Греческие герои. Рассказы Перси Джексона - Риордан Рик. Страница 22

Этот парень был проклят с того самого момента, когда родители дали ему имя.

«Фаэтон» на древнегреческом означает «Сияние». Его отец был богом солнца, то есть какой-то смысл в этом есть. И все же называть ребенка в честь старого фильма с Джеком Николсоном, играющего маньяка с топором, – это все равно что раз и навсегда лишить его счастливой жизни.

Мама Фаэтона, Климена, была океанидой, жившей среди людей. У нее был дом на берегу реки Нил далеко в Египте. Должно быть, она была безумно красива, потому что Гелиос, титан солнца, влюбился в нее, а он, мягко говоря, никогда не был обделен женским вниманием.

Каждый день Гелиос проносился по небу на своей солнце-колеснице. После заката он переодевался и отправлялся по ночным клубам. Девчонки не могли устоять перед его титанической привлекательностью, его мощью, его известностью.

– Ты выглядишь знакомо, – говорили они. – Ты работаешь на телевидении?

– Я вожу солнце, – отвечал Гелиос. – Ну, знаете, такой большой огненный шар на небе?

– О мои боги! Вот где я тебя видела!

Повстречав Климену, Гелиос остепенился и стал однокеанидолюбом. (По крайней мере, на какое-то время. «Пока смерть не разлучит нас», – это не про богов.) У них родилось семь дочерей, и я не знаю, были ли они семерняшками или разного возраста, но, блин, это целая толпа девчонок. Никто не мог запомнить, как кого из них зовут, поэтому все звали их гелиады, то есть «дочери Гелиоса». У них были одинаковые куртки с блестками, как у команды гимнасток.

Наконец, у Гелиоса и Климены родился сын, Фаэтон. Ничего удивительного: так как он был самым младшим и единственным сыном, ему досталось все внимание.

К тому моменту, когда Фаэтон дорос до возраста первых детских воспоминаний, Гелиос уже отправился восвояси. Типа: «Ну что ж, Климена, был рад наделать тебе восемь чудесных детишек. Развлекайся! А я отправлюсь дальше летать на своей колеснице».

Вот вам и бог.

Но Фаэтон обожал слушать мамины рассказы о Гелиосе. Климена постоянно говорила сыну, что он отличается от всех остальных мальчиков, потому что его отец – бессмертный.

– Смотри, Фаэтон! – сказала она как-то утром, когда ему было три года. – Вон твой отец, бог солнца!

– Бог овца?

– Солнца, мой дорогой. Он водит колесницу по небу! Нет, не смотри на него прямо. Обожжешь сетчатку.

Его сестры, наверное, завидовали брату, но любовь к нему заглушала все остальные чувства. Он выглядел таким очаровательным, прыгая по всему дому с воплями: «Я бог овца! Я бог овца!» Он постоянно занимался чем-то опасным, к примеру, бегал с ножами, совал монеты в розетки и катался на трехколесном велосипеде с запредельной скоростью.

Гелиадам пришлось быстро учиться присматривать за ним. Если уж на то пошло, горожане стали называть их «гелиолетами», потому что они вечно кружили вокруг Фаэтона. Этот мальчик рос с восемью сдувающими с него пылинки женщинами – понятно, что он был себе на уме.

Став старше, Фаэтон не на шутку увлекся гонками на колесницах. Почему? Ну так у его отца была лучшая колесница во всей вселенной. К несчастью, мать категорически запрещала ему соревноваться. Любой спорт казался ей смертельно опасным занятием. Чтобы просто сходить посмотреть гонки, она заставляла его надевать шлем, ведь никогда не знаешь, вдруг кто-то потеряет управление и врежется в толпу.

К шестнадцати годам Фаэтон успел сильно устать от чрезмерной опеки мамы и семи сестер-гелиолетов. Он мечтал о собственной колеснице.

Однажды после школы он отправился на ипподром. Местный царевич, чувак по имени Эпаф, хвастался всем своим свежим приобретением – «Марк V Зефир» с бронзовыми дисками, лоурайдерской гидравликой, секвенсорными лампами на лошадиных упряжках, короче, полная комплектация. Вокруг него собралась толпа. Парни все были такие: «Ого!», а девушки такие: «Ты такой крутой!»

– Это ерунда, – сказал Эпаф восхищенным зевакам. – Его величество, он же мой папа, купит мне все, что бы я ни захотел.

