Роковой шаг - Карр Филиппа. Страница 25

— Ничего подобного я не делала. Я не имела с ним никакой связи с тех пор, как оставила его в Йорке.

— Думаете, мы поверим вам?

— Не имею ни малейшего понятия. Один из охранников ударил меня по лицу. Я вскрикнула от боли, и Френшоу сказал:

— В этом нет необходимости… пока.

— Она была груба с вами, сэр.

— Со временем она все скажет нам.

— Когда же? — спросил человек, которого я только сейчас заметила.

Я безумно устала, и только схвативший меня ужас не давал мне уснуть. Прошлую ночь я совсем не спала, мне удалось только часок вздремнуть в лесу, как раз перед моим пленением. Я была голодна, но больше всего хотела спать.

— Мы узнаем от нее все, что хотим, — сказал Френшоу. — Сейчас она ничего не соображает.

— Она же прошлую ночь не спала, поскольку посреди ночи покинула «Восходящее солнце». Посмотри, она совсем без сил.

Я поняла, что лучше всего притвориться уснувшей. Это даст мне время подумать, что делать и можно ли отсюда убежать.

Когда Френшоу поднялся и подошел к моему стулу, я закрыла глаза и уронила голову набок. Он наклонился и встряхнул меня. Я сонно открыв глаза, спросила:

— Где… я? — и вновь закрыла глаза.

— Ты прав, — сказал Френшоу. — Запри ее на ночь. Мы поговорим с ней утром. Время еще есть.

Меня растолкали и поставили на ноги. Я стояла, зевая, пока меня не потащили через зал к лестнице. Сквозь полуприкрытые веки я попыталась заметить, куда меня ведут. Когда мы вышли из зала, двое людей, сопровождавших меня, взяли свечи с полки у лестницы и стали освещать дорогу. Мы поднялись на площадку, на которую выходили несколько дверей. Меня подтолкнули к другой лестнице; мы поднялись по ней; она вела на длинную галерею. Мы пошли по этой галерее, дошли до деревянной двери, за которой находился коридор со множеством комнат. Потом мы поднялись на несколько ступеней в своего рода мансарду. Мансарда была большая, с крутой крышей, в которой было два окна. Я увидела кровать, стул и стол. Меня толкнули внутрь, захлопнули дверь, и я услышала, как в замке повернулся ключ.

Я стояла в центре комнаты; сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Мне совершенно не хотелось спать, несмотря на усталость. Как же выйти отсюда? Окна расположены на крыше. Чтобы выглянуть из них, надо встать на стул, и все равно я увижу только небо. В одном конце комнаты висел занавес. Я подошла и отдернула его, обнаружив за ним крохотную ванну и маленький стол. Я повернулась, подошла к кровати и села на нее.

Как бы мне убежать? Если я скажу им все, что знаю, это их не удовлетворит, потому что я не знаю ничего такого, что имело бы большое значение. Общеизвестно, что якобиты всегда представляли собой угрозу. Это длится уже много лет. Что сказать?

Они не поверят мне.

Я легла на кровать и, несмотря на мое замешательство и страх, несмотря на растущее предчувствие чего-то ужасного, быстро уснула.

Когда я проснулась, мансарда была залита светом, проникавшим в окна на крыше. Меня сковал холод. Сначала я не могла вспомнить, где нахожусь, но потом, к своему ужасу, все поняла.

Встав с кровати, я подошла к двери и попыталась ее открыть, что было, конечно, глупо, ведь она была дубовой и я слышала, как меня запирали на ключ. Интересно, что собираются сделать со мной мои похитители? В голову полезли всякие ужасные мысли. Я вспомнила слухи о заключенных, которых пытают в лондонском Тауэре. Мне ясно представились клещи для пальцев, дыба и тиски, этот страшный железный ящик в форме женщины, утыканный гвоздями: жертв помещали в этот ящик, и под шутки мучителей он сжимал жертву в «объятиях», пока гвозди не вонзались в тело.

Они не посмеют такого сделать, уверяла я себя. Но ведь есть и другие пытки, без столь изощренных инструментов.

С каждой минутой во мне рос страх. Раньше я мечтала о приключениях. Теперь мне хотелось только одного: оказаться опять в моем уютном коконе.

