Не отступать и не сдаваться. Том 4 (СИ) - Тыналин Алим. Страница 6

Я тряхнул головой и отвалился от канатов. Зрение сфокусировалось. Не давая мне опомниться, Дубров снова бросился в атаку. Он опять сделал ставку на широкие удары по-колхозному, но в этот раз я уже был готов к ним.

Делать нечего, я ушел в сторону, только в этот раз не вправо, за его левую ногу, а, наоборот, влево. Чтобы сделать сюрприз для своего неистового противника.

Маневр удался, Дубров и в самом деле провалился в атаке, снова широко размахивая кулаками. Только вот теперь я сумел подготовить контратаку. Дубров почти полностью потерял меня.

Поскольку он совсем забыл о защите, я немедленно этим воспользовался. Раз уж не удалось держать его на дальней дистанции, то теперь мне нужно было перейти на ближнюю и уже работать там. Кроме того, я даже не стал пробовать пробить его чугунную голову. Наоборот, вместо этого я сосредоточился на корпусе противника.

Боковой правой в твердокаменный живот. Потом тут же боковой левой, почти в печень. И завершающий комбинацию удар — короткий прямой в «солнышко». Правой рукой, заряженный, сильный, от души, с разворотом пятки и всего корпуса.

Поскольку защита у Дуброва была на нуле, все удары угодили в цель. Особенно два последних. После удара в печень противник охнул, задохнулся, судорожно хватая ртом воздух. А завершающий в солнечное сплетение добил его окончательно.

Дубров опустился на колено и оперся о настил рукой. Тяжело дышал и глядел вниз. Парни, что наблюдали за нами, захлопали в ладоши и засвистели.

— Красиво уделал, чемпион, — похвалил один. — Мастерство не пропьешь, верно говорят.

Другой улыбался.

— Ты куда попер, Олежка? Ты на сельской вечеринке, что ли, кулаками так махать? Совсем техники не знаешь?

Нет, технику Дубров знал, причем неплохо. Просто у него не хватило терпения ее все время исполнять, не хватило навыков, чтобы довести удары до автоматизма. Эх, жаль, если бы он занимался так же усердно, как и поливал грязью других боксеров, то давно мог бы уже пробиться в соревнования среди тяжеловесов и сверкать там.

— Подожди, — пробурчал Дубров, вытащив капу изо рта и поднимаясь с настила. — Сейчас продолжим.

Я покачал головой. Все ведь уже и так ясно, зачем ему только усугублять свои страдания?

— Ты что, забыл, о чем мы договаривались? До первого нокдауна, а ты уже побывал в нем, — напомнил я. — Так что давай, спасибо за учебный поединок.

Но Дубров не хотел отпускать меня так просто. Не удалось человеку меня одолеть, так он продолжал упорствовать в своем намерении.

— Подожди, ты куда? — спросил он. — Разве я отпускал тебя?

Я поглядел в его глаза. Кажется, парень уже совсем попутал берега.

— А ты что, будешь указывать мне, что делать? — поинтересовался я. — Тебе не кажется, что ты заходишь слишком далеко, уродец?

Мясистое лицо Дуброва исказилось от ярости. Это несмотря на то, что он еще не отошел после ударов по корпусу. Отчаянный человек, однако. Горячая голова, которую надо остудить.

— Что ты сказал? — спросил он, придвигаясь ко мне вплотную. — Что ты сказал?

Хлопнула дверь, послышался голос Юрия Борисовича, директора клуба:

— Что здесь происходит? Вы чего там делаете? Рубцов, Дубров?

Мы оторвали свирепые взгляды друг от друга. Я улыбнулся самой сладчайшей улыбкой, на которую был способен.

— Все отлично, Юрий Борисович. Мы просто разговаривали после спарринга. Олег любезно рассказал мне о технике удара по печени, которую изучил недавно. Он даже согласился продемонстрировать ее мне, какой молодец!

Дубров тихонько зарычал от ярости. Но поделать ничего не мог. Если он сейчас начнет быковать, то мигом вылетит из секции, директор не будет с ним сюсюкаться.

— Хрена там они разговаривали, — подал голос тренер из другого конца зала. — Я только что вышел и уже тоже хотел вмешаться. Они тут спарринг устроили, больше похожий на драку, а потом действительно чуть не подрались.

