Айлин (СИ) - Авонадив Анель. Страница 38

Я не успеваю слова сказать, он резко хватает меня за лацканы пиджака и сохраняя выдержку не громко поясняет:

— Моли Всевышнего что я знаю твоего отца много лет, сделаю вид что не понял сейчас на что ты мне намекаешь, — он брезгливо отталкивает меня от себя, добавляя, — своими словами ты сейчас нанес лично мне сильное оскорбление, которое только можно нанести мужчине, твои слова расцениваю как посягательство на половую неприкосновенность моей племянницы, у нас за это карают, Егор, потому что защищая честь женщины у нас готова погибнуть вся родня, слабых духом у нас нет.

— Руслан Ибрагимович приношу вам свои извинения, у меня не было такой цели, я только хотел сказать, что готов отстаивать честь и достоинство Айлин, я не знаю как у вас все устроено… — он меня перебивает, я не отвожу взгляда, хотя тяжелый взгляд дяди Айлин вынести трудно ровно как и его слова:

— Вернемся к этому разговору позже, все свободен, Айлин больше не проходит у тебя практику, ровно как забудь о просьбе оставить ее на работу летом, — у меня вся жизнь перед глазами, то чего я боялся произошло очень стремительно, и винить кроме себя некому. В проеме появляется громила, который вытолкал меня минутами ранее, зовет Руслана Ибрагимовича, они говорят на своем языке, скрываются за закрытой дверью палаты.

У меня замирает сердце, но я словно истукан остаюсь стоять в коридоре.

Вариантов как — то оправдать себя я не вижу. Делаю первые шаги, которые даются мне с большим трудом, мысленно проклинаю себя за слова, которые я так коряво и не вовремя озвучил. Язык мой враг мой.

Отец бы явно сейчас сказал, что я вел себя как мудак. Впрочем как и всегда, в нашей семье я гадкий утенок, не состоявшийся сын своего отца. Как часто я слышал это, как часто мне хотелось крикнуть, что я никогда не хотел быть как отец, я другой, я личность!

Добрался до офиса не замечая ничего вокруг. Настроение нулевое: теперь я не то что не увижу больше Айлин, меня к ней уже на пушечный выстрел не подпустят.

Как же там все у них тонко!

И не думал наносить оскорбление, хотел защитить девчонку, спрятать от сплетников и завистников за своей спиной от позора, в котором она не виновата. Только я виноват, что не уберег, не довел до дома, а потому могу помочь, могу оградить ее от переживаний что и кто подумает.

«Защитник, хренов!» в голове мысли самобичевания достигли критической отметки.

В офисе не сразу воспринимаю слова секретаря которая сообщает, что в приемной меня ждет отец. И только когда вижу перед собой родителя, который крайне редко удостаивает меня своим вниманием, не скрывая паршивого настроения, говорю:

— Я в курсе что очередной раз подвел тебя и не прислал документацию по объекту, — бросаю бумаги на стол, — если ты хочешь поругать нерадивого сына, можно было сказать мне все что ты думаешь по телефону, не обязательно удостаивать мою скромную персону своим вниманием.

Отец в своей манере сидит положа ногу на ногу, на лице ни единого мускула не дергается.

Мои поведенческие реакции он прекрасно знает, а я знаю, что он никогда не опустится до подобной истерики, в нем железная выдержка, которая с годами никуда не исчезает, лишь крепится и обрастает безразличием.

У меня всегда с ним было довольно напряженные отношения, мать мне ближе. Отец в семье был охотник, добытчик, лидер по жизни, я никогда не понимал его характера и поведения, до сих пор осуждаю его связи с женщинами, количество которых не уменьшается.

Хотя ему уже шестьдесят пять, выглядит идеально, в нем нет изъянов, он амбициозен, его уважают коллеги, восхищаются женщины, в нем достаточно природного магнетизма, граничащего с животным, в нем есть все чего никогда не будет во мне.

Я больше похож на мать: сдержанный, где-то осторожный, нет молниеносной решительности отца, у меня кардинально другой характер.

Он всегда подчеркивает, что мягкость характера и терпимость к недостаткам других это плохие качества для мужчины.

