Спроси у ветра (СИ) - Беннет Эль. Страница 48

Он шел по бальному залу к трону, как на плаху. Чем ближе он подходил, тем больше деталей с его сна всплывало на поверхность: то же убранство зала, тот же наряд на его матери. Это было ослепительное платье в пол, которое казалось было сшито целое тысячелетие назад.

— Мальчик мой, — пропела она. Ангелия с царственной осанкой встала с трона и раскрыла перед ним свои руки, якобы желая заключить его в материнские объятия. Когда Фредрик приблизился к ней, она обняла его и поцеловала в щеку. На Фредрика накатили волны ярости и ненависти. Ему захотелось вцепиться ей в глотку и сломать шею, но он не мог пошевелиться. Его тело было полностью под контролем его матери.

— Ты поработила меня, лживая ты сука! — зарычал он.

— Ну, дорогой, не стоит так разговаривать со своей матерью. — пожурила она его пальцем, а потом рассмеялась блаженном смехом. Она насмехалась над ним, ломала ему жизнь и получала от этого удовольствия, подумал Фредрик. Сколько еще раз он будет удивляться тому насколько она порочна и опасна?

— Ты мне не мать больше. Ты поработила своего единственного сына. Я убью тебя. — он рванулся к ней, но резко остановился. Он пытался вернуть себе контроль над своим телом, как там внизу, но у него не получалось. Казалось, что чем больше он злится и ненавидит ее, тем больше теряет контроль над собой.

Ангелия грациозно уселась на трон. Смех в ее глазах исчез, но появился металический блеск.

— Ты не сможешь навредить мне. Я запрещаю тебе применять ко мне свои силы и вредить мне. Сказав это, глаза ее блеснули красным пламенем и Фредрик почувствовал, как пружина в его душе натянулась еще больше. Это было невыносимо мучительно. Он понял теперь, как работает связь между вассалом и порабощенным вераксом.

Фредрик смотрел на свою мать и видел только зло. Это было так странно, в детстве она никогда не читала ему перед сном и не целовала на ночь. Но все же она была всегда рядом. Фредрик вспомнил, как она подарила ему его первого коня — шикарного отменного жеребца. Как в ее взгляде читалась гордость, когда он выигрывал очередной бой и возвращался домой с трофеями, и как радушно она приветствовала его, кладя свои руки ему на щеки и даря материнские целомудренные поцелуи. Да, он знал, что она не добра и не терпима, но все же он думал, что она его любит. Отец был жестоким и резким. Он частенько позволял себе поколачивать Фредрика за непослушание, но Ангелия всегда заступалась за сына и позже обрабатывала раны, если король был особенно неосторожен.

Фредрик пытался понять, когда и как наступил тот момент, когда мать стала… такой. Никогда и ничем она не выдала себя за все века, так может быть она никогда и не менялась, а просто сняла наконец маску и явила всем свою настоящую личину?

— Мама, неужели ты не понимаешь, что ты делаешь со мной? Ты лишаешь меня жизни. Я же твой сын. — голос Фредрика сорвался.

Наверное он пытался вызвать к ее материнским чувствам.

— Мы все чем-то жертвуем, дорогой, и тебе пора преподать урок послушания. — Ее глаза хищнически блеснули. Фредрик внимательно всмотрелся в лицо Ангелии.

— Ты ведь всегда такой была, не так ли? Расчетливой и алчной до власти. Да, мама? — спросил Фредрик.

— Каюсь, — Ангелия мило всплеснула руками. Она сидела на троне красивая с ослепительной королевской улыбкой, которая изображала саму добродетель. А затем также добродетельно рассмеялась. Этот смех напомнил Фредрику, как Ангелия довольно смеялась, когда он рассказывал ей, как в очередной раз убил кого-то на поле боя во время очередного сражения. Она гордилась и поощряла в нем жестокость и хладнокровность. Фредрик вспомнил, как мать отбирала для его балов самых красивых девушек, чтобы ее сын всегда был окружен самым лучшим, и не допускала возникновения у него глубоких чувств к какой-либо дворянке. Все девушки, к которым у Фредрика возникали чувства, куда-то исчезали таинственным образом, но он даже не придавал этому значения, так как текучка при дворе была огромная, а мать подсовывала ему очередную молоденькую кокетку. Так же, как и Ванессу. Вспомнил он и то, как она учила его не сожалеть о проступках и не сочувствовать слабым, ведь они заслужили свою «такую» жизнь. Фредрика осенило еще одним воспоминаем: однажды Кендрик пропал на несколько дней, а после явился в замок весь измученный и истощенный. Он ничего не сказал тогда Фредрику, но его взгляд навсегда изменился с тех пор. Кендрик стал мрачным и отчужденным. Неужели она могла и его… но как? Он же грифон… Боль внезапно ворвалась в голову Фредрику и стала сдавливать.

