Лелька и ключ-камень (СИ) - Русова Юлия. Страница 43

Лелька готовилась встречать весну. Последний день Мораны в этом году прошел спокойно, не принеся никаких сюрпризов в виде активных покойников или других потусторонних визитеров. Не считать же чем-то серьезным неожиданно приснившийся накануне Мораниного дня знакомый туман, из которого доносилось то ли шипение, то ли причитания. Со времени активации медальона Лелька тумана не боялась, так что ее Старичок-Огневичок спокойно лежал в сумке вместе с другими дорогими сердцу вещичками.

Сюрпризом для всей деревни стало триумфальное возвращение козла Беспредельщика. К великому удивлению сельчан, оплаканный Михалычем козлиный пенсионер доказал всем, что его рано списывать со счетов. В середине марта он гордо вернулся в родной козлятник и привел с собой… лосиху! Самую настоящую молодую лосиху, которая с готовностью протрусила за Бесом по главной улице и пристроилась в козлятнике поближе к кормушке. Правда вольностей лесная принцесса не позволяла, вымя проверить не дала и через несколько дней, переждав в комфорте последние холода, покинула неутешного Беса не попрощавшись.

В колодце за картофельным полем активизировался неугомонный Прошка. Зиму он не любил, поскольку лед не позволял ему свободно передвигаться, да и русалки, за которыми он так любил подглядывать, зимой спали. Сейчас же, предчувствуя скорый ледоход, Прошка выбирался из колодца прямо белым днем и висел над старым срубом мутноватым облачком. Лельке он сообщил, что получивший по осени подарки Карпыч «до невозможного радый» и что рыбы в этом году будет немеряно. Пусть только река освободится.

На третью пятницу Макоши Лелька решила попробовать погадать. С предвидением у нее было неважно, не хватало и силы, и мастерства, но заглянуть в будущее хотелось невыносимо. За зиму она сделала из полимерной глины все 40 славянских рез и намеревалась воспользоваться ими для гадания. Во вторую пятницу марта, взяв все необходимое, она устроилась на летней веранде. Здесь было зверски холодно, но зато никто не мешал. Резы показывали странное: подарок, опасность, камень и ключ образовывали совсем уж загадочное сочетание. Лельке эта комбинация ничего не говорила, так что, повздыхав о собственной неудельности, она просто сложила резы в мешочек и убрала подальше. Результаты же гадания записала в тетрадку, чтобы потом подумать над тем, что пыталась ей сказать судьба.

Провожая март, девочка впервые самостоятельно испекла традиционных жаворонков. Пекла она с добрыми пожеланиями, наговором для всей семьи на здоровье, удачу, долгую жизнь. На запах печева неожиданно явился Кондратьич. Всю зиму он прятался от Лельки по темным углам, не приходил на беседу, только исправно принимал угощение, но тут не утерпел.

— Здравствуйте, Кондратьич. Давно вас не видно было.

Домовой смутился:

— Дык, веда, дело то непростое.

— Вы о том, что Ирина наставницу нашла?

— Знаешь, значит… А кого нашла ведаешь ли?

— Чего не знаю, того не знаю. А отчего вы все-таки пропали?

— Вишь какое дело… Ирина наша ведьмой стала, хучь и слабенькой, а приказывать все одно могет. Ну и кровь ей помогает — она же моего рода. Вот и не хотелось мне промеж вас попасть, как промеж молота с наковальней. Веду и ведьму мир никогда не возьмет, вы посваритесь, да разбежитесь, а от меня только блинчик с ушами останется.

— Значит и дальше будете прятаться?

— Буду, дева. Это ж дело такое — разозлится на тебя наша ведьмочка, да и прикажет мне чего позаковыристей. А я ведь ее любой приказ сполнить должон. Ты ж не нашего рода, не Андреева корня значится… Так что боюсь, как бы худа творить не пришлось. Вот я и решил — подальше сховаюсь, поцелее буду. Извиняй, веда, если что не так, а только против природы не попрешь.

— Ладно, Кондратьич, мне все понятно. Но раз уж случилось побеседовать, прими от меня печенье. И позволь я тебя еще спрошу. К делам рода этот вопрос отношения не имеет, а ответ мне нужен.

— Ну если дела рода не причем, спрашивай, веда.

— Как зовут школьного домового?

