Белым по черному (СИ) - Даниленко Жанна. Страница 2

— Негативный опыт?

— Ага, была любовь первая. Больше и не хочется.

— Сочувствую. Так что на хате?

— Уговорила меня подруга, я решила: пару часов пооттягиваюсь и учить домой отправлюсь. Есть я там не стала, мне компания не понравилась. Грязные они все, картошку одной вилкой все по очереди прямо из сковородки доставали, а музыка прикольная была, и колу пили, даже не алкоголь. А потом всё поплыло перед глазами и этот, с белой чёлкой, ко мне полез… Сбежала я. Вот теперь за Людку переживаю.

— Повезло тебе, что сбежала, — многозначительно сказал он.

— Повезло, что вас встретила, а то так бы и замёрзла там. Подмешали они что-то в колу. Так что я теперь ваша должница. Деньги от папы вы в благодарность, наверно, не возьмёте, раз банки грабите, а отплатить вам добром хочется.

— Сколько же в тебе всякого понамешано, а, Ольга Сергеевна? Вон собаки залаяли, видимо, Сергей Владимирович приехал. — С этими словами Михаил встал с кресла и пошёл встречать Олиного отца, а сама девушка не могла сдержать улыбки. Этот странный, очень миловидный и совсем не старый хакер назвал её на «ты».

Глава 2

В машину Оля села на переднее сиденье. Она ждала выволочки. Там, в доме Михаила, отец был невероятно любезен, теперь же поглядывал на дочь искоса.

А Оля раз за разом прокручивала в голове их предстоящий разговор: она в который раз будет говорить, что не хотела, оно само так получилось, а он рассмеётся и не поверит. И прощения придётся просить у родителей, и обещать, что такого больше не повторится. Только родители всё равно не поверят. Она как будто специально влипает в неприятности, так о каком прощении может идти речь, в который раз? Сейчас отец просто разложит ее жизнь по полочкам, показывая Олину никчёмность. Вытащит весь органокомплекс, профессионально вскроет и объяснит, насколько все сгнило.

Мерзко.

Наверное, отец считает её недостойной дочерью и позором семьи. Конечно, куда ей, грешной, до старших братьев! Лучше бы сдохла на этой лавочке вчера, тогда бы они пожалели! Оля представила, как все члены семьи плакали бы на её похоронах, как отец сказал бы, что зря её ругал и воспитывал. Как все они бились бы в истерике и жалели, что с ними больше нет любимой Оленьки, говорили, как им её не хватает. Хотелось, чтобы именно жалели! Нет, не любит она этого слова. Мечтает, чтобы не жалели, а любили. Искренне любили, а главное — прощали за все. Ну, пусть не прощали, а хотя бы пытались понять мотивы её поступков и осознали, что она не виновата.

Вот и вчера она ведь просто пыталась помочь подруге. А её обвинят… Боже милостивый, если бы ты только знал, в чём её обвинят. Вот как им всем доказать, что не наркоманка она и принимать дурь не собирается? Ну как?! Факт-то никто не отменит. И Людка — сволочь — подставила так подставила. И там, с парнями этими, и с родителями. Если бы Михаил не проходил мимо…

А чего это он там вообще делал? Да остановился почему? Хотя, может, хобби у него такое — тащить в дом бродячих кошек и начинающих наркоманок? А что, вполне возможно, сразу видно, что не из бедных: один дом чего стоит, и гараж на несколько машин, и вообще… У богатых свои причуды. Не, ну, может, как хакеру и криминальному авторитету, ему положено деньгами сорить, жить там на широкую ногу, но подбирать всяких да на белые простыни укладывать даже для таких перебор… Хотя почему она решила, что он криминальный авторитет, сама не поняла.

Оля открыла сумочку и нащупала его визитку. Да, Михаил дал ей карточку: броскую, золотого цвета, где чёрными теснёнными буквами было написано «Михаил Александрович Фадеев» и телефон с адресом офиса.

Оля знала, что не воспользуется ею, хоть Миша и просил звонить, если что, ну так, на всякий случай. Мало ли откуда её в следующий раз спасать придётся. Можно позвонить, и всё, и она снова окажется в белой спальне.

Хорошо, если бы и он её любил…

А что, её нормальный криминальный авторитет полюбить не может?

