Орудия войны (СИ) - Каляева Яна. Страница 8

— И я пойду, — поднялся Реньо. — Как говорят у вас в России… время знать гордость?

— Пора и честь знать, — поправил Щербатов.

— Именно! — обрадовался Реньо. — Благодарю вас, месье! Я высоко ценю богатство русского языка и сожалею, что пока владею им в недостаточной степени…

Вот бы твое стремление овладеть русским богатством языком и ограничивалось, подумал Щербатов.

— Вера Александровна, у вас замечательный дом, — продолжал комиссар уже в прихожей. — Такую изысканную обстановку и в Париже нечасто увидишь!

Щербатов с трудом удержался от того, чтобы поморщиться. Вроде бы Реньо сделал комплимент, но одновременно и подчеркнул, в какую отсталую варварскую страну занесла его судьба.

— Неудивительно, что вы редко видите подобную обстановку в Париже, — лучезарно улыбнулась Вера. — Этот стиль называется “русский модерн”.

Михайлов задержался после ухода других гостей. Он стал семье Щербатовых если не другом, то, по-видимому, добрым приятелем.

— Любопытно, однако, что Алмазов собрался смотреть именно “Кориолана”, — заметила Вера.

— Будьте любезны, напомните, о чем эта пьеса, — попросил Михайлов. — Я, к своему стыду, не большой знаток Шекспира.

— Кориолан — герой войны, который не сумел выстроить политическую карьеру в мирной жизни, со всеми перессорился, стал изгоем и в конце концов соединился со своим врагом, чтоб отомстить согражданам, не оценившим его по достоинству.

— Я всегда полагал, это о том, что героем и подлецом человека делают одни и те же качества, — сказал Щербатов.

— Да уж, символично… Вы считаете, казаки Топилина в самом деле усмирят Тамбовщину до начала жатвы? — спросил Михайлов, подливая себе шартрез.

Щербатов отрицательно качнул головой.

— В таком случае на карьере Алмазова можно будет поставить крест, — продолжил Михайлов. — Он и так уже многим как кость в горле со своей партией, которая может сделать новую Думу совершенно неуправляемой, — в этом узком кругу никто не стеснялся называть вещи своими именами. — Не удивлюсь, если скоро будет поставлен вопрос о выводе Департамента охраны государственного порядка из состава МВД и предоставления ему чрезвычайных полномочий. Например, тамбовский кризис может изрядно этому поспособствовать, а тут еще забастовки в Иваново-Вознесенске, волнения в Кронштадте… Не было бы счастья, да несчастье помогло, как говорится.

Щербатов медленно кивнул. Если б он имел право руководствоваться личными симпатиями, то, безусловно, предпочел бы сговору с Михайловым союз с Алмазовым. Стремление Алмазова дать России сильный, состоящий из крупных партий, подлинно демократический парламент не могло не вызывать уважения. Проблема в том, что в настоящий момент это было неуместно. Обстановка требовала принятия суровых решений без всяких проволочек. Дума, состоящая из мелких фракций, подходила для этих задач гораздо лучше. При помощи манипуляций бюджетом и финансовых вливаний Михайлов умел быстро добиваться нужного исхода голосования практически по любому вопросу. Это делало Ваньку-Каина бесценным политическим союзником в существующих условиях, а на нечистоплотность его методов приходилось до поры закрывать глаза.

Увы, на пути к великой цели личными принципами и симпатиями приходилось жертвовать.

— Однако если поставки хлеба союзникам окажутся под угрозой, майкопскую нефть нам не сохранить, — сказал Щербатов.

— Ее уже в любом случае не сохранить, — признал Михайлов. — Эти двухмесячные отсрочки платежей — сущее издевательство. Выплачивать долг нам нечем, и это не изменится ни через два месяца, ни через год. Есть ли новости по розыску золотого запаса, хоть какая-нибудь надежда?

— Увы, пока нет, — ответил Щербатов.

