Голос призрака - Карр Филиппа. Страница 45

— Это было так приятно.

— Очевидно, все уже почти закончено.

— Мы постоянно находим что-то недоделанное.

В это время робко вошла Долли, и Софи поманила ее рукой.

— Проходи и садись, Долли. Сегодня у нас лимонад.

Альберик, принеси, пожалуйста.

— Лимонад! — воскликнула я. — Не отказалась бы… Я знаю, что французы — любители лимонада. Помню, раньше в Париже его продавали на улицах…

— Прежде чем все пошло не так.

— У меня есть немного кекса, — вмешалась Жанна. — Английский кекс подходит к французскому лимонаду.

Когда она вышла, я сказала:

— Да, тетя Софи, вы чудеса сделали с домом.

— Я так рада, что нашла его. Теперь все пойдет по-иному.

Я стала независимой.

Мы с Жанной это ценим. И у меня есть мои друзья. — Она коснулась руки Долли, и девушка скромно улыбнулась. — Мы учим Долли французскому, а Альберика — английскому. Это забавно.

Тот факт, что тетя Софи находит что-то забавным, сам по себе являлся чудом, и я заметила, что Долли и Альберик делали для нее столько же хорошего, сколько она для них.

Вошел Альберик с лимонадом.

— Раз у нас сегодня гостья, — сказала Софи, — урока не будет.

— Это очень приятно для мадемуазель иметь гостя, — произнес Альберик на ломаном английском.

— Очень хорошо, — сказала тетя Софи. Она обратилась к нему по-французски с просьбой разлить лимонад. — Долли, подай нам, пожалуйста, кексы.

Долли вскочила с приятной улыбкой на лице.

— Сегодня они особенно вкусны, — сказала Софи, надкусив один из кексов. — Они, наверно, знали, что нас сегодня удостоит чести гостья из Эверсли.

Я сказала ей, что всегда с радостью приду к ней по первому зову.

Она кивнула и стала расспрашивать о здоровье матушки.

— Спасибо, она чувствует себя отлично и скоро должна родить.

— В августе? Бедная Лотти, она немного старовата.

— Она не считает себя «бедной», — живо ответила я.

— Нет, разумеется, нет.

Она всегда все имела… Воображаю, какая сейчас вокруг нее суета.

— Ты имеешь в виду роды? Акушерка уже прибыла. Правда, еще рано, но Дикон настоял. Он действительно очень волнуется. Я никогда раньше не видела его таким.

Видимо, мне не следовало подчеркивать его преданность моей матери, поскольку преданность и забота находились среди тех понятий, которые Софи воспринимала с трудом. Иногда мне даже казалось, что ей хочется, чтобы мою мать постигло какое-нибудь несчастье. Сама эта мысль приводила меня в ужас, и в этот момент я чувствовала неприязнь к тете Софи. Почему она не смирится с собственным несчастьем? Зачем она поддается собственному чувству обиды на жизнь и злословит?

Но кто я такая, чтобы осуждать ее? Вне всякого сомнения, мне предстоит прожить всю мою жизнь с осознанием того, что мой собственный грех гораздо больше, чем те, которые я осуждаю в других.

— Августовский ребенок… — сказала тетя Софи. — А твой ожидается в сентябре? Представляю себе двух новорожденных в детской, которая долго пустовала.

— С детскими всегда так бывает.

— Двоих вместе легче растить, — заметила практичная Жанна. — Они составят компанию друг другу.

— Я тоже так думаю, — улыбнулась я Жанне. Подошел Альберик, чтобы добавить мне лимонаду, прохладного и восхитительного, а немного погодя я сказала, что мне пора уходить, так как сегодня мне понадобится более продолжительный отдых.

— Правильно, нужно делать то, что организм требует, — прокомментировала Жанна. — Если вы чувствуете, что устали, значит, надо отдохнуть.

Я одобрительно улыбнулась Жанне. Она такая разумная и здравомыслящая.

— Прежде чем уйти, не хотите ли осмотреть дом? — спросила она. — Мы тут произвели кое-какие изменения.

Вы не очень устали?

— Да, с удовольствием. Мне давно нравится этот дом.

— Я покажу мадам Френшоу наш дом, — сказала Жанна, а я поцеловала тетю Софи и попрощалась с Долли и Альбериком.

