Реалити-Шоу (СИ) - Лятошинский Павел. Страница 7

— Прямо-таки всё?

— Всё-всё, даже не сомневайся. Рассказывай.

Мы остановились на светофоре. Вены на Серёжином лбу надулись и запульсировали, ноздри расширились, потянули со свистом воздух, он тяжело сглотнул и спросил низким голосом:

— Алёна, что между нами происходит?

— Ну, мы в первую очередь друзья, — отвечаю несколько смущенно. Никак не ожидала такого вопроса.

— То есть я для тебя просто друг?

— Перестань. Я такого не говорила.

— Нет, ты сказала: «мы друзья», — повышает тон Серёжа.

— Не цепляйся к словам. Я сказала, что в первую очередь мы друзья.

— А во второю очередь кто мы?

— Это уже зависит от тебя. Чего бы ты хотел?

Он приподнял брови, на лице смешалось возмущение и удивление.

— Хм, сколько времени мы знакомы, столько я знал ответ на этот вопрос, а вот сейчас не знаю. То есть знаю, но как это сказать, не знаю, понимаешь? Разве с тобой такого не случалось?

— Нет, я всегда знаю, чего хочу и как это сказать.

— Вот и ответь.

— Я точно знаю, что хочу прекратить этот совершенно дурацкий и пустой разговор. Разве тебе со мной плохо?

— Мне с тобой очень хорошо.

— Так вот же ответ. Если нам хорошо вдвоем, зачем всё усложнять? Зачем нужно всюду лепить ярлыки?

— Незачем. Так что, мы не просто друзья?

— Ну, конечно же, — ответила я, как можно скорее, пока он не начал рассуждать на эту тему. Серёжа посмотрел на меня пристально, сперва с недоверием, затем улыбнулся со щенячьей любовью во взгляде.

— Смотри на дорогу, — смущенно сказала я. Он отвернулся, но видимый мне краешек его рта ещё долго был поднят.

— Что будешь делать дома? — спросил Серёжа после пятиминутного молчания.

— Спать. С порога в кроватку.

— Может, прогуляемся немного?

— Успеем, — скривила я кислую физиономию, — впереди все выходные.

Глава четвёртая

— Наехать на неё сильнее?

— Да, немного.

Указательный палец крутит колесико на мышке, и лицо девушки в мониторе стремительно приближается.

— Стоп. Достаточно. Что на второй камере?

— Ничего хорошего, столб мешает. Да что они там делают? Нельзя же просто так сидеть в машине и полчаса разговаривать. О чём?

— Звук пишется?

— Нет. Она и без звука нам в копеечку влетает.

— Ни нам, а мне.

— Родион, мы знакомы не первый год, уверен, ты понимаешь, что делаешь, но ума не приложу, как на этом можно заработать. Девочка оставит нас без штанов. Хотя, я был бы ни прочь побыть с ней без штанов, — мужчина за компьютером усмехается, похабно потирая руки.

— Займись делом, слишком много болтовни.

— Скорее бы уже они занялись делом, а то я засыпаю. На кой она тебе сдалась? Ни о чём же.

— Тише. Помолчи.

— Не беспокойся, нас не слышат, они за три сотни километров отсюда.

— Знаю, но всё равно, помолчи.

— Она тебе нравится, что ли?

— Это не твое дело.

— Точно нравится. Вижу, нравится. Вас, богатых, не понять. Как называется это психическое расстройство, когда наслаждаешься тем, что девушка, которая тебе нравится, проводит время с другим?

— Не знаю, я не получаю от этого удовольствие.

— Смотри, кажется, он провел рукой по её лицу, она смотрит на него, так-так, о, да они целуются, ну надо же, наконец-то.

Крепкая рука сплющила алюминиевую банку в шайбу. Человек за компьютером вздрогнул и испуганно уставился на своего друга, мявшего металл, как пластилин. Его тонкое красивое лицо сохраняло спокойствие, только карие глаза блестели азартно и обреченно, как у игрока, который уже сделал ставки, но исход соревнования ещё слишком далек от его прогнозов.

— Родион, ты в порядке?

— Да, лучше и быть не может, — ответил парень, неряшливо бросил измятую банку в стену, та отскочила и легла в центр мусорного ведра.

— Может, хватит на сегодня? Пятница всё-таки, почти полночь, а запись можно будет посмотреть в любое время.

— Может, и хватит. Да, ты прав, хватит на сегодня. Отвези меня домой и отдыхай. В воскресенье едем в Рязань.

***

Пятничным вечером машина остановилась в Новом проезде у единственного двора, где не горели ни фонари, ни окна в доме.

— Спасибо, Серёж, — сказала я быстро на одном выдохе и осеклась, машинально чуть не добавив «ты настоящий друг». Недосказанное Серёжа додумал, но оскорбиться не успел, его щёку обжег поцелуй.