Ну, конечно, только твоего комментария здесь не хватало. А где же ты был, когда мы устроили спарринг? Болтался там где-то в другой комнате, даже не слышал. Нарисовался сейчас тут же, как чертик из табакерки, жалуется.

— Ясно с вами все, — сказал директор. — Еще раз такое повторится, вас ждет самое суровое наказание, вплоть до отчисления из секции.

Он строго посмотрел на нас и направился к своему кабинету. Ну, это он, конечно, малость хватил за край. Меня он вряд ли выгонит, все-таки я ходячая реклама для его заведения, хотя в СССР и нет предпринимательства, но все же. Может выгнать Дуброва, а вот меня подвергнет какому-нибудь к малоприятному наказанию, вроде мытья полов или еще чего похуже.

— Еще встретимся с тобой, козел, — процедил Дубров и слез с ринга.

Я задумчиво поглядел вслед своему партнеру по учебному поединку. А что, если его выкинуть из клуба руками нашего директора. Такого глупца, как Дубров, нетрудно будет спровоцировать на драку в присутствии главы клуба, а это уже гарантированно приведет к его отчислению. Да, надо подумать на досуге над этой идеей.

— И тебе тоже не болеть, — пожелал я ему в спину, а сам тоже хотел перелезть через канаты.

Вот тут-то меня скрутило от боли. Живот разболелся просто невероятно сильно. Я едва не свалился на пол, хорошо, что успел сесть на ринг с внешней стороны канатов. Спиной оперся о них.

В желудке страшные рези, будто я проглотил штопор для вскрытия винной бутылки. Я согнулся и чуть не застонал от боли. Боли в животе немедленно отозвались в голове. В висках забили мелкие молоточки. Что за чертовщина такая творится с организмом?

Когда я приехал из Испании, то, как и все участники поездки, подвергся тщательному медосмотру. Рассказал тогда про боли, но врачи ничего не обнаружили. Только немного пониженное давление. Да уж, а вот теперь боли повторились снова.

Моих страданий никто не видел. Другие парни продолжали заниматься в углу. Стучали по грушам, мерно выдыхая воздух. Тренеры закрылись в кабинете директора. Я сидел, не в силах пошевелиться, потом мне стало легче. Я вздохнул с облегчением.

Встал с ринга, уселся на скамеечке у стены. Через минут пятнадцать боль полностью прошла. Наверное, пока что больше не стоит заниматься. Я поглядел на часы. Всего лишь десять утра.

После обеда мне надо в техникум, а сейчас еще есть время, чтобы заглянуть к Маше. Она тоже сейчас до обеда дома, значит, я могу с ней пообщаться. И не только, быть может, пообщаться.

Сказано — сделано. Я быстро собрался, не обращая внимания на Дуброва, бросавшего на меня хмурые взгляды. Ушел, оставив секцию бокса позади и поехал к Маше. Боли в животе и голове к тому времени почти прошли.

На улице тоже распогодилось. Ветер разогнал тучи, сквозь облака даже пробивалось робкое солнце. Едва я вышел из здания, как услышал сзади крик Дуброва:

— Эй, Витя, подожди!

Я обернулся, скрипя зубами с досады. Ну что тебе еще надо? Опять хочешь устроить драку, только теперь уже на улице? Вон вдали прохаживается милиционер, если Дубров все-таки нападет на меня, клянусь, я сдам его в милицию, а потом предъявлю протокол о правонарушении в секцию. У меня сейчас совсем нет настроения драться или ругаться. Да и боли в голове и животе совсем не располагают к диалогу.

— Мы с тобой еще должны провести спарринг, — сказал Дубров, догнав меня. Он даже не переоделся, а выбежал в спортивной форме. — И в этот раз ты уже от меня не отвертишься, понял?

— В любое время, но только когда я буду готов к этому, — сказал я и на этом мы расстались.

Сразу после этого я отправился на автобусе к Маше домой. Между прочим, когда мы общались после моего возвращения из Испании и Маша уже стала моей девушкой, я предлагал ей переехать ко мне. Но я не учел разницы в менталитетах советских девушек и подруг и двадцать первого столетия.

Для Маши переехать жить к мужчине без свадьбы было как-то неловко. Поэтому она отказалась, к тому же кто-то должен был следить за домом Касдаманова. Дед еще при жизни переписал его на внучку, так что теперь это была Машина недвижимость, откуда она не хотела съезжать просто так. Вот и жила теперь девушка на прежнем месте, а я ежедневно навещал ее.