Золото из казны Империи было изъято по распоряжению ПетроЧК перед освобождением Петрограда и с тех пор как в воду кануло. Большевики подложили свинью напоследок, оставив Новый порядок без значительной части золотого запаса. И если золото до сих пор где-то у них припрятано, один Бог знает, как они им распорядятся. ОГП арестовала и допросила с применением особых средств уже десятки бывших чекистов, но про судьбу казны никто из них ничего не знал. Не всех удавалось взять живьем, некоторые успевали застрелиться перед арестом. Они, вероятно, знали что-то, но эти знания умирали вместе с ними.

— А если мы просто откажемся платить по долговым обязательствам, то попадем под международные санкции, — Михайлов любил повторять общеизвестные вещи, водился за ним такой грех. — Санкции мигом убьют всякую надежду на развитие экономики. Промышленность полностью зависит от поставок оборудования из-за рубежа. Долг платежом красен — боюсь, наш любитель поговорок эту уже выучил.

— Аппетиты Реньо растут не по дням, а по часам, — согласился Щербатов. — Мало ему того, что все торговые операции “Улисса” для нас полностью непрозрачны. Вы знаете, что они продают, кому? Вот и я не знаю. Так на днях он еще подал в ОГП прошение о предоставлении всем служащим “Улисса” и их семьям дипломатического, по существу, иммунитета. Даже российским гражданам.

— И как, вы удовлетворили это прошение?

— Пока нет. Но чем ближе конец очередной отсрочки долговых выплат, тем весомее его аргументы… Пожалуй, подобных господ спокойнее числить во врагах, чем в союзниках. Потому что свои интересы они преследуют в любом случае, но в качестве врагов делают это хотя бы открыто.

— Ничего. Бог не выдаст — свинья не съест… Видите, я пообщался с Реньо и сам заговорил идиомами. Вот завершим очищение страны от красной мрази…

— Я прошу вас не употреблять в моем доме подобных выражений, — резко сказала Вера.

— Примите мои извинения, — Михайлов чуть смешался. — Не считал эти слова чем-то неприемлемым в обществе… в газетах так пишут. Но раз вы находите их слишком грубыми, я стану лучше следить за языком. Не предполагал, однако, в женщине, служащей в ОГП, подобной чувствительности.

— Дело не в чувствительности и не в грубости выражения, — ответила Вера. — Дело в том, что подобные слова заставляют забывать, что наши враги — такие же люди, как и мы.

— Потому что так проще уничтожать их, — пожал плечами Михайлов.

— Проще, — согласилась Вера. — Но никто не обещал нам, что будет просто. Да, мы вынуждены убить сотни тысяч людей — коммунистов и тех, кто поддерживал их. Миллионы, возможно. Потому что иначе не установить мир. Но если мы забудем о том, что они — люди в первую очередь, мир, который мы построим на их костях, окажется страшнее самой лютой войны.

Щербатов не в первый раз наблюдал подобные дискуссии. Вера как рыба в воде чувствовала себя в любом обществе, но парадоксальным образом всегда была удивительно независима в суждениях. Большинству людей проще не только делать, но и думать то же, что и окружающие. Вера же обо всем составляла собственное мнение. Это было присуще ей с детства. Зачем учить мертвые языки, когда мы не понимаем и половины наречий, на которых говорят в нашей стране? Почему высшее счастье для женщины — любовь, семья и дети? И вот теперь: мы не имеем права расчеловечивать тех, кого уничтожаем.

— Подобная интеллектуальная честность не может не вызывать уважения, особенно учитывая характер вашей службы, Вера Александровна, — осторожно сказал Михайлов. — Вы безжалостны не только к врагам Нового порядка, но и к самой себе. Хоть моя деятельность и не связана с уничтожением врагов Нового порядка напрямую…

— Отчего же не связана? — удивилась Вера. — Высокая смертность в концентрационных лагерях связана с их недостаточным финансированием в первую очередь.

— Ну, вы ведь сами видите, что творится, — Михайлов неопределенно повел рукой. — Нам бы сейчас сохранить то, без чего у России нет будущего. Тех же, из-за кого страна и упала в эту яму, можно считать людьми, можно не считать, однако кормить их чересчур накладно в любом случае. Мне, однако же, пора откланяться. Андрей Евгеньевич, надеюсь, что в самом скором времени смогу сообщить вам новости касательно проекта преобразования МВД. Охрана государственного порядка — вопрос министерского уровня, не департаментского.