Восемь мечей - Карр Джон Диксон. Страница 20

— Интересно, — заметил епископ, обращаясь к сыну, который, подойдя, стоял прямо за ним. — Может, доктор Фелл сумеет объяснить нам, что бы это могло значить?

Однако доктор Фелл ничего не ответил, поскольку в этот момент сосредоточенно приподнимал белую салфетку со стоявшего на боковом столике обеденного подноса. Нетерпеливо повертев карточку пальцами, епископ обошел вокруг письменного стола, нагнулся, открыл правый верхний ящик, заглянул внутрь, вытащил оттуда револьвер «смит-и-вессон» 38-го калибра с красивой и, по-видимому, дорогой рукояткой из слоновой кости. Понюхал выходное отверстие ствола, решительным движением открыл затвор, как если бы имел дело с огнестрельным оружием всю свою сознательную жизнь, затем снова закрыл его, положил револьвер на место и с треском захлопнул ящик. Причем с таким видом, будто находился в полнейшей растерянности. Таким Хью Донован своего грозного отца еще никогда не видел.

— Два… Два выстрела, — задумчиво произнес епископ. — И нет второй пули… Ну и где же она? Сквозь землю провалилась?

— Да нет же, сэр, нет, не сквозь землю, — с довольной улыбкой обратился к нему дворецкий. — Понимаете, сэр, тот полицейский инспектор и мистер Морган позволили мне присутствовать здесь, пока они производили детальный осмотр. Они тут вслух обсуждали, что вторая пуля могла вылететь через одно из открытых окон, и даже пробовали представить себе ее траекторию… То есть куда она могла полететь. И откуда… Но, как потом отметил мистер Морган, сэр, пуля вряд ли могла вот так взять и вылететь, не задев решетки балкона. Да, именно так он тогда и сказал. Решетка слишком частая, прутья находятся очень близко друг от друга — миллиметрах в десяти, не больше. Если бы так случилось, то это было бы очень странно. Помню, мистер Морган даже два раза повторил это, сэр. — При этом Сторер постарался усилить впечатление от своих слов, заметно вытянув вперед свой и без того длинный нос. — Да, да, очень странно… Конечно, простите, сэр.

— Да, на редкость умный молодой человек, — холодно произнес епископ. — Однако нам нужны не домыслы и комплименты, а факты. Факты, и только факты! А уж выводы мы как-нибудь сделаем сами. Итак, продолжим. — При этом он стоял, хищно стиснув массивные челюсти, величаво сложив руки за спиной и не спуская пристального взгляда с покорно замершего дворецкого. — Скажите, сколько вы уже с мистером Деппингом?

— Пять лет, сэр. Вообще-то с того самого момента, когда он переехал сюда жить.

— И каким именно образом он вас нанял? Я имею в виду, на вашу должность дворецкого.

— Через одно из лондонских агентств, сэр. Я ведь не из местных, сэр, — с не совсем понятной ноткой осуждения ответил Сторер.

— Хорошо. Ну а вам известно что-нибудь о его прошлой жизни?… Скажем, до того, как он нанял вас.

— Нет, сэр, не известно. Об этом, уверяю вас, я тоже уже говорил тому полицейскому инспектору, сэр. — И он неторопливо, не обращая ни малейшего внимания на, в общем-то, с трудом скрываемые раздражительные, неодобрительные жесты окружающих, приступил к изложению того, что ему было известно: — Увы, мистер Деппинг всегда был, что называется, человеком настроений: весьма ранимым, чувствительным, остро реагирующим на любые мелочи жизни, способным впасть в дикую ярость даже из-за не совсем так приготовленного ужина. Любил постоянно цитировать, надеюсь, известного вам французского гурмана-философа Брийа-Саварена. Конечно же, мистер Деппинг был весьма знающим, начитанным, по-своему образованным, но… но при всем этом, боюсь… как бы это получше сказать… да, да, вот-вот, увы, не джентльменом! И с этим, боюсь, уже ничего не поделаешь…

Сторер, похоже, стремился основывать свои далеко не самые оптимистические рассуждения на следующих посылках: а) будучи подвыпившим, мистер Деппинг любил обращаться к своим слугам по имени и подробно говорить об их профессиональных способностях; б) кстати и не кстати, слишком уж часто употреблял американские речевые выражения и афоризмы; в) кстати и некстати проявлял, мягко говоря, совершенно ненужную, ну совершенно излишнюю щедрость в отношении своих собственных денег…

