Я тебя проучу (СИ) - Кейн Лея. Страница 37

— Если вам что-то понадобится, моя комната напротив. Кухня на первом этаже, если проголодаетесь или захотите пить. Здесь — отдельная ванная. — Он указывает на смежную дверь, и мама с улыбкой качает головой. — Спокойной ночи, — желает Богатырев и выходит ко мне в коридор.

— Платон, прости, — вздыхаю я, как только мы остаемся наедине. — Я должна была держать ее за руку.

— Считай, это твой урок на всю жизнь. — Он пригвождает меня к стене. — Уверен, ты его хорошо усвоила. — Дыхание, как кипяток, ошпаривает мое лицо.

Я прячу виноватый взгляд. Жмусь спиной в стену. Перестаю дышать и слышу, как колотится его сердце. Бешено. Богатырев хочет мести, закрепления моего урока. Одним словом — секса.

— Платон, сейчас не самое подходящее время, — отвечаю взволнованно.

— Не хочешь?

Стыдно признаться, но хочу. Низ живота ноет. Между ног печет. Я бы прямо тут запрыгнула на его член и вгрызлась бы поцелуем в его губы. Но это как-то неправильно. Саша сегодня едва не пострадала. Дважды. Ярослав перенес сложную операцию. Сам Богатырев едва стоит на ногах после переливания. И я еще толком не знаю, как обстоят дела с компанией и Мадлен. Не до нее.

Поднимаю глаза и прикусываю губу. Выдаю себя без слов.

Богатырев рывком разворачивает меня спиной к себе, задирает юбку и разрывает на мне трусики. Я лишь тихо пищу, зажмурившись. В двух шагах от нас дверь, за которой моя мама. В любой момент ей приспичит воды, она выйдет, и я сквозь землю провалюсь от такого позора. Да нас уже надо лишать родительских прав лишь за то, что мы в огромном доме не можем найти место для уединения, трахаясь едва ли не публично.

— Плато-о-он…

— Скажи, Рита, — шипит он мне на ухо, пальцами надавливая на мои влажные складки и медленно массируя клитор, — тебя чертовски заводят такие животные совокупления.

— Да-а-а…

Толчок выбивает из меня рыхлый хрип. Я грудью падаю на стену. Буквально расплющиваюсь и растекаюсь по ней, перестав соображать.

Мое нутро всасывает в себя огромный мужской член, разгоняя по телу сладкую негу, от которой хочется рыдать. Какой же это кайф — дикарями заниматься сексом после тяжелого дня. Эти неописуемые ощущения — как благословение за пройденные испытания. Как прилив сил, глоток свежести.

Крепкие пальцы сжимают мое горло. Щетина приятно колет ухо и щеку. Крупные яйца неистово шлепают по моему лобку от каждого рваного толчка, каждый из которых кажется резче и глубже.

Я до крови кусаю губы, глотая рвущийся из горла крик. Метаюсь в агонии, скребя ногтями по стене и двигаясь навстречу Богатыреву. Наслаждаюсь терпким запахом его кожи и пота. Его глухими порыкиваниями. Его грубостью. Позволяю ему снова развернуть себя и будто куклу усадить на член.

Отнеся меня в спальню, Богатырев заваливается на кровать, где заставляет скакать на нем. Рвет мою блузку, лифчик. Сдавливает ладонями бугры груди с такой силой, что перед глазами сверкают молнии. Но остановиться не могу. Не хочу.

Дрожу, стону, глотаю слезы удовольствия, но продолжаю набирать темп, пока мы оба не содрогаемся в крупной конвульсии. Падаю на него и, тяжело дыша, шепчу:

— Я люблю тебя, Платон Богатырев. И если ты на мне не женишься, я тебя убью…

Он целует мои губы, извергаясь в меня горячим фонтаном, и шепчет в тон:

— Тогда выходи за меня, Рита.

Мы так и засыпаем в объятиях друг друга. Просто обессилев. Сойдя с ума. Потеряв сознание и счет времени.

Я просыпаюсь от шума воды. Кое-как разлепляю глаза и обвожу затуманенным взглядом сияющую рассветом комнату. Дверь в ванную открыта. Богатырев уже принимает душ. Видимо, только что ушел, потому что постель еще таит его тепло.

— Как спалось? — спрашиваю, когда он возвращается в спальню, обернув бедра полотенцем.

— Если тебя интересует, мучила ли меня совесть за подарок твоему бывшему, то я тебя разочарую. Нет, он мне даже не снился.

— М-м-м, — мурчу я, — Платон Богатырев шутит. Неужели хорошее настроение?