— Я не хочу уезжать.

— Придется.

— Знаю, но не хочу. Давай встретимся через час или два, если ты не сильно устала.

— Устала, — бормочу, глядя в окно. Родителей дома нет. О том, что сегодня приеду, им не говорила, да и домом этот адрес давно перестала считать. Сюда тянет ровно до порога. Дальше, сталкиваются прошлое, от которого сбежала сразу после школы и настоящее, от которого не убежишь. Ничего здесь не меняется, только отец с мамой стареют, да сдох пес, которого я притащила щенком ещё в седьмом классе.

Серёжа отрешенно пялится на руль, зевает. От усталости глаза его покраснели, мышцы на лице чуть опустились.

— Ключи забыла, представляешь, — лгу, чтобы не оставаться в одиночестве. — Родителей, видимо, нет дома, но ты езжай, если торопишься, а я их тут подожду. Скоро приедут, наверное.

— Нет, нет, — неожиданно бодро протестует Серёжа, — совсем не тороплюсь. Хочешь, поехали ко мне. Мама обрадуется, она тебя любит, чуть ли не сильнее чем меня.

— Ты говорил ей о нас?

— Ещё нет. Как раз будет повод.

— Нет, нет, нет, категорически нет, и ещё сто тысяч раз нет, — сглатываю, пересохло во рту. Впутывать в эту историю тетю Таню в мои планы никак не входит. Я к ней отношусь с уважением, но шоу рано или поздно кончится, Серёжа тоже не навсегда, а вот слава, которая с её лёгкого языка разнесется по всей Мещёрской низменности, от меня уже не отстанет. — Не хочу. Ну, сам посмотри, выгляжу, как чудище, как пугало огородное, голова грязная, одежда мятая, б-р-р.

— Для меня ты самая красивая.

— Прям таки самая?! Не преувеличивай, — смущенно улыбаюсь.

— Не преувеличиваю.

— Допустим. Делать-то, что будем?

Не ответив, он потянул правой рукой рычаг, и машина медленно покатилась по улице. Вальяжно развалившись, Серёжа добавил громкость на магнитоле, и небрежно придерживая руль пальцем, открыл оба окна. Сделал он это, разумеется, не для того, чтобы пустить в салон вечернюю прохладу, а чтобы меня лучше было видно в его компании. Хвастовство у мальчишек в крови, рождается раньше них и не переводится с годами. Не скрою, быть предметом этого хвастовства приятно. Мы приближались к школе, в которой когда-то учились, знакомых по пути не встретили. С едва уловимой досадой, Серёжа свернул на стоянку в тридцати метрах от школы и заглушил мотор. По усталому лицу скользнула тень улыбки, настолько неясной, что уголки рта лишь слегка распрямились, да приподнялись залысины.

— Помнишь школьные дискотеки?

— Да так, не то, чтобы очень хорошо, а что? — спросила я с ложным безразличием, потому как, что-что, а школьные дискотеки вспоминать не хотела бы никогда, ни как тошнит после джин-тоника, ни въевшийся в одежду сигаретный дым, ни сердитый взгляд отца, ни нотации матери утром.

— Мы танцевали медленный танец, играла мелодия нашей песни…

«Что? Нашей песни?» — застряло в сознании, после чего я уже ничего не слышала. «Нашей песни? Нашей? Вот так взять и спросить его: Какой ещё нашей песни, Серёжа? Что за бред? Мне было пятнадцать, и танцевала я не под нашу песню, а под какую-то там песню и не то, что песню, я и тебя-то не очень хорошо помню, тоже мне событие».

— Помнишь? Помнишь? — тараторил Серёжа, то хватая меня за руку, то активно жестикулируя.

— Конечно, помню, как такое забыть, — поддерживаю его, чтоб в очередной раз не обидеть.

— Да, вот ведь было время! Витю конечно жалко, но что поделать.

«Витю?» — меня словно разморозили. — «Кто такой Витя? Почему его должно быть жалко и что, вообще, я здесь делаю?», — задаюсь вопросами. Одна за другой сыплются истории из прошлого, бахвальство ранним пьянством, дебошем, хамством. Наконец, понимаю, зачем мы сюда приехали — в других декорациях эти байки звучали бы ещё глупее. А ночь такая звёздная. Чем меньше города, тем ярче звёзды. Серёжа гладит мои грязные волосы, вдыхает их запах, целует висок, щёку, губы, нижней губой приподнимает верхнюю мою, сует между ними язык. Не сопротивляюсь, мне нравится, как он это делает — нежно и чутко. Рука скользит от волос к груди, круговыми движениями повторяет форму чашечки лифчика, опускается под маечку. Недовольно цокаю на ухо: