видишь, я занят. Это срочная работа.

— Разумеется, срочная, — говорит Джуит и уходит.

Вдоль Берегового шоссе серыми и трепещущими на ветру простынями льёт дождь. На пляже никого. Он кажется стеклянным. Матовые волны, высокие и клокочущие, набегают на матовый берег. На дороге мало машин. Джуит едет быстро. Ему бы следует повернуть, но боль и отчаяние сильнее его здравого смысла. Он морщит лоб. Когда же, наконец, закончатся жилые строения? Когда он был молод, нужды ехать быстро не было, но теперь ему кажется, что зданиям нет и нет конца. Мили пустого пляжа отделяют Санта-Монику от Малибу. Он и не догадывается о том, что уже в Малибу. На мостовой попадаются камни, смытые дождём со скал. Он жмёт на педаль, проезжает между вееров брызг. Здесь дорога просела, и нет водостока. Это уже Зума. Дома и рестораны построены там, где раньше не было ничего.

Он проехал ещё много миль, прежде чем нашёл пустоту. Он едет медленнее и смотрит в ветровое стекло, по которому стекает дождевая вода. Навстречу ему с юга едет грузовик с цистерной. Он проезжает с рёвом, обдавая «тойоту» душем брызг из-под гигантских колёс. Больше на дороге никого нет. Он разворачивается, останавливает «тойоту» на обочине, выключает мотор. За низким полосатым металлическим ограждением он видит спуск к пляжу. Спуск крутой, но невысокий. Он туда спустится. В своё время.

Он закуривает сигарету, сидит и ждёт, пока кончится дождь. Ждать придётся долго. Такой ранней осенью дожди идут очень редко. Пожалуй, это не ураган. Так, жалкий уродец. Он докуривает сигарету, открывает пепельницу на внутренней стороне дверцы машины, выбрасывает окурок и захлопывает пепельницу. Сквозь ручьи, бегущие по окну, он видит как о берег, пенясь, бьются огромные волны, бьются с рёвом. Он чувствует, как от ударов этих волн под машиной трясётся земля. От его дыхания запотевает стекло. Он засыпает.

Его пробуждает солнце. Оно сияет ему в лицо, жжёт его сквозь стекло. Дождь прекратился. Только обрывки облаков остались на небе, которое стало таким голубым, что он даже вздрагивает. Волны прибоя ещё высоки, но за ними голубой и сверкающий океан. На грубых скалах, вдающихся в океан, расправив крылья, загорают бакланы. После сна он чувствует скованность. Он выбирается из машины, и встречный ветер сдувает ему волосы на лицо. Он потягивается, наклоняется вперёд, прислоняется к машине и вынимает первую партию старых журналов.

Сжимая журналы в руках, он щурится в поисках тропинки. Пройдя небольшое расстояние, он находит её. Он неловко переступает через бордюр и, осторожно, потому что тропинка скользкая, спускается к пляжу. Те скалы, что на берегу, очень высоки. Того, что происходит у их подножья, с дороги не видно. Чёрными скалы обычно не бывают. Сейчас они чёрные из-за дождя. Он становится на колени и кладёт журналы. Ветер хлопает обложками тех, что лежат сверху. Он придавливает их камнем и возвращается за остальными.

Наконец, все журналы, все конверты с фотографиями, все контрамарки и все альбомы с газетными вырезками сложены на камни. Джуит еле дышит. Он, по непонятной причине, спешил. Он отдыхает, дрожа от холода на ветру, волосы его треплет ветер. Сунув руки в карманы и вобрав голову в плечи, он смотрит на океан. Он глубоко вдыхает солёный воздух и бредёт по песку, который высыхает отдельными пятнами, обратно. Он взбирается на обочину, развязывает бечёвку на крышке багажника и бросает первый постер на землю.

С трудом он доносит постер вниз по тропинке. Он плохо видит дорогу, ноги, казалось, волочатся сами собой, он почти падает. Руки трясутся. Выйдя на песок, он перехватывает руку и тащит тяжёлый предмет за собой. Он роняет его на скалу рядом с кипой бумаги. Так он отнёс вниз все постеры. Он задумчиво постоял какое-то время, рассматривая их. Он приседает, берёт камень с полоски коричневых водорослей и разбивает все стекла. Он выпускает камень из рук.

Он вынимает зажигалку, снова приседает и пытается поджечь бумажную кипу. Ветер то и дело задувает пламя. Он становится на колени, расстёгивает ветровку, отводит в сторону одну полу и пытается высечь из зажигалки огонь хотя бы в этом ненадёжном укрытии. Пламя появляется, но как только он пытается поднести его к кипе журналов, ветер задувает его. От холода у него течёт из носа. Он вытирает его рукой. Он суёт зажигалку в карман, отрывает половину обложки «Серебряного экрана» пятидесятого года. Он сворачивает обрывок наподобие факела, поджигает краешек и подносит его к кипе бумаги. Бумага эта старая и сухая, поэтому пламя разгорается быстро. Он машет на пламя руками, находит невдалеке деревянную палочку и ворошит ей костёр. Огонь взметнулся вверх. Ветер поднимает обугленные кусочки бумаги и относит их к скалам. Вверх заструился дым.

Он поднимается с колен, притаскивает к костру постер и ставит его у пламени. Тот сразу же загорается, огонь охватывает его молодое лицо, лица других актёров, они становятся коричневыми, чёрными, сморщиваются, растрескиваются на ветру и уносятся прочь. Один за другим, он притаскивает постеры к костру. Становится жарко. Он отступает. Пламя охватывает изящные рамы, которые сделал Билл, пламя сверкает синими и зелёными язычками — это, должно быть, от лака. Джуит чувствует себя вандалом, и это удивляет его. Билл — единственный человек, для которого этот хлам что-нибудь значил. Биллу это больше не нужно. Джуиту это никогда нужно не было. Эти вещи смущали его. Ему бы радоваться, что всё это, наконец, превратилось в тлен. Почему же он не радуется?

Он холодно усмехается и покачивает головой. Ему следует убраться отсюда. Жечь костры на пляже запрещено. Просто, другое место ему в голову не пришло. Он в последний раз ткнул в костёр деревянной палочкой. Ему не долго гореть, если только ветер не раздует снова. Он разворачивается и удаляется по тропинке верх по склону. Он переступает через бордюр и захлопывает багажник Пепла и дыма с дороги никто не увидел. Это разочаровывает его. Господи, здесь же сгорает жизнь человека. Он хочет, чтобы его арестовали. Тогда бы он смог рассказать кому-нибудь, что и зачем делает. Он поворачивает ключи зажигания, снимает тормоз парковки, быстро разворачивает машину на мостовой, всё ещё мокрой от дождя, и уезжает.

Почему всё отнимает такую уйму времени? Он курит, сидя на ступени алюминиевой лестницы. Сгорбленные плечи болят. У лестницы на мокрых газетах стоит ведро с грязной водой. Газеты лежат на ковре, на кровати и на комоде. Он отодвинул зеркало, два стола и две лампы. Футболка и рабочие брюки промокли. Волосы пропахли грязной водой. Он с отвращением смотрит на часы. Когда-то такая работа заняла бы у него час, может быть, два. Сейчас она заняла целое утро. Он хотел красить стены. Теперь от такой перспективы его тошнит.

Тем не менее, он спускается с лестницы, поднимает ведро, выливает и ополаскивает его, вешает на крючок в стенной шкаф. В коричневой луже в раковине он видит губку. Он выжимает её и отбрасывает. Он собирает газеты, сворачивает их так, чтобы они не заняли много места, и кидает их в угол маленькой подсобной комнаты рядом с кухней. Раздеваясь, он смотрит на мокрые стены и потолок. Через какое-то время они высохнут. День жаркий, окна открыты. Он принимает душ. Шея, плечи и кисти его болят. Душ немного облегчил боль, отчасти впитав её.