Может, среди ваших знакомых тоже есть царевичи или отдельные индивиды, считающие себя таковыми, тогда вы представляете, как они могут бесить.

Фаэтон кипел от зависти и злости, он знал, что колесница Эпафа стоила больше, чем многие люди смогут заработать за всю жизнь. А уже через пару недель царевичу надоест его новая игрушка, и она останется пылиться в царском гараже.

Эпаф наслаждался вниманием, разрешая своим поклонницам по очереди подержаться за поводья, покормить лошадей морковкой и пощелкать кнопкой, выдвигающей и втягивающей лезвия на колесах.

– Это лучшая колесница во всем мире, – флегматично заметил он. – Ни у кого нет круче. Но какая разница?

Фаэтон не выдержал. Он закричал, заглушив гомон толпы:

– Это мусор!

Стало тихо.

– Кто это сказал? – спросил царевич.

Все повернулись и указали на Фаэтона: «Было приятно познакомиться, приятель».

Фаэтон вышел вперед. Он держал голову высоко поднятой, хотя на ней все еще был шлем с отражателями.

– Ты называешь это лучшей колесницей в мире? Да по сравнению с колесницей моего отца это куча металлолома.

Эпаф приподнял бровь.

– Ты же Фаэтон, да? Тот самый, с семью симпатичными няньками… в смысле, сестрами. Вы живете – э-эм – в скромном домике у реки.

В толпе захихикали. Фаэтон был красив и довольно умен, но он не пользовался популярностью. Его считали высокомерным. Кроме того, он так и не смог завести друзей в школе, потому что мама не разрешала ему заниматься спортом – по крайней мере, без шлема, наколенников и налокотников, спасательного жилета, аптечки и бутылки с водой.

Фаэтон не сводил глаз с царевича.

– Эпаф, твой папа, может, и король, но мой отец – Гелиос, бог солнца. Его колесница расплавит твою в вязкую массу.

Он говорил с такой уверенностью, что толпа попятилась. Фаэтон действительно выглядел как полубог. Он был высоким и мускулистым, с выправкой прирожденного колесничего. У него были бронзовая кожа, черные кудри и благородные черты лица, так что, по всей видимости, он говорил правду… А эти глаза, пылающие внутренним огнем, или это просто отражался свет?

Эпаф лишь рассмеялся.

– Ты… сын Гелиоса. Скажи мне, где твой отец?

Фаэтон указал на небо:

– Наверху, разумеется. Ведет свою колесницу.

– И каждую ночь он возвращается в вашу хижину, да?

– Э-эм, нет…

– Как часто ты с ним видишься?

– Вообще-то я никогда его не видел, но…

– Откуда ты тогда знаешь, что он – твой отец?

– Мне сказала моя мать!

В толпе опять засмеялись.

– О, мои боги, – простонала одна из девчонок.

– Как тупо, – фыркнула другая.

Эпаф провел рукой по сделанной на заказ бронзовой отделке своей колесницы.

– Твоя мать… эта та леди, что заставляет тебя носить повсюду этот дурацкий шлем?

Лицо Фаэтона напряглось.

– Сотрясения очень опасны, – пробормотал он, но его уверенность уже пошатнулась.

– Тебе никогда не приходило в голову, – продолжил царевич, – что твоя мать лжет? Что она пытается таким образом тебя порадовать, ведь на самом деле ты жалкий неудачник.

– Это неправда!

– Если твой отец Гелиос, докажи это. Попроси его спуститься к нам.

Фаэтон поднял взгляд на солнце (не делайте этого без должной защиты глаз, как миллион раз твердила мама Фаэтона) и мысленно обратился к отцу, чтобы тот подал знак.

– Ну давай, – подначил его Эпаф. – Пусть солнце проедет зигзагом! Закружится кольцом! Моя колесница разгоняется до шестидесяти миль в час, а ее горн играет «Кукарачу». Наверняка солнце может что-нибудь покруче!

Толпа заулюлюкала.

«Пожалуйста, пап, – молил про себя Фаэтон, – помоги мне».

На секунду ему почудилось, что солнце вспыхнуло ярче… но нет. Ничего.

Фаэтон бежал опозоренный.

– Вали-вали, сияющий мальчик! – кричал ему вслед царевич. – Беги к своей мамочке и сестрицам! Они уже приготовили тебе слюнявчик и кашку!