Он как хищник выжидает, когда я перестану по его собственным словам изображать «истеричную бабу», выдает скромный набор слов:

— Все сказал? — его короткий вопрос и я понимаю, что я для него всегда был жалким подобием настоящего мужчины, он видел во мне подростка, который прячется от проблем за маминой юбкой. Хотя я никогда не убегал от проблем, просто решал и действовал после анализа ситуации, никогда не торопился махать кулаками. За что всегда получал от отца высказывания вроде тех, что надо бить первым. Я не раз становился свидетелем ситуаций, когда драка неизбежна, отец никогда не медлил, бил сходу, разбирался кто прав кто виноват после.

И сейчас когда во мне нет никаких жизненных сил, я на грани отчаяния и не вижу выхода, отец будто намеренно выжидает. Не желая накалять обстановку, собираюсь и включая ноутбук говорю:

— У меня крайне сложный день, мне осталось доделать пару абзацев, вечером у тебя все будет, — я пытаюсь войти в рабочий ритм, понимая, что отец видит меня насквозь, не хочу лишний раз прийти к понимаю своей никчемности к чему он обязательно меня подведет парой фраз. Ему больше слов не требуется, парочку его красноречивых фраз достаточно чтобы почувствовать себя ничтожеством не умеющим правильно распределять время и принимать верные решения.

— Егор я одного не пойму, — по тону я понимаю, что опять он укажет мне на инфантилизм, на мою безответственность, набираю в легкие воздух, мне нужно терпение, чтобы не взорваться, — ты взрослый сорокалетний мужик и все никак не можешь взять ответственность за себя и свои поступки, все время находятся какие-то обстоятельства мешающие тебе выполнять данные тобой же обещания, — после его фразы меня начинает нести

— Да вот такой я какой есть смирись, я не смогу соответствовать твоим ожиданиям, не смогу быть таким как ты никогда!!! — встаю и начинаю нервно ходить по кабинету

— Что ты хочешь от меня!? — вскидываю руки, не пытаясь скрыть паршивого настроения, — да я безответственный и никчемный, прими уже наконец что я не твое продолжение и не твоя копия!

— Прости что разочаровал своим появлением на свет и что у такого крутого чувака родился такой сын ни на что не способный и мне жаль что до сих пор приходится подтирать сопли, ну же давай, ты же это сейчас хотел мне сказать?! — встаю и смахивая бумаги со стола вместе с чашкой, отворачиваюсь к окну

Отец после моей долгой тирады молчит, я ранее никогда не осмеливался говорить с ним в таком тоне, все держал в себе.

Я не знаю что на меня нашло, но все к одному, я не могу больше держать это в себе.

Я всегда понимал, что он ждет от меня больших достижений: сначала ждал, что я пойду в армию, но по состоянию здоровья не прошел даже медицинской комиссии, потом ждал что я пойду по его стопам и стану судьей, а я стал юристом, и каждый раз я слышал как он говорил матери что это из-за ее опеки я такой, что веду себя не как положено мужику, что она воспитывает меня как девчонку. Я всегда комплексовал из-за этого! У меня даже друзей не было, я боялся что и там меня посчитают мягкотелым, не умеющим постоять за себя мужчиной.

Все мои страхи были только во мне, внешне я старался не показать что чувствую на самом деле: в школе я дрался только когда надо было себя защитить, первым на конфликт не шел и тем более не мог ударить. Мама всегда говорила, когда я приходил в очередным " фингалом "что применять силу для мужчины не всегда оправдано, если не бьют надо уметь договариваться.

Естественно отец считал иначе, и смотря на мою побитую физиономию, говорил что виноват сам, раз позволил, чтобы мне "надрали задницу", всегда добавляя, что бить надо первым и со всей дури, больше уважать будут.

А мне всегда хотелось чтобы он просто был рядом и поддерживал меня, чтобы принял, что я не его копия и не стану им никогда! Ведь это так просто дать ребенку много безусловной родительской любви, особенно в подростковом возрасте, она значительно важнее целенаправленного воспитания, потому что любой подросток имеет право разочаровать родителей, чтобы идти своим путем, отделиться, а не слышать заготовленные клише: «В кого ты такой?»