— Я наслаждалась своей властью и величием. И я взрастила тебя по своему образу и подобию. Вместе мы бы построили величайшую империю…

— На костях! Империю на боли и страдании! — не выдержал Фредрик.

— Молчать! — крикнула она. Ее лицо мгновенно приобрело резкие черты лица. В глазах плескалась злость, у которой не было берегов. — Я столько вложила в себя, в тебя! Ты даже не представляешь, чем я пожертвовала, чтобы иметь все это. Я в конце концов родила тебя, жалкий ты ублюдок, чтобы что? Просто отдать все это какой-то мрази?

— Не смей так говорить о ней! — Фредрик дернулся в ее строну, — Ты и ногтя ее не стоишь, такая ты жалкая. Ее душа бесконечно красива и светла. Сама Вселенная возложила к ее ногам великий дар элементии, который она несет с достоинством и светом, а ты… ты уничтожаешь все на своем пути. — покричал он неистово. — Тебе не дано величие. Ты — зло.

— Да, и горжусь этим, — она улыбнулась, — Я знаю чего хочу и принимаю… свою многогранность.

Фредрик рассмеялся.

— Многогранность? Ты просто психопатка, мама.

— Я думаю, после твоего наказания, ты перестанешь насмехаться надо мной. Ты получишь очень важный урок от матери. — холодно проговорила Ангелия.

Фредрик смотрел на Ангелию и понял, что иллюзия пала. С детства его окружали и растили злые, порочные и алчные люди. Когда Олив явилась в замок это стало настоящим чудом. Это спасло его Душу. И он будет бороться за это, за них с Олив. Но всемогущий Творец, как ему это сделать? Внезапно Фредрик почувствовал на своем лице дуновение теплого ветра… какие-то звуки, которые раньше казались естественным, но сейчас казалось складывались в слова. Ветер словно пытался ему сказать что-то на своем языке. «Почувствуй любовь» — звуки колышущихся хрусталиков на люстре сложились в слова.

«Любовь к Олив тебя спасет» — то был шелест занавесок на окнах.

Голос Ангелии прорезал пространство бального зала.

— Я думаю, после того, как ты дематериализуешь свою драгоценную… Олив, — Ангелия выплюнула ее имя с отвращением, — ты раз и навсегда усвоишь свой урок.

Фредрика сковал ужас. Нет, нет. Только не это. Страх, злость ненависть держали его в тисках.

«Загляни свое сердце», — ветер снова ударил в лицо Фредрику, — «используй силу любви». — Ты слышал меня? — спросила Ангелия улыбаясь, она наслаждалась реакцией Фредрика. Его боль и страдания делали ее сильней. Фредрик замотал головой из стороны в сторону.

— Я никогда этого не сделаю. — прошептал он, а потом сорвался на вопль, — Я никогда не причиню ей вред! Убей лучше меня!

Ангелия только засмеялась. — О, нет. Ты сделаешь это, дорогой мой. Ты потом сам поймешь, что все к лучшему. Ты почувствуешь, что такое свобода на самом деле.

Фредрик почувствовал, как что-то мокрое упало на его грудь, и потом только понял, что это его слезы.

— Не поступай так со мной. «Не падай вниз, пусть чувства тебя вознесут» — его окутало потоком воздуха. — Фредрик, когда Олив появится здесь, ты дематериализуешь ее. Таков мой приказ.

— Нет! — Фредрик завыл от боли и ужаса. Чувство горя словно хищник подкралось к нему и притаилось в ожидании. «Пружина» в груди еще больше натянулась. Это было невозможно терпеть. Фредрик подумал о том, что он должен убить себя, но Ангелия словно угадала ход его мыслей:

— Также я приказываю тебе, Фредрик, не причинять себе вред. Фредрик закричал от давления в груди.

Ангелия наблюдала за агонией сына. Она почти чувствовала его липкий страх у себя на языке и кайфовала от этого. Женщина встала с трона, подошла к нему и положила свою руку ему на щеку.