Когда мы выходили, я услышала голос тети Софи:

— Теперь, мои дорогие, мы продолжим наш урок. Начинай, Долли. Тебе нужно больше разговорной практики.

И помни, не надо стесняться.

Закрывая дверь, Жанна улыбнулась мне.

— Это доставляет ей огромное удовольствие, — сказала она. — Они составляют приятную пару. Малютка Долли — мышка, а Альберик умеет рычать как лев. Они развлекают ее, у них получается хороший диалог. Долли делает успехи, но ей нужно преодолеть застенчивость.

Альберик… этим не страдает.

— Хорошо, что она заинтересовалась этим.

— И, кроме того, домом. Ей необходимо чем-нибудь увлечься.

Именно этого я всегда ей желала.

— Вы просто чудо, Жанна. Вы знаете, как мы вас ценим.

— Мы очень многим обязаны месье Джонатану. Он вывез нас из Франции. Нам бы там долго не выжить. Мы никогда этого не забудем.

— Как раз такого рода авантюры он проворачивает отлично, — резко проговорила я.

— Он похож на своего отца, который стал добрым мужем мадам Лотти.

— Да, — согласилась я. — О, я вижу у вас на галерее появились занавеси.

— Без них там было как-то пусто. А эти занавеси такие хорошие. Мадемуазель д'Обинье хотела повесить новые, но я решила, что, если эти занавеси хорошенько вычистить и кое-где подштопать, они станут как новые.

— Вы, как всегда, практичны, — сказала я. — А они, без сомнения, смотрятся прекрасно. Галерея буквально преобразилась. Просто чудо. Как много зависит от занавесей.

— Не начать ли нам осмотр сверху?

— Превосходно, — ответила я.

Когда мы поднимались по лестнице, она спросила:

— Вам не очень трудно?

— Нет, если время от времени делать передышки. Я действительно чувствую себя хорошо… только отяжелела.

— Понимаю. Когда у вас появится маленький, это будет такая радость.

— О да, я жду этого с нетерпением.

Мы прошли мимо той самой комнаты. Дверь была закрыта. Нужно крепко держать себя в руках, ведь мне предстояло осмотреть и ее.

Мы поднялись по лестнице на следующий этаж.

— Вы увидите, что мы уже сделали довольно много, — говорила Жанна. — Но и осталось немало работы.

— Поразительно!

— Я не тороплюсь с ремонтом.

— Вы хотите поддерживать у мадемуазель д'Обинье интерес к этому делу?

Жанна кивнула.

— Мы постоянно все обсуждаем и то здесь, то там находим, что еще можно сделать. Это возбуждает интерес к жизни.

— Конечно.

— Видите, мы в некоторых местах повесили новые занавески, но во многих оставили те, которые были. Пригодилась и почти вся мебель. Кроме того, нам подошло все, что отдала ваша матушка из Эверсли.

— Действительно…

Мы спустились на второй этаж. Она показала мне большую спальню и в ней постель под пологом, которую Софи взяла для себя, когда они впервые въехали в этот дом.

— Она больше не спит в этой комнате. Она перебралась в другую, а я — в смежную. Если я понадоблюсь ей ночью, нужно только стукнуть в стену. Я дала ей медную кочергу.

Она держит ее у кровати.

— Вы нужны ей ночью? Разве она больна?

— Ой, что вы, нет.

Это на всякий случай.

С тех пор как начались неприятности, у нее пошаливают нервы. Пока мы жили во Франции, мы постоянно боялись, что ночью не сегодня-завтра за нами придут. Там моя кровать всегда стояла в ее комнате, чтобы она могла меня позвать. Она очень нервничает, если меня нет под рукой, поэтому я и подумала о кочерге.

— Молодец, Жанна, все-то вы предусмотрели. Значит, теперь она занимает другую комнату?

— Идите, я вам покажу.

Она повела меня по коридору. Когда она открыла дверь в комнату, которая была мне так хорошо знакома, я чуть не упала в обморок.

Я увидела кровать с голубым бархатным пологом, недавно вычищенным и поэтому более ярким. Я увидела отполированный до блеска резной шкаф.

— Вот, значит, — еле вымолвила я, — где теперь ее спальня.

Жанна кивнула.

— А моя рядом. Мы тут сделали открытие… такое интересное.

— Да ну?

— Идите сюда. Взгляните… у двери. Очень искусно сделано.