Куба далеко? Куба рядом! 1978 (СИ) - Арх Максим. Страница 10

— Есть!

(* Вышеизложенный фрагмент через день будет перемещён в предыдущую главу (№ 3).)

***

(Ориентировочно)

21 декабря. Среда. Саша.

Поехал на метро. Вчера вечером, ночью и сегодня с утра, до скрежета в зубах, очень хотелось позвонить одному кренделю, который, пока я оккупировал Запад, без спроса влез в мой огород. Нет, конечно, мама у меня самостоятельная, но, тем не менее, необходимо узнать знает ли Армен песню про Фреди Крюгера? Шутки кончились! Я, панимашь, прославляю страну, прыгаю по сцене аки пчела, панимашь, а он тут в это время мамулю в ресторан сводил. И даже у меня разрешения не спросил. «Саша, он заезжал всего один раз. Рассказывал про дом в Крыму, что они собираются приобрести для нас. Потом пригласил поужинать. Вот и всё». Ага знаю я такие вот и всё. Да и вообще, он же женат! И дети даже есть! Вроде бы… Да нет, точно есть. Он мне сам говорил и даже с дочкой со своей хотел познакомить. Так куда нахрен он лезет — ловелас недоделанный?!

В общем я был зол, рвал и метал, и не мог сосредоточится ни на чём другом. А подумать на самом деле было о чём. После ужина, я всё же пошёл на уступки мировому сообществу и сделал несколько звонков. В первую очередь, набрал домашний номер секретаря МГК товарища Хмелькова, который он мне дал. «Саша, хорошо, что ты позвонил. Мы тут с товарищами посоветовались. В общем на все твои предложения получен зелёный свет. Ты завтра подъезжай после обеда ко мне. Ещё раз обговорим все нюансы и начнём». Это была радостная новость. «За день сниму минифильм, смонтирую и устроим предновогодний показ. Фильм с вероятностью сто процентов всем понравится, ибо он действительно хороший, и после этого, в качестве приза, я попрошу месяц съёмок на Кубе. А почему бы и нет? По-моему, звучит всё вполне логично». Позвонил Сорокину — решили, что пообщаемся на банкете. Затем Антону — оказалось, что у ребят всё хорошо. Далее ещё некоторым товарищам. У всех вроде бы всё было хорошо, поэтому не стал портить себе настроение и все «напряжённые звонки»: Золотовой, Лебедеву и Армену, решил оставить на потом, воспользовавшись народной мудростью: «Завтра будет день. Завтра будет пища».

Ну а сейчас я ехал в неизвестность, ибо было не очень понятно, что от меня хотят в Минкульте. Зачем пригласили? Да ещё и в два разных кабинета? Что им от меня надо-то? Сколько не думал, сколько не размышлял, сколько не чесал затылок, а так внятного обоснования придумать и не смог. Единственное предположение, которое приходило на ум: они хотят со мной обговорить прошедшие гастроли. Если так, то ОК, обговорим. Других вариантов, что им от меня понадобилось, я не видел. Впрочем, нет. Был ещё один. Но я не был уверен, что он может так быстро разрешиться. Деньги. А точнее суммы моих гонораров за творческие изыскания мы так ещё и не утрясли. И вопрос этот, нужно сказать, рос с каждой секундой. Как говориться: «Не по дням, а по чесам». И там воистину было чему расти, ибо фильмы и пластинки в мире были настолько популярны насколько вообще может быть популярны музыка и кино.

А тем временем, не долгий путь для путника закончился и без десяти девять я был в министерстве.

На проходной сообщил, как меня зовут, и о том, что мне назначена аудиенция в 401 кабинете: «Меня ждут». Вахтёр посмотрел в какой-то журнал и, кивнув, направил меня на четвёртый этаж.

— Евсеев, там Васин пришёл? Я ему на девять назначал, — произнёс селектор секретаря-референта, который в течение пяти минут косился на меня, сидящего на стуле в приёмной, исподлобья.

— Да, Алексей Гаврилович. Он тут.

— Давай его сюда, — прошипел аппарат серого цвета и умолк.

Секретарь встал, подошёл к двери, открыл её и вполне добродушно произнёс: — Александр, проходите, пожалуйста. Вас ждут.

Поднялся и, подойдя к адъютанту, двадцати-двадцати пяти лет, негромко спросил: — Извините, не знаю, как Вас величать по имени отчеству…

— Просто — Антон Евсеев.

— Очень приятно — Саша. Так вот Антон, не подскажите кто такой этот Алексей Гаврилович?

— Товарищ Жирин — исполняющий обязанности первого заместителя министра культуры СССР товарища Демичева.

