Сестры-соперницы - Карр Филиппа. Страница 84
Мне очень хотелось бы избавиться от ощущения, что за мной постоянно следят. Это действовало мне на нервы. Говорят, у беременных женщин появляются странности. Может быть, со мной происходило именно это? Слишком часто поблизости от меня оказывалась Грейс, при любом случае подменявшая Маг, и она пыталась создать у меня впечатление, что мой случай не идет ни в какое сравнение с теми, с которыми ей приходилось иметь дело прежде, и требует особой заботы.
Часто меня тянуло в комнату Замка, где когда-то сидела и вышивала свой гобелен Маг дален. Посматривая на башенки замка, я вспоминала ночь, когда там показалось чье-то лицо. Зачем мне приходить сюда, если из-за того, что случилось здесь, я уже потеряла однажды ребенка? Это не должно повториться.
А что, если я вновь увижу лицо, глядящее на меня из-за зубцов стены? На этот раз я не перепугаюсь, а удостоверюсь в том, что это действительно лицо человека. Мне пришло в голову, что кто-то может жить в замке. Возможно, сам Джон Земляника, который сумел пробраться туда и стал использовать замок как штаб-квартиру для своих браконьерских вылазок. Это вполне возможно.
Кроме того, был случай, когда мы с Берсабой исследовали кухню и нашли этот странный шкаф и то, что за ним. Время от времени, заходя на кухню, я вспоминала о нем, но дверь была завешена тряпками и одеждой.
Я напомнила об этом Берсабе, однако она проявила полное отсутствие интереса.
— Это всего лишь шкаф, — сказала она. — Просто полезная вещь.
Может быть, она была права.
Сестра очень заботилась обо мне, и, надо признаться, это было приятно. Она не позволяла мне брать на руки маленького Лукаса, который, по ее мнению, был слишком тяжелым. Как и все остальные, она постоянно следила за мной и все время внушала мне необходимость вести себя осторожней. По вечерам Берсаба ходила на кухню и приносила мне кружку горячего молока. Обычно я отпивала совсем немного, а остальное оставляла возле кровати, чтобы допить позже, когда проснусь ночью, что случалось неоднократно. Я вообще-то всегда плохо засыпала, а теперь мне постоянно хотелось говорить о старых добрых временах в Тристан Прайори, в то время как Берсабе уже хотелось спать.
Однажды ночью я проснулась оттого, что мне послышалось, будто дверь комнаты тихо захлопнулась. Удивленная, я села в кровати и осмотрелась.
Луна была на ущербе, по небу ползли облака, и было довольно темно. Дверь была плотно закрыта. Я встала, открыла ее и выглянула в коридор. Может, это Берсаба приходила взглянуть на меня? Я подошла к Лавандовой комнате и тихонько открыла дверь. Похоже, она крепко спала, поэтому я вернулась к себе и легла в постель.
Очевидно, мне что-то приснилось.
Я лежала и уговаривала сама себя. Это все из-за их слежки, из-за их заботы обо мне. Неужели всех женщин, ждущих ребенка, окружают таким назойливым вниманием? Конечно, нет. Это вообще-то весьма заурядное событие.
Взяв кружку с молоком, я поднесла ее к губам. И тут мне расхотелось пить молоко. Оно давно остыло и вряд ли помогло бы мне уснуть. Кроме того, оно мне надоело.
Я пыталась убаюкать себя, думая о ребенке и о том, как завтра я начну шить для него разные вещицы. Меня всегда успокаивала работа с иглой.
Воспоминание о том, с каким энтузиазмом отнеслась к шитью Берсаба, вызвало у меня улыбку. Раньше она терпеть не могла все это рукоделие. Помню, какие жуткие получались у нее вышивки, как мне приходилось все пороть и переделывать за нее! И как чудесно было то, что она рядом со мной. Она никогда не забывала принести мне горячее молоко, и хотя оно давно мне надоело, я не решалась отказываться: она с таким удовольствием это делала и так верила в то, что оно мне помогает.
Берсаба в роли няньки! Это было трогательно и забавно.
Никогда не забуду, как она отмеряла мне дозу сонного снадобья и следила за тем, чтобы я выпила его до конца. А теперь — горячее молоко.
