Лелька и ключ-камень (СИ) - Русова Юлия. Страница 8
— Знамо знаю. Я в этом доме все знаю и все вижу, не зря же домового еще Хозяином называют.
— А почему спасать? С ним что-то случилось?
— Пока не случилось и не случится, если ты вместо того чтобы разговоры разговаривать пойдешь и заберешь своего защитника.
— Пойдемте, конечно. А это далеко? Если я до утра не вернусь, меня тетя Наташа потеряет.
— Не, недалече. Пойдем. Только накинь что-нибудь, хоть и лето, но уже прохладно. И босиком не ходи, мне в доме больные ни к чему.
Лелька быстро надела тапочки и завернулась в тёти-наташин платок, забытый на спинке дивана. Кондратьич каким-то неуловимым движением оказался у двери, Лелька побежала за ним. По дороге к ним присоединилась Лапатундель. Обычно игривая и даже шкодливая кошка вела себя удивительно спокойно, как будто понимала, что и зачем делается.
Домовой привел Лельку в сени и оттуда, через небольшую дверцу — в котельную. Не так давно дядя Андрей поставил бойлер, благо перебоев со светом в селе почти не бывало. Однако на всякий случай или по известной крестьянской запасливости, он не убрал старый котел, который работал на дровах и угле. Несмотря на прохладные августовские ночи, котел пока не топили. Именно там, за котлом у стены и был спрятан Лелькин гном. Игрушку было не видно, если не знать, что она там, ее бы не заметили, и при первом же использовании котла Старичок бы сгорел вместе с маминой тетрадкой и последним письмом родителей.
Добраться до стены было трудно. Лелька вся измазалась, но своего защитника вытащила. Странно, игрушка была чистой, будто и не лежала несколько дней в угольной пыли. Взяв в руки Старичка-Огневичка, Лелька почувствовала, что с плеч упал тяжелый груз. Она обернулась, но Кондратьича рядом уже не было, только кошка загадочно посверкивала в полутьме зелеными глазами. «Ну вот… Даже спасибо не сказала», — подумала Лелька. Она вернулась в дом, умылась в кухне и отправилась в кровать, чувствуя себя в полной безопасности.
Когда утром Леля проснулась, Ирины уже не было. Вставать не хотелось, и девочка попыталась разобраться с загадочной пропажей. Вопросов было много, но главными были три: «Кто спрятал игрушку? Почему спрятал, а не уничтожил? Как могло оказаться, что после нескольких дней в самом пыльном углу дома гном выглядел чистеньким, будто только что сшитым?».
По первому вопросу ясность была полная — Лелька была уверена, что игрушку забрала и спрятала Ирина. Доказательств у нее не было, но сама себе она доказывать ничего не собиралась, а жаловаться не хотела. Подумав еще немного, Лелька решила рассматривать Ирину как настоящего недруга, не доверять, не ждать ничего хорошего и не жаловаться.
Лелька, конечно, не была взрослой, но она не была и глупой. Она прекрасно видела, что тетя Наташа, при всем добром к ней, Лельке, отношении, дочь любила сильнее, и полностью ей доверяла. Лелька не понимала, как можно не видеть очевидного, ей не хватало опыта понять, как успешно люди закрывают глаза на то, что вынести не в силах. Однако она понимала, что жалобы на сестру результата не дадут, ей придется справляться самой. Хорошо бы еще понять, как можно с этим справиться.
С остальными вопросами ясности не было никакой. Лельке очень хотелось снова поговорить с Кондратьичем, но днем домовые не приходят, это папа ей объяснил давно. Она решила подождать ночи и пригласить Хозяина на разговор так, как ее учили родители. Молоко, блюдце и кусочек хлеба надо было утащить с кухни и спрятать от Ирины и от кошки. Лапатундель вряд ли бы заинтересовалась хлебом, но вот молоко бы выпила точно.
Операция по добыванию необходимых компонентов прошла успешно, так что ночью, дождавшись, когда все уснут, Лелька прокралась в кухню. Налив в блюдце молока, она положила рядом хлеб, пресекла попытки Тундель попить из блюдечка и зашептала слова призыва: «Хозяин-дедушка, домовой-суседушка, прими угощенье, от души подношенье. Не побрезгуй едой, побеседуй со мной». В кухне стояла тишина, и девочка решила, что домовой не придет. Но тут в одном из углов зашуршало, и оттуда выбрался Кондратьич. Штаны и рубаха домовика были намного чище, буйные кудри — причесаны, а сам он — серьезен.
— Здравствуй, ведающая. Почто звала?