— Эк ты спросила! Откуда ж в школе домовой? Дом — это жилище человеческое, в нем домовой и появляется. А школу никто домом не считает и не называет, нету там домовика и быть не может.

— Спасибо, Кондратьич, за ответ и объяснение. Больше тревожить не буду.

— Вот и славно. Бывай, веда.

Сказать, что полученный ответ Лельку озадачил — это ничего не сказать. Это что получается — домовика в школе нет, а паутиной в нее кто-то кидался? Да еще по углам хихикал! Эту неясность явно следовало прояснить и разъяснить, чем Лелька и собиралась заняться в ближайший учебный день.

Пока же она решила навестить прохиндеистого ауку, благо опасность стать жертвой абасы давно миновала. Старый гриб обрадовался несказанно, видимо играть в шашки с самим собой ему окончательно надоело. Но скоро Лелька поняла, что было что-то еще. Уж больно много этой самой радости для простого партнера по игре. Так оно и оказалось. Во время очередной партии аука застенчиво, что было для него совсем нетипично, попросил:

— Ведающая, вот ты ко мне с добром. Шашкам научила, одежку справила, понимаю я, что дерзко будет еще чего-то желать. Но попросить хочу, ты уж не серчай.

— Не буду. А что за просьба такая, что ты издалека начинаешь?

— Слыхал я, веда, еще летом, что имя ты броднице дала. А можешь меня поименовать?

Лелька опешила. Просьбы была совсем пустячной. Но глазки котика из Шрека, смотрящие на нее с физиономии пожилого гриба, показывали, что легкомыслие здесь неуместно.

— А скажи-ка мне уважаемый, зачем тебе имя надобно?

— Дык… сама, поди, слышала, как леший грозился грибом меня сделать, да в суп отправить. А буде у меня имя появится, у него такой власти не станет.

— В смысле, грибом тебя сделать не сможет, или в супе сварить?

— Сварить-то сможет, кто ж ему воспрепятствует, да еще в его же лесу. А вот грибом сделать — уже нет. И ежели я сумею удрать да схорониться, а то и в другой лес перебраться, то сделать он ничего не сможет.

— Если так все замечательно, то чего ж ты до сих пор без имени гуляешь?

— А кто б меня поименовал? Думаешь, веды в наш лес кажный день строем ходят?

— А другие люди?

— А они меня не видят. Да и потом, вот будь ты обычным человеком, да заговори с тобой гриб, что бы ты делать стала? Беседы с ним вести?

Лелька подумала и решила, что обычный селянин говорящему грибу бы не порадовался.

— Вот-вот, — правильно понял ее молчание аука. — У людей разговор при такой оказии короткий — сапогом мне по хлебалу, да и ходу. Так бегут, что никакая арысь не догонит.

— А кто ж тогда Ермолаю имя дал?

— Э-э-э, он свое имя хитростью получил. Давно то было, меня еще не было.

— А откуда ж знаешь?

— Да мне болотник прежний разболтал. Была в здешних местах девка красивая, из зажиточной семьи. Как впору вошла, женихи на двор потянулись. Родители-то ясно дело, выбрали самого крепкого хозяина, а девке-то красавец-певун полюбился. Да только нищим был красавец, как мыша при церкви. Вот и приладилась девка к нему на свидания в лесок бегать. А звали-то парня Ермолаем. Однажды закружил-заблудил его леший, а сам в его обличье к девице вышел. Где ж деревенской-то девахе морок разглядеть! Кинулась она ему на шею, по имени назвала. А не всякий знает, что как нелюдь имя получает, принимает он в тот момент истинный свой облик. Вот и лешак принял. Девица как его увидала — разума лишилась. Но имя он получил, с ним и существует.

— Страсти-то у вас в лесу какие! Спасибо, что рассказал.

— Так что, удостоишь меня имени?

— А Ермолай не осерчает? Мне с ним ссориться не с руки.

— Не осерчает, луной клянусь. Позволил он мне имя-то попросить.

— Ладно, будь по-твоему. Похож ты на красивый и крепкий белый гриб, так что будешь Беляном.

Стоило это сказать, как на глазах у изумленной девчонки аука и впрямь обернулся крепеньким белым грибочком, дико выглядящим на нерастаявшем до конца снегу. Но долго удивляться не пришлось, гриб подпрыгнул и снова стал прежним хитрованом-аукой.