Я позволила ей принести его, оно стояло у моего изголовья просто так, на всякий случай, если она вдруг зайдет. А утром я, как обычно, вылью его за окно.
Однажды к нам заехала группа «кавалеров». Они устали и хотели есть. Мы накормили их и оставили ночевать. По их словам, они некоторое время служили под началом генерала Толуорти. О ходе войны они могли рассказать очень немногое, поскольку в этом трудно было разобраться. В одних местах они терпели поражения, в других — одерживали победы, но чувствовалось, что особого воодушевления они не испытывают. Берсаба спросила, не доводилось ли им встречаться с генералом, однако, они ответили отрицательно. Он сражался под Марстон-Муром, а о дальнейшей его судьбе они не знали, ибо все войска оказались рассеянными. Задерживаться здесь они не могли, для них это посещение было лишь краткой передышкой.
— Это опасно для вас, — предостерегали они. — Если сейчас нагрянут враги и найдут нас, они разрушат ваш дом.
— Они могут сделать это и в ваше отсутствие, — раздраженно бросила Берсаба.
— Будем надеяться, что «круглоголовые» отнесутся снисходительно к беззащитным женщинам, — ответили гости. — Ведь они считают себя Божьими людьми.
— Они снисходительны лишь к собственным идеям, — ответила Берсаба, и я была вынуждена пояснить:
— Дом моей сестры разрушен, ее муж, его сестра и слуги убиты, а она лишь по счастливой случайности избежала смерти.
Берсаба парировала:
— Точно так же, как ее избежали все остальные из нас. Я хочу знать не кто побеждает, а когда эта идиотская война кончится.
«Кавалеры» ушли, и вновь дни потянулись монотонной вереницей. Мы шили, гуляли, играли с детьми; просто не верилось, что где-то рядом идут бои, в которых люди убивают друг друга за свои убеждения.
Пришел октябрь. Джессон отправился в Лондон, чтобы пополнить запасы провизии, и по возвращении рассказал, что силы парламентаристов, кажется, близки к успеху. В основном это объяснялось действиями генерала Фэйрфакса и Оливера Кромвеля. Кромвель создавал армию нового типа. Он обучал солдат, хорошо им платил, а главное — установил железную дисциплину. Он постоянно взывал к их совести, внушал им мысль, что они бьются за правое дело, за уничтожение рабства и что Бог на их стороне. С таким союзником они были обречены на успех.
После этого обращения мы долго говорили о Ричарде, гадая, что могло случиться с ним.
— Я бы многое отдала, чтобы узнать что-нибудь о нем, — сказала я.
— А я — за то, чтобы он вернулся, — быстро ответила Берсаба.
Но ничего не происходило. Шли недели. Дни были долгими и однообразными, наполненными ощущением угрозы.
Мало-помалу у меня начали проявляться внешние признаки беременности, и я радовалась тому, что половина срока уже миновала. Занимаясь шитьем в комнате Замка, я была почти счастлива. Там я легко забывала об опасностях окружающего мира и тешилась иллюзией, что я — обычная женщина, ожидающая рождения своего первого ребенка.
Но трудно было забыть о том, что в любой день сюда могут ворваться солдаты. Это был дом роялиста, одного из самых верных генералов короля, и нам пришлось бы плохо, если бы сюда явились люди Кромвеля.
Все домашние постоянно следили за мной. Я часто замечала, как миссис Черри озабоченно смотрит на меня. Так же вели себя Мэг и Грейс.
— С вами все в порядке, госпожа?
— Да, конечно. А что, я плохо выгляжу?
— Знаете, госпожа, не лучше ли вам отдохнуть?
Я старалась спрятаться от их внимательных глаз. Во всех них было что-то странное… даже в Берсабе. Иногда она вела себя чересчур осторожно. Она не захотела обсуждать со мной тему замка, резко потребовав, чтобы я выбросила это из головы. Иногда ей хотелось говорить о Ричарде, а иногда она резко меняла тему разговора.
Все это тревожило меня, и все чаще я искала убежища в комнате Замка.
Сильное влияние на меня стала оказывать домашняя церковь. Я уже привыкла заходить туда. Усевшись на скамью, я размышляла о поколениях семьи Толуорти, молившихся здесь в более счастливые времена, и гадала, приходила ли сюда Магдален молиться о благополучном разрешении от бремени.