Лелька и ключ-камень (СИ) - Русова Юлия. Страница 18

Таня удивилась, но услышав о поручении Марии Николаевны понимающе кивнула. Она тоже знала, что с классухой лучше не спорить. Чувствовала себя больная неважно: болела голова, ныли мышцы, мутилось в глазах, но ни насморка, ни температуры не было. Лена осталась развлекать болящую, а Лелька отправилась ставить чайник. Она ужасно удивилась, когда из угла возле плиты ее кто-то позвал.

— Дева, а дева… Ты ведающая, я знаю, мне Кондратьич сказал.

— Погодите, уважаемый, — Лелька поняла, что ей на голову сейчас свалятся очередные проблемы, решать которые абсолютно не хотелось. — Вы разве общаетесь друг с другом? Да и не положено вам днем показываться, зачем порядок нарушаете?

— Так беда у меня, веда. Вишь, малая болеет? Она ж не просто так мается, может и помереть, а помочь-то я не могу. Какой я буду домовик, если главную задачу не исполню? Не сберегу дом да род?

— Что у вас случилось?

— Да вот, он случился! И домовик вытолкнул из угла забавное маленькое существо. Существо робко похрюкивало, почесывало пузиков пушистой черной шерсти и застенчиво ковыряло копытцем пол.

Лелька чуть не села, где стояла.

— Это кто же такой?

Странный гость снова хрюкнул и представился:

— Анчутка я…

— Погоди, погоди. Если ты здесь давно, то почему никто раньше не болел? А если недавно, то как сюда попал?

Мохнатое создание чесало пузо и молчало. Домовой из угла быстро зашептал:

— Он полевой анчутка. Так-то они не вредные, этот вот за картошкой приглядывал. Картошку-то уже по холоду убирали, он в ней заснул, а хозяйка в дом принесла. В погребе холодно, проспал всю зиму, а сейчас проснулся голодный, да и потянул из малой жизненной силы чуток. А много ль дитю человеческому надо… Вот и болеет девка, не помочь — помрет. А выгнать я его не могу, не уходит, еж плешивый! Холодно, говорит, голодно, до тепла не уйду. А у меня дите того гляди помрет.

— Так от меня-то что хотите? Сразу говорю — хозяйке я ничего объяснять не буду, на меня и так косо смотрят.

— Веда, забери его, а? Недельки на три всего, он потом сам уйдет, как снег сходить начнет.

— Здрасьте-приехали! Я ж не старше Татьяны. Она значит пусть живет, а меня не жалко? Нет, уважаемый, так дело не пойдет. Ты дом не укараулил, гостя незваного пропустил, а платить мне? Хорошо придумал. Ох, скажу я Кондратьичу все что думаю. То он мертвячку гонять меня отправлял, то анчутку пасти.

— Погоди, дева, не серчай. Ты ведающая, он у тебя много силы взять не сможет, сгорит. Будет брать по капельке, ты и не почувствуешь.

— Не почувствую, говоришь? Тогда повторяй за мной: «Клянусь луной и поконом, что отданный мной анчутка не причинит вреда Вольге-ведунье и через три недели уйдет от нее своей волей на картофельные поля».

Домовик крутился и кривился, но клятву дал. Лелька посмотрела на ехидную поросячью морду неожиданного подарка и предупредила:

— Будешь шкодить — выгоню на мороз. А не уйдешь добром — всех домовых обойду, но найду заговор, и станешь ты обычной картошкой.

Анчутка грустно хрюкнул и укоризненно посмотрел на злобную ведунью, но быстро понял, что это не сработает.

— Так, Чур тебя, лезь в рюкзак и чтоб мне ни звука!

— Вот спасибо, веда! Теперь Танюша поправится скоро. Давайте, попейте чайку. Я и булочки подогрел.

Забегая вперед, мохнатый жилец прожил у Лельки три недели, вел себя смирно, только один раз укусил Ирину за палец, когда она попробовала влезть в Лелькин ящик с вещами. С наступлением тепла нежданный гость вежливо шаркнул копытцем, и отбыл на картофельное поле дяди Андрея.

Май наступал апрелю на пятки, по опушкам и лугам полыхнуло зеленой травой с желтыми солнышками одуванчиков. Березовые почки дразнились нежно-зелеными язычками первых листочков. Лелька честно собрала веточки и сделала баннику маленький веник. Положенный на полок подарок мгновенно исчез под довольное уханье из-за печки. Главная радость — проснулись лесавки. Уля и Дана не забыли прошлогоднее знакомство за время зимнего сна. С круглыми от восторга и ужаса глазами слушали они Лелькины рассказы о Велесовой ночи, о встрече с Зюзей. Особенно их впечатлила история с Сергеем Геннадьевичем.

