Голубой Ютон (СИ) - Номен Квинтус. Страница 135

Ангелика Тамару упомянула скорее всего потому, что она тоже приехала в Школу, и не просто приехала, а сидела на кухне у Лизы во время этого разговора. И, понятно, идея Ангелики ей ну очень не понравилась:

– Можно подумать, что мне больше заниматься не чем! Если тех же аланов обучить, на нашу сторону привлечь… Зоя недавно намекала, что мы разовыми наскоками на озеро Индер теперь не отделаемся, там надо постоянный рудник организовывать. И если аланов уговорить…

– Ну и сколько ты их уговаривать собираешься? Проще, думаю, мне тех же готов заставить городок на Индере от аланов охранять. Думаю, за внука Тора они костьми там лягут…

– Я думаю, что если перевести школьные учебники на язык аланов…

– Тамара, иди в жопу! – прервала поток прогрессорских идей сидящая, по обыкновению, молча, Лера. – Никаких учебников на сарматском, и на готском тоже разумеется…

– На готском учебники для школ? – рассмеялась Ангелика. – Да, Тамара, умеешь ты в лужу… народ посмешить, вот.

– А что не так? – возмутилась та.

– Я тебе как языковед языковеду скажу… то есть сначала ответь-ка мне на такой вопрос: почему римские патриции все говорят на греческом языке?

– Мода такая?

– В так называемой классической латыни около двадцати пяти тысяч слов, в вульгарной – то есть на чем крестьяне да солдаты говорят – тысяч пятнадцать. В греческом – около сорока тысяч слов, и образованные римляне используют греческий просто потому что в латыни им не хватает слов для выражения своих образованных мыслей. В готском, да и в сарматском пожалуй тоже, словарный запас сильно поменьше. Думаю, в пределах пяти-семи тысяч слов, потому что у них и мысли ограничены суровым бытом, не требующим витиеватых выражений, так что хватает. Но прошу особо заметить: в школьных учебниках для наших восьми классов начальной и средней школы используется уже порядка пятидесяти тысяч слов. Их даже на греческий перевести невозможно, не то что на аланский.

– Но язык развивается! И мы можем этому поспособствовать! Если мы знаем пути его развития…

– Тамара, успокойся. Если ты обнаружила два десятка слов в аланском, которые напоминают дигоронский диалект осетинского, это не значит что нужно аланов обучать дигоронскому, тем более что и ты его с трудом понимаешь. Потому что, при всем уважении к великому осетинскому народу, осетинский, если из него выкинуть русские заимствования, позволит обучить аланов максимум до уровня нашей начальной школы. Это раз, и не перебивай, а выслушай до конца. Два: у нас просто нет ресурсов печатать учебники не на русском. Сама вспомни: Игорка два месяца делал формы для первого шрифта, которым мы букварь напечатали, вдобавок мы вынуждены набор этого букваря хранить в металле чтобы новые тиражи печатать при необходимости. Сейчас мы можем массово печатать восемь учебников, у нас есть три шрифта всего… и на каждую новую книгу, на каждый учебник Галя в типографии тратит месяца по полтора. Я специально узнавала, у Гали сейчас хранится почти восемнадцать тонн готового набора, ведь просто на набор одной страницы у нее хороший наборщик тратит минимум полдня – а у нее таких только трое. При том, что только для школ нам нужно еще порядка двух десятков книг напечатать…

– Но если будут грамотные и опытные наборщики, то набор можно и не хранить…

– А пока их нет, ты лично сколько времени хотя бы букварь осетинский набирать будешь? Но и это проблема, так скажем, временная. Однако главное здесь в том, что мы – и ты лично в том числе – готовим людей, которые будут жить в нашей цивилизации. В нашей! И общаться они будут с другими людьми: с Оки, с Поволжья, с феннами теми же, славянами, многими другими. А чтобы общаться, они должны знать язык общения. Так уж сложилось, что это – русский язык, несмотря даже на то что он здесь и сейчас чужой для вообще всех. Думаешь, я или Брунн писаемся от восторга, осознав что немецкий здесь никому не нужен и до окончания наших дней никому не понадобится? Кати же не бросилась учить феннов финскому языку? Так что… Вот еще, последний, если хочешь, аргумент: в Римской империи везде говорят на латыни. Хорошо или, что чаще, плохо – но на латыни. И с языком римляне несут в колонии свою культуру – ее невозможно иначе-то нести! А мы здесь – самые что ни на есть прогрессоры со своей прогрессивной, прошу заметить, культурой, которую взвалили и несём. Так что переставай страдать… ладно. Думаю, вопрос с коренизацией мы закрыли и на грабли, заботливо разложенные дедушкой Лениным, наступать не будем. И про войну мы тоже, думаю, на этом закончим, а теперь послушаем, что нам Лиза расскажет про грядущий мир…