— Ага. Ясно. Спасибо, — кивнул пионер и направился поглядеть кто замещает заболевшего Мячикова.

Вчера вечером, кроме прочих звонков, набрал номер Кати. Поинтересовался о здоровье её папы. Оказалось, что всё более-менее — идёт на поправку и врачи пообещали через пару дней отпустить пациента домой. Обрадовался этой новости, ибо с «тестем» работать было вполне себе не плохо и, отклонив предложение красавицы порепетировать прямо с утра следующего дня, распрощался, решив, как будет время навестить больного замминистра лично.

Ну а пока, мне предстояло начать работать с другим гражданином…

…А гражданин оказался тем ещё неадекватом. Прямо с порога, даже не представившись, он начал орать на меня так громко, что казалось его визг и писк услышит вся Москва. Сыпля обвинения, как сеятель раскидывает семена, он сочными и яркими красками расписывал моё прошлое, добавляя серых тонов, переходил к унылому настоящему и, откровенно вливая чёрный колер, описывал мне моё мрачное и унылое будущие. Каких только обвинений там не было, в чём он меня только не обличал и не изобличал: и в госизмене, и в сотрудничестве с иностранными шпионами, и в приспособленчестве, и во вредительстве, в потакании империалистическому западу, и в дискредитации советского строя и общества, и в отречении от заветов вождей, и много ещё в чём. В том числе и: — Ты уже более трёх месяцев тут ошиваешься! Прижился тут! Тёплое место себе нашёл! Не смей возражать — я справки наводил! Ни разу тебя и твой ансамбль на собрании комсомольской организации Московской филармонии, куда вы все приписаны, никто не видел! Ни-ра-зу там не были!

— Ну так нас никто и никуда не звал, — решил возразить я, попытавшись вразумить товарища, но тут же опомнился, посчитав, что тем самым пойду на его поводу. А посему почесал нос и спросил прямо в лоб: — Слышь, мужик, вот ты тут разными обвинениями сыпешь. Обвинил меня чёрте в чём. А ты вообще кто?

— Я замминистра, сопляк! И ты мне «не тычь»!

— Ну так и ты мне «не тычь», — контратаковал Вася, пропустив «сопляка» мимо ушей.

Ну и, разумеется, мгновенно получил в ответ небольшой пятнадцатиминутный монолог на тему: «Недостатки культуры молодёжи в общении со старшим поколением и её пренебрежение к маститым и заслуженным», который по сути своей сводился к тезису: «Я начальник, поэтому грубить могу. А ты — просто Васин, поэтому молчи в тряпочку и внимательно слушай что тебе говорят». Нет, конечно, я — Васин, но совсем не тот Васин, который мог бы просто промолчать.

Дав гражданину вдоволь наораться и чуть успокоиться, я спросил: — Всё сказал? Или как? Есть ещё что добавить?

— Неблагодарный щенок! Подлец! Мы и наша партия… — без промедления завёлся хозяин кабинета, после чего, хрипя и брызгая слюной, принялся объяснять неблагодарному подданному «по чём фунт изюма». Разумеется, я молчал иногда, поднимая бровь, в те моменты, когда визави чрезмерно витиевато принимался выводить плебея на чистую воду. Однако я не просто молчал, но ещё и, позёвывая, думы думал. И первое что меня озадачивало это вопрос: почему этот мужик так орёт? В то, что это всего лишь его причуды, я не верил. На такие высокие посты в министерстве так просто не попадают. Чтобы пробраться по карьерной лестнице до таких высот нужно быть не только хитрым, беспринципным и льстивым, но хладнокровным и расчётливым. Такая истерика, из-за какой-то фигни как «тыканье», что я сейчас наблюдал, этим мелким поводом быть вызвана не могла. Я был уверен, что такие люди хладнокровны, со стальными нервами и весьма расчётливы. А, следовательно, кто-то товарища завёл и напугал. Да так, что товарищ, сильно испугавшись, съехал с катушек в желании выслужиться.

— И я выведу тебя на чистую воду! — продолжал неистовствовать визави.

«Фигня какая-то! Орёт, как потерпевший. А ведь по большому счёту ничего серьёзного не произошло. Я этого исполняющего обязанности не знаю, он меня лично тоже. Так чего он визжит-то? Кто его так напугал? Министр культуры? Может быть, конечно, но всё же более вероятно, что тут замешено другое, более серьёзное ведомство или даже ведомства. Напугали и заставили пугать меня. Или так, или человек, краснеющий передо мной прямо на глазах, является душевно больным — клиническим идиотом. Других вариантов нет и быть не может».