— Ты, Леля, даже не сомневайся, ты тогда во сне точно слышала Велеса. Это он хранит Грань. Когда-то давным-давно владыка Велес создал себе из старых пней помощников — леших. С тех пор они присматривают за лесом и самой разной живностью, оберегают и подкармливают всех, от комара до медведя. Ну а мы на подхвате. — рассказывала Уля. — Ой, а хочешь забавную историю расскажу?

Историю Лельке хотелось. Было приятно с кем-то просто поговорить, с тем, кто не косится на тебя, ожидая гадостей, не пытается обидеть или использовать.

— Это перед самым первым листом было — начала Уля. — я уже почти проснулась, но выйти еще не могла. И вот слышу как-то, Лесной хозяин что-то приговаривает. Прислушалась, а он волка отчитывает! Волк — зверь серьезный, а этот видимо молодой был еще, вот и попался. Так что услышала я такие речи:

— Э-эх серый… Ну куда ты полез! Куда полез…Михалыч же за своих коз медведя порвет, а ты к нему, незваный-нежданный. Хорошо ишо, что нежданный, да на крайний выпас. Свезло тебе, серый, что Сашка дежурил, а не Сам. Сашка-то всего лишь головешкой кинул, Михалыч ему ружжо-то не дает. А стерег бы он сам, стало бы у меня в лесу на одного волка меньше.

Болит? Знаю, что больно, повернись-тка бочком, пошепчу тебе, все полегче будет. Травок бы нужных, да откуда они в апреле, рано им. Эх, серый, в былые времена вы зимой-от не голодали бы. Бывалоча кажну зиму Карачун со своими вьюгами-поползухами хоть пару охотничков, да приберет. Души на службу определит, а тела — вам, все вам. Ему-то они без надобности.

А сейчас не, шалишь. Хучь один заплутает, сразу поиски, народ, а то и вертолеты. В бывалое время я за лето хоть пяток грибников-дровосеков да уведу. Закружу по лесу, кто-то откупится, а самых охальников — в овраг! Да, в тот самый, где ты народился. Подкармливал волчков-то, подкармливал.

А сейчас… Вон, о прошлом годе. Всего-то одну бабку увел, и ить в своем праве был! В лес поперлась не ко времени, брусничник потоптала, березки молоденькие, я их из семечек ростил, а она — ломать! От комаров, вишь, отмахиваться! А комару тоже есть надо, какой ни есть, а живая тварь. И у себя дома!

Так, о чем я… Значится, закружил я ее, увел, а через сутки они и приехали — Лиза Алерт называются. Всю живность мне распугали, сосны поломали, ладно хоть костры не жгли. Словом, пришлось отпустить бабку-то, даже самому на нее вывести, а то был бы вместо моего леса асвальт, как дорога на южной стороне — серая, гладкая и не растет ничего.

Что говоришь? Прошел бок-то? Ну ладно, беги. Да не шастай больше к Михалычу, бери своих, идите на южный край, там какой-то новик овец завел. Тоже тварь бессмысленная, а жрет — как косой косит. Ладно-ладно, я вам пяток барашков отведу, тот сразу-то не заметит. А пастуха у него нету, жадный он, думает загородку поставил и ладно… Жадный, не то что Михалыч… Беги, серенький. Беги к своим.

Девчонки посмеялись над такой заботой, а Лелька задумалась: «Как же леший людей-то терпит? Ведь мы его подопечным совсем житья не даем…». Неожиданно ей стало зябко на теплом весеннем солнышке. Холодной тенью накрыло понимание, что ее подружки-лесавки по приказу того же лешего моментально переработают ее на удобрение, а освободившуюся душу лесной хозяин приставит к делу: белок пасти или сосну какую караулить. Лелька тряхнула косичками, отгоняя тяжелые мысли и постановила себе быть с нелюдями осторожнее.

В конце мая, когда впереди уже виднелся хвостик летних каникул, Лелька забрела совсем уж в сторону от привычных прогулочных маршрутов. Устав, она присела на свежую травку будущего покоса и задумалась. От несвязных мыслей ее отвлек тонкий плач. Покрутив головой, девочка никого не увидела, но плач был совершенно реальным.

— Кто здесь?

— Я-а-а-а…

— Кто я?

Из травы выбралась прехорошенькая, маленькая, но совершенно зеленая девчушка.