Чем она не вышла, что её облапать только один наркоман и пытался, да ещё тот прыщавый старшеклассник в школе, и не по любви же, а, как оказалось, на спор. Господи, противно-то как!

Тогда в школе её один Бог и уберёг. А теперь тоже уберёг, только Миша.

Оля чувствовала, как слёзы подступают к глазам. Как жалость к себе просто зашкаливает, а ещё обида, что Миша даже не поинтересовался, можно ли ей позвонить, а она… Как же плачевно, что всё так.

Девушка смахнула всё же пролившиеся слезинки и только тут заметила, что отец остановил машину на обочине дороги и внимательно смотрит на неё.

— Оля, ну ты что! Девочка моя, мы чуть с ума не сошли. Можешь ничего не говорить, мы с матерью всё знаем. Что ты плачешь-то?

Она отстегнула ремень безопасности и залезла отцу на руки.

— Папа, ну почему я такая несчастливая?

— Чем же ты несчастливая, глупышка? У тебя есть мы, а всё остальное впереди. Встретишь ещё своего принца. Дай Бог, чтоб он не принцем оказался, а нормальным мужиком, с головой и с руками, но главное — с головой.

— А что с Людкой-то будет?

— Садись на своё место и пристёгивайся. Дома нас ждут новости.

— Мишенька, твоя наркоманка уехала?

Пожилая женщина вошла в гостиную с чашкой чая и тарелочкой с бутербродами. Села в кресло у камина и протянула всё принесённое сыну. Он лишь ухмыльнулся, но тост с колбасой взял.

— Почему наркоманка? Хорошая девочка из приличной семьи — всё, как ты любишь, мама.

— Если учесть состояние, в котором ты притащил её в дом, то о хорошей девочке говорить не приходится. Ты позавтракай как положено. Питаешься чёрт знает как, потом жалуешься на желудок.

— Я ем, видишь? Никакая она не наркоманка, а оступиться может каждый, верней, ошибиться. И я в том числе. Ты не помнишь, как тебя в ФСБ таскали, когда я их базу взломал лет в тринадцать?

— Просто ты у меня гений, а она — горе для родителей. Мишенька, приди, пожалуйста, сегодня пораньше домой. К семи подойдёт моя подруга…

Он её перебил:

— У подруги дочь в девках засиделась? Мама, откуда у тебя вдруг взялось такое количество подруг с незамужними дочерями? И пожалуйста, не тяни их в дом. Я не люблю посторонних, я не хочу, чтобы кто-то где-то обсуждал, как я живу.

— Давай встретимся с ними в кафе или в ресторане. Миша, девушке тридцать лет, она медсестра, самая хорошая профессия для жены. Будет отличной матерью, и уколы мне поставить может, и давление измерить. Миша, тебе тридцать шесть, пора о семье подумать, нормальной семье. Это ты невесть кого на улице подбираешь и в дом приносишь. Всю ночь с ней провозились. Вот горе-то для родителей. Как её мать в трубку плакала!

— Её зовут Оля. Оля Громова. Студентка первого курса медицинского университета. Мама, она не наркоманка. Её подруга пригласила в компанию. Ей подмешали рогипнол в колу. Хорошо, что не изнасиловали, а ведь пытались. Ты в чём меня обвиняешь? Что я спас девочку от верной гибели? Может, она вырастет и хорошим врачом станет.

Мать, качая головой, смотрела на сына.

— Ты её крашенные волосы видел? Эти сиреневые пряди? А бельё! Трусы, которые стринги называются? Разве приличная девушка такое наденет? Конечно, такую и изнасиловать не грех, сколько у неё мужиков было? И случайность ли то, что произошло? Тьфу, какая девочка. И её ты не побоялся в дом. Что она про тебя рассказывать будет — тебе не важно!

Михаил уже просто смеялся над тем, как распалялась его мать. Но решил подлить масла в огонь.

— Мама, ты у дочери своей подруги трусы-то видела? Или все связи её знаешь — когда, где и с кем? Что ты меня пристроить так мечтаешь, я тебе надоел?

— Сынок, я внуков хочу. Я бы им сказки читала. А Мариночка — медсестра, медицинский работник. Ну чем не жена…

Михаил унёс чашку с пустой тарелкой в кухню, поднялся к себе и смотрел на постель, в которой ещё пару часов назад находилась Оля.