Пробуждение дракона (ЛП) - Далтон Сара. Страница 4

«Сил нет, — подумала она. — Я больше так не смогу».

Повитуха дала ей тоник от боли, еду для сил, двери ее комнаты распахнулись, и большие сапоги загремели по каменному полу.

— Где мой сын? — рявкнул Францис Унна.

— Он мертворожденный, милорд, — повитуха не прекратила свои дела, укрыла Реву шкурами и коснулась ее лба. — Ваша жена потеряла много крови и слаба. Ей нужно отдыхать. Это не место для мужчины.

У Ревы не было сил повернуться к мужу, но она знала его гнев. Ему было сорок пять, у него все еще не было наследника, чтобы передать титул, что три года назад ему подарил король. Его волновал только наследник. Он хорошо обходился с ней, пока Рева была беременна. Давал отдыхать в постели. Обеспечивал лучшую еду, лучших целителей для нее. С каждой потерей он становился все холоднее. Когда Рева не была беременна, он был жесток. Он пил слишком много. Он ругал ее за скуку. Он ходил к другим женщинам.

И бил ее.

Даже вздох не вовремя мог вывести Франциса Унну из себя. Он не собирался унижаться из-за жены. Рева была его вещью, подаренной королем. Ей нельзя было оскорблять его, вздыхая ему в лицо или переча ему. Рева не отвечала ему два года. Она не хотела избиений. Люди Ланты звали ее «нежной леди» из-за ее тихого и милого поведения. Рева была другой раньше. Она была смелой, дикой и быстрой. Она бегала с принцем Лукой по замку, и волосы были распущенными и спутанными.

Она робко посмотрела на лорда Унну, не понимая, куда пропала та девочка. Рева ощущала себя пустой, избитой, изломанной, и было больно даже дышать.

— Простите, милорд. Я снова вас подвела, — пробормотала Рева.

Францис шагнул к ней, Рева закрыла глаза. Она ощутила, как его лицо оказалось рядом с ней. От него гадко пахло элем.

— Зачем ты мне? Я женился на тебе ради наследника, но ты убила четверых сыновей.

— Лорд Унна… — вмешалась повитуха.

— Тихо!

Рева открыла глаза от его крика. Его лицо исказилось от гнева. Она увидела, как его рука взлетела и сжала ее шею. Ее глаза расширились от шока, он давил на ее горло. Повитуха бросилась к ним, попыталась убрать его руку. Рева смотрела в его гневные глаза.

Он отпустил ее. Рева глубоко вдохнула, а ее муж сжал кулак. Он еще не выплеснул гнев.

— Милорд, вы правы. Я подвела вас, и этот позор будет со мной до конца жизни, — сказала она хриплым шепотом. — Но вам стоило его видеть. Он был прекрасным. У него были ваша сила, ваши глаза. Он был идеальным, был бы еще лучше, если бы бог дал ему первый вдох. Я рожу вам сына, и он выживет.

Кулак разжался, лорд Унна смотрел на жену. Рева тихо выдохнула с облегчением, муж развернулся и ушел.

— Ложь была умной, миледи, — сказала повитуха.

— Вы не одобряете? — спросила Рева.

— Нет. Мужчине нужно это слышать. Но будет сложнее с родами в следующий раз.

— Да, — сказала Рева. — Будет, — она замолчала. — Мой сын был… кривым?

Повитуха напряглась. Она убирала инструменты в кожаную сумочку. А потом подошла и посмотрела на Реву.

— Да, миледи.

— Его кожа…?

— Да, миледи.

Рева сдерживала слезы, они жгли горло.

— Я могу доверять вам?

— Да, миледи, — старушка не отводила взгляда. У нее было открытое лицо в морщинах возраста. Рева считала это лицо честным. — Я не расскажу, — женщина продолжила убирать инструменты. — Я приду завтра. Отдыхайте, спите, чтобы набраться сил и восстановиться, — она добавила после паузы. — Не стоит так говорить, но я должна, если буду хранить ваш секрет. Я приняла сотни родов. Может, десяток не смогли вдохнуть. Были и кривые. Порой бог выбирает разные пути для ребенка, порой бывает сложно. Но я не видела такого ребенка, как ваш. Жаль это говорить. Простите, что пугаю. Ребенок был монстром. Лучше ему не жить.