Контуры «грядущего мира» первой обрисовала Вера Кузнецова. Со все еще «живым» лазерным уровнем она прошлась вдоль Оки, и на следующий день после рассказа Ангелики о войне она приехала со своим рассказом «о мире»:

– Лиза, зови сюда Кати, зятя зови и Ходана. Если вот тут насыпать дамбу… точнее, там три дамбы потребуются, но две совсем маленьких, по сотне метров… значит, если вот здесь отсыпать дамбу высотой в четыре метра и длиной в два с половиной километра, то плотину возле Орла на реке можно поднять на шесть метров, а не на два-три. Я прикинула по расходам воды: восемь мегаватт тут можно взять без проблем в течение месяцев восьми в году. А дальше… если ставить три плотины, то дамба, причем только метра три, потребуется здесь и, скорее всего, здесь – исключительно для страховки на случай больших весенних наводнений. И ГЭС получатся по три мегаватта. Но если поставить только две плотины, опять шестиметровые, то уже получается за шестнадцать мегаватт. Но тогда нужно будет еще примерно сорок километров дамб насыпать. Местами, правда, высоких, метров до пяти, но очень местами – вот здесь, здесь и здесь – всего на двенадцать километров, остальные по паре метров будут.

– А чем насыпать? В смысле, грунт откуда таскать? Ты же их нарисовала метров по сорок ширины, а в кубометрах это получается…

– За дамбой все равно нужно страховую канаву рыть, на случай если наводнение ее перехлестнет. Для верхней плотины получается слегка за полмиллиона кубометров. В принципе пятьсот мужиков с лопатами и две сотни с телегами за лето справятся, но даже и это не к спеху: плотину-то с ГЭС строить куда как дольше…

Идея строить ГЭС на Оке больше всего вдохновила Кати: она уже составила проект гидрогенератора на два с небольшим мегаватта (который Михалыч тщательно проверил и выдал по нему очень положительное заключение) – но раньше было неясно, куда такой генератор поставить можно. Ходан, проект генератора внимательно посмотревший, сказал что если Кати, «как в прошлый раз», не поменяет конструкцию, то ГЭС он выстроит уже в следующей весне. То есть если все постараются, то первый генератор можно будет весной и запустить. Один – несмотря на то, что Кати тут же пообещала к следующей весне изготовить все четыре. Легко ей было обещать: на заводе электрических машин, который теперь полностью оказался под ее управлением, только в цехе сборки генераторов работало полтораста человек, причем больше сотни – уже не первый год. Рабочие опыта поднабрались, на изготовление восьмисоткиловаттного генератора в цеху времени уходило теперь меньше месяца. А шестьдесят человек в «гидроагрегатном» всю турбину в сборе для такого генератора собирали за две недели. Так что время изготовления лимитировалось лишь скоростью подготовки оси, которой турбина соединялась с генератором. И которая делалась на самом большом токарном станке, обтачивающим заготовки длиной до четырех с половиной метров и диаметром до сорока сантиметров. Причем и сама ось делалась недолго, но вот то, что две из трех литых заготовок для нее оказывались бракованными…

– Я могу хоть наизнанку вывернуться, но лучше от этого не станет, – объяснила Лизе проблему Света. – Такие заготовки нужно, прежде чем их точить, проковать хорошо. Но когда Ксюша сможет сделать молот весом, скажем, в полтонны…

– Не в этой жизни, – вежливо ответила станкостроительница, – у нас Ксюша – специалист по станкам сугубо металлорежущим, так что отстаньте.