Я вздрогнула, так как послышались шаги. Я посмотрела на свои часы, все еще висящие на цепочке, и удивилась, увидев, что было уже девять часов.

Да, кто-то подошел к моей двери. В замке повернулся ключ, дверь с трудом открылась. Позднее мне стало известно, что мансардой пользовались редко.

Я ожидала увидеть гнусного Френшоу, но вместо него там стоял юноша. Я удивилась, потому что он был примерно одного со мной возраста, и это успокоило меня. Более того, по сравнению с ожидаемым Френшоу или одним из его людей этот мальчик казался красивым. Он был без парика, и его вьющиеся волосы образовывали сияющий ореол вокруг лица. Кожа у него была гладкая и бледная, глаза синие. Я решила, что это мне снится или, может быть, меня убили и я попала на небо. Лицо мальчика поражало такой чистотой выражения, что его можно было принять за ангела.

Он внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Вы готовы сказать нам, что вы передали врагу? Значит, все-таки он один из них. Странно, что он был так молод и выглядел таким невинным.

— Я уже сказала, что ничего не знаю, — резко ответила я. — Больше мне нечего сказать. Лучше отпустите меня. Когда моя семья узнает, как со мной обращались..

Он поднял руку, останавливая меня.

— Я не выпущу вас отсюда, пока вы не откроете нам все, что знаете.

Я в отчаянии закричала.

— Что я могу сказать, когда я ничего не знаю! Если даже вы будете держать меня здесь, пока я не умру от холода и голода, я все равно ничего не смогу вам сообщить, потому что ничего не знаю.

— Вы голодны? — спросил он.

— Я уже давно не ела.

— Подождите, — сказал он и вышел, заперев за собой дверь.

Настроение мое немного улучшилось. Он был очень молод и, может быть, обратит внимание на мои слова, и тогда мне удастся убедить его, что я говорю правду. Но как быть с другими?

Прошли долгих десять минут, прежде чем юноша вернулся. Я слышала, как он шел по галерее, поднимался по ступенькам в мансарду. Он открыл дверь и вошел с подносом, на котором стояла чашка с овсяной кашей.

— Вот, съешьте это, — сказал он. Я взяла поднос. Меня мучил зверский голод, и еда никогда не пахла так вкусно.

Когда я все съела, юноша сказал:

— Теперь, когда вам лучше… теперь вы будете говорить?

— Я чувствую себя лучше, — ответила я, — и хочу говорить, но не могу сказать вам того, что вы хотите услышать просто потому, что я не знаю этого.

— Вы хорошая шпионка, — сказал он почти восхищенно, — но в конце концов сдадитесь.

— Сколько вы собираетесь держать меня здесь? Он пожал плечами.

— Это зависит от многого.

Я сидела на кровати; он сел в кресло и стал внимательно изучать меня.

— Когда вы родились? — спросил он.

— В феврале тысяча семьсот второго года.

— Я родился в ноябре тысяча семьсот первого года, то есть я чуть старше вас.

— Всего на три месяца.

— Три месяца могут значить очень много. Теперь я ваш тюремщик до тех пор, пока не вернутся мужчины.

— Вернутся? Откуда?

Сердце мое забилось. Все казалось светлее с приходом в мансарду этого симпатичного юноши.

— Вы слышали ночью шум?

— Нет.

— Вероятно, здесь, наверху, не было слышно. Все спешно уехали. Скоро дело будет сделано. Верные горцы маршируют в Англию. Они призывают всех присоединиться к победной армии шотландцев. Они идут на Престон.

— Вы хотите сказать, что они вторглись в Англию? Значит, будет война?

— Все скоро кончится. Англичане отступают перед храбрыми горцами. Яков скоро будет здесь, чтобы предъявить свои права на трон.

— Вы преданный якобит?

— Конечно. Вас не правильно воспитали. Я все о вас знаю. Кое-что мне рассказали, об остальном я догадался. Они не знали, что с вами делать. Некоторые хотели убить вас.

— Убить меня! Они, наверно, с ума сошли.

— Они говорили, что это мой дядя сошел с ума, оставив вас в живых.

— Кто ваш дядя?

— Сэр Томас Френшоу.

— О, значит, вы его племянник. Он кивнул.

— Я живу здесь с ним. Он меня вырастил. К сожалению, я очень мало его вижу. Он храбрый и добрый человек.