— Превосходное, — отвечает он без особого энтузиазма и достает чистые вещи из шкафа. — Мне нужно кое-что уладить. Потом позавтракаем.

Я сажусь в позе лотоса, обнажив перед Богатыревым свое разомлевшее ото сна тело и заставив его скрипнуть зубами.

— Твоя мама к нам присоединится?

Его взгляд отрывается от моей груди и вонзается в лицо.

— Нет. Ее уже жду в психушке.

Богатырев абсолютно невозмутим. Одевается с равнодушием и даже ленцой. Пугает меня до чертиков болезненным осознанием, что я без памяти полюбила такого жесткого человека.

— Должен быть другой выход, — бормочу, прикрываясь простыней.

— Его нет, — спокойно отвечает Богатырев. — Поверь, Рита, я все перепробовал. Я семь лет надеялся на улучшения. Но с каждым днем становится только хуже. Ее болезнь прогрессирует. Она становится опасной. Эта женщина — бомба замедленного действия. И когда рванет, плохо будет не только ей, но и всем близким.

— Отправить ее в клинику — то же самое, что отказаться от нее.

— Пусть будет так. Я не претендую на звание «Лучший сын года». Я и так посвятил ей больше времени, чем она мне. Пора это прекращать. — Пальцами зачесав влажные волосы, он обувается и ощупывает меня взглядом: — Поройся в моих вещах. Может, подберешь для себя майку.

Я перевожу взгляд на свою порванную блузку у его ног и молча киваю. Трудно сконцентрироваться на шмотках, когда отец моего ребенка перекладывает заботу о родной матери на чужих людей. Но я уже уяснила, что не советчик ему в этом вопросе. Он сделает так, как посчитает нужным.

Повалявшись в постели еще с полчаса, я все-таки совершаю набег на шкаф и облачаюсь в мужскую рубашку. Застегиваю средние пуговицы, подворачиваю рукава и переключаюсь на ноутбук. Взяв из вазочки ароматное яблоко, надкусываю и сосредотачиваюсь на последних городских новостях. ДТП, ограбление банкомата, прорыв трубопровода, мошенничество, расширение дорог, арест Разумовского…

— Чт-то? — говорю вслух, поперхнувшись и закашлявшись.

Отложив яблоко, открываю статью и пробегаюсь по ней глазами. Вчера вечером этот гад был арестован по обвинению в шпионаже и вымогательстве. Также задержана его помощница, обвиняемая в фальсификации документов и присвоении денежных средств в особо крупных размерах.

— Обалдеть…

Взглянув на фотографию Мадлен в наручниках, хватаюсь за голову. Не знаю, как Богатыреву это удалось, но если у суда будут доказательства выдвинутых обвинений, то моя подруга надолго загремит за решетку. А за то, что попортила репутацию Разумовского, еще и от него отхватит. Или от его жены, которая явно не в курсе этого романа.

Мне даже становится жаль Мадлен. Она выворачивалась наизнанку в погоне за денежным счастьем. Прыгала с члена на член, ныряла из кошелька в кошелек, чтобы в конце концов сесть в тюрьму. Все-таки у всего должен быть предел, иначе можно заиграться.

Закрыв ноутбук, отхожу к окну и распахиваю его, впуская в комнату свежий утренний воздух. Вдыхаю поглубже, закрыв глаза и подставив лицо солнечным лучам. Встречаю не только начало нового дня, но и начало новой жизни.

— Позволь мне хотя бы познакомиться с внучкой, — слышу с улицы.

Перегибаюсь через подоконник и вижу черную машину посреди двора. Возле нее Богатырев, два его человека, мать и еще какая-то женщина, держащая ее под руку.

— И как я представлю тебя ей? В качестве кого? — фыркает Богатырев. — Перестань давить на больное. Пора усвоить, что меня соплями не подкупишь. Там ты ни в чем не будешь нуждаться.

— Буду, — всхлипывает она. — В общении с вами, моими детьми.

Богатырев желчно усмехается:

— Правда? А что ж ты, такая любящая и заботливая, до сих пор не попросила познакомить тебя с дочерью? Хочешь, я отвечу? Потому что тебе на нас плевать. Ты просто хочешь комфорта. Там получишь его в полной мере, которую заслуживаешь.

— Ты такой же, как твой отец! — вдруг выплевывает она, забыв о слезах.

— А ты хоть знаешь, кто он? В моем свидетельстве о рождении графа «Отец» пустует. — Он делает шаг вперед и нависает над своей ощетинившейся матерью. — Тебя не было с нами, когда мы в тебе нуждались. Меня вырастил детдом. Иру — приемные родители. Радуйся, что сейчас, когда ты в нас нуждаешься, мы не вышвыриваем тебя на улицу.