3

Король Давэд

Давэд ненавидел это путешествие. Каждый шаг не радовал. Лестница была долгой, опасной, извивалась в узкой башне. Ее звали Всевидящей башней, хотя Давэд не знал, кто придумал название. Он знал, что в башне раньше были стражи. Потом она стала тюрьмой. Теперь название имело другое значение. Башня была самой высокой из семи башен крепости Несры, вид простирался на мили, было видно Море королей. Хотя житель башни не выглядывал. Она предпочитала окна закрытыми.

Суставы болели от каждого шага. Давэд не был старым, но уже уставал, когда поднимался по башне, но еще помнил силу и ловкость, какие у него были. Давэд был с армией, пока Матиас не подрос, сражался вместе со своими людьми, подавляя мятежи менти. Он никогда не хотел боя, как бывало с некоторыми, но ему хватало сил и воли, чтобы стоять рядом с остальными во время войны. Те сражения оставили отпечаток на его теле, хоть он и не хотел признавать этого.

Он стиснул зубы и поднимался дальше. Не нужно думать о менти. Они были неестественными мерзостями, он ненавидел их каждой клеточкой себя. Из-за них он и шел к вершине башни. Из-за них он держал женщину в этой комнате, хотя ненавидел делать это. Каждый месяц он приходил к ней. Каждый месяц надеялся. Ее слова не менялись, как бы он ни старался.

Он остановился, чтобы отдохнуть, прижал ладонь к холодному камню. Ему было сорок один, он был королем с двадцати лет. Он унаследовал трон от отца, короля Митрина II, которого мало интересовало правление. Митрин почти ничему не научил Давэда, его советники принимали решения, пока он жаловался и хмурился. Давэд помнил день, когда его отец умер. Он посмотрел на сына с постели и сказал:

— Теперь все это твое, сын, а я свободен, — Митрин бросил корону на пол спальни. Давэд смотрел в ужасе, его горло сжималось.

Двадцать один год спустя он так и не тронул ту корону. Он добрался до вершины башни, несмотря на боли. Стражу не требовались указания. Он открыл дверь для короля и отошел, Давэд прошел в комнату. Давэд носил корону только на важных фестивалях, или когда слушал подданных. Он верил, что король, что носил корону постоянно, чтобы вызывать уважение, плохо справлялся. Его не любили все люди Эсталы, но его уважали в крепости.

Он надеялся.

Комната была темной, как он и помнил. Полоска света падала из щели в ставнях, но это было все. Его глаза привыкли к мраку, он увидел странные предметы в комнатке: разбросанные куриные кости, клочки волос на поверхностях, миски в крови, перья на полу. А потом он увидел ее. Она была едва заметной в темноте, только седые волосы выделялись, остальное сливалось с тенями. Она горбилась, была хрупкой, изорванная черная туника доставала до пола. Ее лицо было грязным.

Он не был жесток с ней. Ей позволяли купаться, чисто одеваться, служанка могла убрать у нее, но женщина отказывалась. Так было больше десяти лет, и в этом месте воняло потом, кровью и мочой.

Она была в центре комнаты, смотрела на дверь, словно ждала его прибытия.

— Ты пришел с вопросом, — улыбнулась она, гнилые желтые зубы виднелись за красными губами.

— Да.

Она была гадкой. Казалось, она гнила изнутри. Ее кожа свисала с костей, волосы падали до пояса, ее ногти были в грязи. Она пришла к нему десять лет назад, и даже тогда она была босой и сгорбленной. Он помнил, как она подошла к трону, его стража отвернулась из-за вони. Но он выслушал ее, и его слова испугали его. Он тут же заточил ее, чтобы другие не услышали ее слова. Стражи поклялись молчать. Остальные при дворе не слышали.

— Вопрос тот же, — сказала она. — Тот же после стольких лет.