— Здравствуйте, Кондратьич. А почему вы называете меня ведающей?
— Дак, как иначе-то. Ты жменя видишь, значит ведаешь скрытое. Тебя что, совсем ничему мать не учила?
— Нет. И мама, и папа мне много всего рассказывали, но я думала, что это обычные сказки. А потом… — Лелька прерывисто вздохнула — их не стало.
— Эк ты, как оно вышло. Я ведь мало что знаю. Не положено нам много знать. Да и ты не из моего рода, я ж Андреев домовик-то, его семью храню, ты для меня гость. Званый хозяевами, но гость. Так что многого не жди. Не скажу.
— Расскажите хоть что-то, а то я совсем запуталась. Вот недавно какой-то дядька во дворе работал, а потом вдруг стал змеей. Это вправду было, или я с ума сошла?
— Это ты, глазастая, Дрона увидала. Дрон — дворовой, он за порядок на участке отвечает, в дом ему хода нет. Тебе его бояться не надо, пока не начнешь во дворе пакостить или мусорить.
— Нет, я не буду. Зачем?
— Кто вас, человеков, знает.
— А почему вы вчера были в грязной рубашке, а сегодня в чистой?
Домовой смутился, и Лелька испугалась, что после такого бестактного вопроса он уйдет. Но Кондратьичкрякнул и объяснил:
— Домовому, чтобы выглядеть справно, нужны дары от хозяев и гостей дома, неважно какие, но данные доброй волей человека. Вот ты мне хлебца с молоком принесла, от души поделилась, сил у меня прибыло.
— Но вы же хозяин! Вы сами можете что угодно взять.
— Так, да не так. Домовым, дворовым, баганам не столько сам дар важен, сколько тепло души человека. Сейчас это все энергией называют или еще какими модными словами, но суть одна: мы можем взять только данное с добром, и только это пойдет нам на пользу. Пока старшая хозяйка дома жила, она меня не забывала, а сейчас уехала — я и пообносился. Андрей с Натальей люди хорошие, работящие, порядок любят, да только видеть меня и слышать не могут, а без этого не верят. Вот и приходится мне кое-как перемогаться, ждать, пока старшая вернется.
— А почему так? Это же несправедливо! Если бабушки долго не будет, вы ж с голоду умрете!
— Не, дева. Пока в доме живут, будет и домовой жить, мы умираем, когда дом разрушится или люди его навсегда покинут. И то, можно домового с собой позвать, тогда он в новом доме хозяйничать станет. Ты совсем про нас ничего не знаешь, что ли?
— Не знаю. Меня не учили, только разные истории рассказывали.
— Ладно, расскажу. Все одно — это не секрет. В давние времена Род населил этот мир. Сам ли он создал его, или пустой нашел — не ведаю. Мир-то он населил, но сидеть в нем вечно не захотел, или не смог. Однако и бросить все у него рука не поднялась. Ты и сама, небось, если что красивое сделаешь, не выбрасываешь же, а прячешь и бережешь?
— Ну да.
— Вот и Род не бросил. А раз сам беречь мир не мог, он поставил стражу. Ну вроде как раньше князь дружинникам своим земли давал. Сам-то он везде быть не мог, а дружинники дареные земли от ворога боронили, за людишками опять же присматривали. Вот и Род поставил своих стражей. Были они сильными, красивыми и могучими чародеями и чародейками, могли то, что обычным людям было не под силу, так что люди стали их считать богами. И скоро новые боги поняли, что от людской благодарности, от жертв и молитв, у них силы прибывает. Поначалу все неплохо было. Боги с людьми рядом жили, иногда жен-мужей из людей брали, дети у них рождались опять же. Были эти дети с божественной кровью ладными и удачливыми. Со временем и они семьи заводили, и у всех их потомков в крови оставалась искра — капля памяти о божественной силе. Люди с искрой видели и понимали боле прочих.
— И у меня искра есть?
— Знамо дело, поэтому ты и ведающая. Людей и зверья становилось все больше, боги перестали везде успевать. Хоть и сильными они были, а все ж на любую силу управа есть. Так что создали боги себе помощников, каждому дали свою работу. Кто за людьми приглядывал, стали домовыми да дворовыми, за лесом — лешими да лесавками, за реками — водяными. Стало богам посвободнее, захотелось им больше силы и власти, больше жертв и молитв. Решил кто-то из богов поделиться кусочком своей силы с человеком, чтобы тот взамен о нем рассказывал, жертвы приносил, людей под его руку приводил. Так появились жрецы.