— А знаете, однажды, — продолжал дворецкий, — правда, прошу особо отметить, господа, во время одного из своих, простите, регулярных запоев, он даже сказал, что нанял меня в качестве дворецкого только из-за моей, как он выразился, «по-настоящему аристократической внешности»! Представляете? Ну а повара Ахилла Джорджа он нанял за большие деньги и прочие, правда, относительно мелкие привилегии, только потому, что весь мир, представляете, весь мир считает способность разбираться в еде и вине вернейшим признаком по-настоящему культурного человека. Вот так, господа, простите, ради бога, ни больше, ни меньше… — Он многозначительно помолчал, а затем с выражением, которое на любом другом, менее мрачном лице показалось бы даже коварным, добавил: — Да, да, сэр, именно так он всегда и говорил: «В мире слишком много „ваньков“… простите… „в мире так много дураков, что иногда поневоле выходишь из себя всего-навсего из-за плохо приготовленного омлета или не совсем того сорта поданного вина“… После чего обычно подчеркнуто внимательно смотрел на меня через свои „сенаторские“ очки и вдруг хватался за недопитую бутылку виски, как будто хотел ею в меня запустить… — Глаза Сторера чуть выпучились, создавая невольное впечатление, что на самом деле он вполне искренне одобряет это. — Хотя, говоря по справедливости, сэр, он всегда также говорил, что никогда и ни при каких условиях не выгонит Ахилла. Как минимум, из-за его супов… каких, кроме него, никто и никогда не сможет приготовить… Честно говоря, сэр, его супы на самом деле просто превосходные, иного тут просто не скажешь. Кроме того, мистер Деппинг весьма обожал…

— Послушайте, — нетерпеливо и раздраженно перебил его епископ. — Боюсь, лично меня, да и, полагаю, никого из нас не волнуют эти ваши, с позволения сказать, реминисценции о важности вкуса к еде или напиткам! Кроме того…

— Ну почему же, лично меня очень даже интересуют, — неожиданно для всех перебил его доктор Фелл. — Кстати, скажите, он, случайно, не проявлял особой любви к речным ракам? Или, допустим, к лангустам…

— Да, да, конечно же, сэр, конечно, — тут же ответил Сторер. — Очень даже проявлял. Ахилл и сам, и по его просьбе частенько готовил их ему. Особенно, кстати, в последнее время, сэр.

Доктор Фелл снова снял белоснежную салфетку с подноса со вчерашним ужином и выразительно ткнул туда толстым пальцем.

— Тогда, черт побери, становится все более и более забавным… Вот смотрите, это, не сомневаюсь, на редкость вкусный суп из лангустов, который даже не успели или, допустим, не захотели попробовать. Хотя, с другой стороны, на мой взгляд, он не очень-то сочетается с ананасовым салатом. Ну и почему, интересно, он съел почти весь ужин, кроме… кроме вот этого злополучного супа из лангустов?… Ладно, господа, проехали. Во всяком случае, пока… Ну а теперь давайте продолжим нашу работу.

Епископ Мэплхемский в это самое время, казалось, не обращал на возникшие рассуждения — пустые рассуждения — о вкусах в отношении еды или даже тонкого питья ни малейшего внимания и на самом деле думал совсем о другом. Причем, что самое интересное, о том же самом в это время думал и его собственный сын!

— Вот что я вам скажу, господа, — громогласным голосом объявил он, очевидно окончательно поняв, что, собственно, происходит. — Здесь все, абсолютно все указывает на одно! Не хотел бы, конечно, порочить память усоп… то есть, простите, убиенного, но наш, с позволения сказать, «клиент» мистер Деппинг был, наверное, совершенно не тем человеком, которым всем здесь представлялся. Ведь, по сути, вся его прошлая жизнь, во всяком случае, та часть прошлой жизни, о которой мы вряд ли когда-либо сможем хоть что-нибудь узнать, все его странные деяния и бросающиеся в глаза противоречия были характерны для человека, который играет роль…

— Ну допустим, все это так, — недовольно пожав плечами, тут же возразил доктор Фелл. — И что нам это дает? Нам куда интереснее узнать, кто именно ел вот этот самый ужин!